Не солгу и на мизинец,
я – не финт ушами,
но сегодня – аргентинец
я, – не лягушатник.
Тут не Месси, а мессия,
не Мбапе, а бомба.
Если будет там Россия –
расскажу подробно.))
Слово
зажгло лучину,
Слово
Затмило тьму.
Слово
всему причина,
Слово
финал всему.
Слово
мосты мостило,
Слово
будило бред.
Слово
в начале было,
Слово
сошло на нет.
Слово -
души затишье,
Слово -
сердечный стук…
Слово,
тебя не слышу,
Словно
замкнулся круг.
Позолотило тротуары
к прощальной встрече бабье лето,
сентябрь сжигает мемуары,
бросая в пламя бересклета.
Осенней грустью занедужит
сегодня бесконечный вечер,
боярышник считает лужи,
накинув красный плащ на плечи.
И что в душе пошло на убыль,
никто из нас не даст ответа,
а у рябин припухли губы
от долгих поцелуев ветра.
И не вернуть того, кто ближе
ни плачем, ни мольбой у свечки...
в безлюдном сквере клёнам рыжим
берёзы отдают сердечки.
Валерий Мазманян
Проседает свинцовое небо,
растекается над мостовой,
и ворона над коркою хлеба
как старуха трясет головой.
Пробежали девчонки, мелькнули
ножки, зонтик, такси пронеслось.
Дождевые прозрачные пули
прошивают мне сердце насквозь.
Кто прошел, кто остался, кто не был,
кто-то так и стоит у моста,
этот город, мосты, это небо -
все уносят в себе навсегда.
Безнадежно круги нарезает
где-то в тучах луна-светлячок,
я ныряю в вороний зрачок,
за луной? Может быть, я не знаю.
Что останется после меня? Вымытая тарелка?
Будильник, поставленный на 6.50?
Жизнь – это вынужденная аренда
у атеистов, святых и бесят.
Живу. Не жалею, не жалую, тех кто плачет.
Не зову – ни в гости, ни из гостей.
Собственно, я и жив на сдачу
уже заплативших за это людей.
Жизнь! Ты прекрасна для всех, кто живы.
Для тех, кого нет уже, ты – ничто.
Все капиталы мы в смерть вложили.
Всех пронзает ее сквознячком.
И константа – не жизнь, наверно,
смерть – хозяйка твоя, босяк!
Что останется после меня?
Вымытая тарелка…
Будильник, поставленный на 6.50…
Ничего хорошего
В зябком ноябре.
Словно гость непрошенный,
Мнусь я у дверей.
Выпала нелегкая
Маяться стезя.
Наверху – нелетная.
На Земле – нельзя.
Непутевый пасынок,
Выгнанный взашей...
То ли в небе пасмурно,
То ли на душе.
Смотри, как барабанит дождь,
и на скамейке книга.
Учебник? Да, вот текст, чертеж...
Какой-то забулдыга
поднял ее и стал листать
промокшие страницы
и, поминая чью-то мать,
разглядывать таблицы.
Рукой водил, вздыхал слегка,
пришептывая что-то...
Ожил учебник, ведь читал
его хотя бы кто-то.
В завесе струй промокший двор
проглядывает смутно...
Мы тоже живы до тех пор
пока нужны кому-то.