Здравствуйте, меня зовут Харван-Ша, что значит «Запах Пиона». Живу я в Черном городе, на дне Великой Страны Белотравья, что По-Ту-Сторону Гранитной Пустыни. Там, под темно-синим куполом листвы, жила я, со своими любимыми сестрами. Не то чтобы радостно жила, но и особо не горевала: некогда было, вся в трудах, аки житель Небесного города. И не думала я, что творится над моей головой, или под моими ногаими, или, черт подери, вокруг меня! О, как я была глупа вчера… нет, позавчера – а, в общем-то, миллион дней назад! Я хорошо помню тот день, когда изменилась моя жизнь – надо же, это было позавчера, а все помню, как сейчас!
В то утро запах тревоги ворвался в нашу коморку, и, конечно же, сразу разбудил всех. И мы лежали вповалку, согревая друга теплом своих тел, и поначалу пробуждение вызвало небольшую сумятицу, и давку – в конце концов определившись де чья нога, и кто на ком лежит, мы, одна за другой потянулись к длинной подземной улице, ведущий от поверхности к самому дворцу. Старухи уже распробовали тревожный запах, и принялись растолковывать его нам, «неразумным девкам»: оказывается, по гранитной пустыне марширует колонна амазонок….
Амазонки! Только однажды мне довелось увидеть одно из этих страшилищ – дохлую, суставчатую тушу по неопытности притащили в наш город девчонки-добытчицы. Несчастных дурочек казнили на месте, а страшный труп оттащили подальше, и засыпали соляными кристаллами – чтобы никто не заразился страшным чужеродным запахом.
Мне не позволили ощупать амазонку – одно лишь прикосновение к ее усикам означало бы для меня верную гибель – я лишь посмотрела на нее издалека, и тут же отвернулась – таким страшным мне показалось это скорченное тело, с длинными, крючковатыми лапами и длинными, похожими на сабли жвалами, торчащими из огромной, панцирной башки.
Мы все шли под гулкими сводами Главной улицы, а под нашими ногами сновали коротконогие строительницы – мы их в шутку называли хушуд-ша – «Запах Земли».
Впереди нашей колонны вышагивала старая матрона, в и темной, с пурпурными прожилками броне. Звали ее Туру-Ша, что значит «Запах Меда». Во время последней медовой войны она первой ворвалась в Небесный Город, покрыв себя славой и шрамами. Говорят, с тех пор на ее груди остались незаживающие зеленые полосы. На ногах ее тусклыми серыми стрелками проступали следы от челюстей кровожадных мирмиков – они нападали на нас скопом и раздирали на части.
Туру-Ша бесцеремонно отшвыривала, подвернувшихся под ноги хушуд-ша, то и дело пробегаясь по нашим рядам: не отстал ли кто? Не забоялся?
- Харван-Ша – сказала она мне строго – ты боишься? Твои суставы стучат… трусиха! Не баба, а прямо мужик какой-то….
- Извини! – я втянула голову поближе к нагрудному панцирю, чтобы разгневанная матрона ее не откусила – но ты мне скажи, зачем мы с ними воюем….
- Так велит Мать… – удивилась воеводша – или тебе этого мало?
- Почему амазонки на нас нападают?
-Потому что их женщины могут только воевать – был раздраженный ответ – ты видела их… они так уродливы, и не скрывают свою ущербность. Чтобы не передохнуть с голоду они воруют наших детей, и превращают их в своих рабов….
- Но как?
- У них есть особый запах… опасный запах. Единожды попробовав его, ты уже никогда не станешь прежней. Ты будешь покорной рабыней, строительницей, и кормилицей, и всю жизнь ты проработаешь на этих сволочей… лишь бы они опять дали тебе этот запах.
А вокруг, между тем образовался затор. Бравые бойчихи чуть не перегрызли друг дружку, у самого выхода в Купол. А я плелась, как дура, и ничего вокруг не замечала. Меня пихали и кусали разъяренные сестры, а я ползла, как неповоротливый мирмик, и все думала о том, неведомом Запахе….
Гранитная пустыня начиналась с крутого утеса, сразу за ярко-синими колоннами одуванчиков. Здесь был предел Белотравья и всего ведомого мне мира. К Востоку от этого места возвышались бурые купола молодых Городов, а к северу лежала плоская, заросшая лесами равнина, в которых в непрерывной вражде друг с другом жили воинственные мирмики, и пастухи-лязиусы Отсюда, с вершины нашего купола в зарослях невозможно было что-либо разобрать, но я помнила – не прошло и четырнадцати дней с тех пор! – помнила узловатые стволы муравы-травы, и уродливые городки полудиких лязиусов. Там пахло страхом и кровью, и я почти позабыла аромат преющего на солнце родного купола.
Я стояла на вершине, задрав брюшко, а рядом со мной покачивались на тонких ножках еще шесть моих сестер. Добрая сотня наших подруг тем временем, поднималась по пологому склону.
Но вот, на вершине Плиты показалась колючая тень. Перевалив тяжелую голову через острый край, амазонка осторожно ощупала шершавую поверхность гранита. За первой тенью появилась вторая, такая же громоздкая и рогатая….
«Помоги мне, Великая Мать» – сказала я себе, чувствуя нарастающий в брюшке жар – это начала выделяться липкая кислота….
Мои сестры ринулись наверх – те, что шли впереди тут же погибли изрубленные хитиновыми саблями в клочья. Запахло медью – это лилась из изуродованных тел наша, муравьиная кровь.
Амазонок было немного – всего около сотни. Но каждая из них была впятеро больше богатырши Харван-Ша. Они с легкостью врезались в наш строй, и спустя всего несколько мгновений бой кипел уже возле самого купола. Сестры давили, душили, рвали в клочья врагов-исполинов. Я видела, как Харван – Ша перегрызла горло одному из чудовищ, а второму откусила три лапы и повалила на землю. Хушуд-ша, жалкие, маленькие хушуд-ша гроздями повисали на суставчатых лапах врагов, и массой своей душили.
Я стояла, теребя жвалами от удивление. Это был недолгий, но страшный и удивительный бой – когда первые амазонки вскарабкались на купол, я не сразу сообразила, что нужно стрелять. Увидев перед собой безобразную, почти безглазую морду амазонки, я отшатнулась, как кузнечик прыгнула, и уже не соображая ничего, метнулась к этой голове, и вцепилась жвалами в ярко-рыжий усик, раскачивавшийся перед страшными челюстями….
Это продолжалось лишь мгновение. Наши усики соприкоснулись, и ослепительная вспышка небывалого восторга захлестнула меня. Я лежала, скорчившись на колючей подстилке, словно дохлая, и вместе с тем парила в невообразимо-бездонной пропасти небес…. Земли подо мною не было, только проплывали где-то внизу розоватые облака, ветер щекотал мою чешуйчатую кожу. Вся прошлая жизнь показалась мне досадным заблуждением, а грядущая – нескончаемым блаженством…. Не было ни страха не усталости, только небо, вечное и мудрое, как Великая Мать….
А потом все закончилось. Меня несли, бережно зажав в огромных серповидных жалах. Справа и слева от меня, в таких же диковинных колыбелях покачивались яйца и личинки – мои новые сестры, те с кем я разделю эту новую жизнь, и этот запах… Запах Неба….
ответить