Роза
Роза с каждым днём всё выше поднимала туго сжатые облака лепестков с гордым сознанием силы своей красоты. Она была счастлива. Впрочем, юный возраст всегда гордится отличиями от остального мира. Не чрезмерными, естественно. А в оранжерее, где благоухали толпы сестёр-близнецов, отличий больших, чем микроскопические, просто быть не могло, поскольку счастьем там распоряжается Его Величество Стандарт... Впрочем, если Розе и убавляла гордости всеобщая одинаковость, то совсем чуть-чуть... Только когда цветы отправились в самостоятельную жизнь, к ним пришло иное понимание счастья: как можно более точное выполнение той ответственной миссии, ради которой они появились на свет.
Тесная компания постепенно таяла. Цветы уходили в разные места, но с одной и тою же целью – помогать: праздновать ли, просить ли прощения, объясняться ли в любви, прощаться ли навеки... Роза вздрогнула, вспомнив, как опытные хозяйские руки быстро и бережно избрали восемнадцать белоснежных красавиц, вскоре оставленных на чёрной заплате земли, словно награду для безумно танцующей вьюги... Роза сострадала, но за себя не боялась. Ведь только люди бродят неведомыми путями, цветы же умеют читать сам воздух, наполняя его ароматом. Роза знала, что ей, единственной из всего выводка, дана счастливая судьба: её минует увядание, не будет смерти от старости, и от неё даже родятся дети. Стебель и листья ещё крепче прижались друг к другу, оберегая зелёную почку, где притаилась будущая малышка, ожидающая тёплого, светлого купола майонезной банки. Почти так же ампутированный материнский черенок дал жизнь самой Розе. Правда, без майонезной банки. Голландия – торжество технического прогресса цветочной индустрии...
Могла ли Роза предполагать, что так далеко от её сытой родины тоже существует разнообразная жизнь?..
Жизнь чаще всего трудная и потому – не красоты ради. Так здешние цветы думают. Но ошибаются. Ведь эстетический голод куда сильнее физического, и в сибирских снегах красоты родится больше, чем возможно не заметить, даже если эта красота по большей части – внутренняя. О каком внешнем качестве говорить, если здесь мало чем помогают даже розам! Цветы не знают стандарта, и количество их отнюдь не голландское. Зато получаются настоящими форма, запах и цвет. Здесь торжествует природа, а не порода... Роза охотно уступила бы любой из своих местных родственниц полученное от судьбы будущее, уступила бы как более достойной – выстраданное, уступила бы, если бы могла...
Стоя на витрине, Роза успела вспомнить всю свою недолгую жизнь, слегка пофилософствовать, и, наконец, заметила, что стоит уже в одиночестве среди красных и розовых, бордовых и пурпурных голов. Чистая королева: ни тени румянца на девственно-крепком сложении лепестков...
«За тобой идут», – окатила Розу холодная волна воздуха, пропитанная тревогой. Роза впервые по-настоящему испугалась. Что это – сбой в программе судьбы?.. Ведь это не тот, кого она ожидала всем сердцем своего бутона, это посторонний, это случайный кто-то!
- Среди современного торгашества встречаются-таки приятные моменты... – низкий, грудной голос вошедшей дамы чуть хрипл, но интонация приятна искренностью. – Ишь, какой голосистый колокольчик повесили.
Взгляд дамы ласково погладил стайку гвоздик в корзине, почти равнодушно скользнул по разноцветным шарикам хризантем, удивлённо споткнувшись на ярко-рыжих, и с долгожданным наслаждением остановился на розах.
- Ох... – она восхищённо помолчала. – Хочу три розы. Нет, пять. Розовых?! Да нет же, белых, конечно. Как – нет?! Ничего себе. Вот и верь теперь голландскому изобилию. Так ты, значит, осталась одна? – раздумчиво обратилась дама к Розе. – А что, это даже очень символично. Иди сюда.
Хозяйские руки засуетились, предлагая различные композиции из трёх, пяти, семи красавиц, но – розовых, но – красных, но – (тьфу-тьфу!) чёрных каких-то с оттенком фиолета...
- Не нужно, – дама ласково пресекла дальнейшие попытки хозяйских рук. – Я хочу вот эту. Одну.
Тем временем новые знания, из которых соткано пространство над людьми, потрясли Розу буквально до обморока. Едва придя в себя, она принялась торопить даму, шевеля зелёными рукавами: «Скорее, скорее – уже безобразно шуршит в его кармане свидетельство о расторжении брака; скорее, скорее – уже ядовито плещется в стакане вонючая креплёная жидкость; скорее, скорее – уже надломлена на утренней репетиции круглоголовая меткая палочка, а другая в сердцах заброшена далеко в зрительский зал; скорее, скорее – опоздание моё непоправимо!»
Роза была готова погибнуть немедля, только бы её поняли. Пусть не видно лица под слоями серой обёрточной бумаги, дама ведь не глуха, почему же не слышит?..
Дама ничего не ответила, но послушно заспешила, оторвавшись от созерцания цветов, и колокольчик проводил её звоном, точно малиновые искры по снежным кристаллам рассыпался его голос, заглушая сумеречное звучание городского шума.
Можно было бы подождать троллейбуса, но дама решается на второй сегодня широкий жест и подзывает такси.
«Один раз живём...» – говорит она Розе.
А Розе обёрточная бумага не помеха, она прекрасно слышит даже сквозь толстые стены и даже то, что вообще не сказано: что дама слишком легко одета, что шубу дамы позапрошлым летом напрочь почикала моль, а демисезонное пальто от сибирского января защищает слабо, что на зимнее пальто накопить не получается, что учителям платят мало, несмотря на то, что только на каникулах и бывает немного свободного времени для души... И ещё: что планы на завтра писать не надо, что не ждут сегодня тетрадки с детскими сочинениями, что можно ужинать как угодно поздно, потому что рано не вставать, и что сейчас, на рождественском концерте, посещаемом ежегодно, наверняка легко забудется всё вышеперечисленное...
- Дама, вы просто эгоистка! – прервала Роза, в отчаянии закрывая слух. – Нельзя же постоянно думать только о себе! Сосредоточьтесь, почувствуйте, догадайтесь! Я-то, я-то вам для чего?
- А тебя, моя дорогая, я подарю своему бывшему другу, – ответила ей дама, – потому что, во-первых, это будет ему приятно и мне будет приятно, потому что ему приятно, а во-вторых, это потому, что после такого признания со стороны публики концертное начальство, может быть, оценит мастерство моего друга по достоинству.
- Значит, вы меня всё-таки слышите! – встрепенулась Роза. – Тогда скорее назад и – по другой улице!
Дама никак не отреагировала: и вслух промолчала, и мысли свои не продолжила.
Никто никого не слышит. Роза опять затосковала: неужели никто ему не поможет?..
- Господи, – вздохнула дама, – ну отчего же на сердце такая тяжесть? Ведь хороший должен быть вечер...
- Что-то случилось на дороге, – сказал шофёр, прижимая автомобиль к обочине, – гололёд, метель – на каждом перекрёстке аварии.
Он накинул на голову капюшон куртки и выскочил узнать, что там случилось. Дама беспокойно оглядывалась, думала о дорожных происшествиях и Розу не слушала. А Роза кричала ей во весь голос: «Скорее, скорее – уже слова капнули, как кровь, на лепесток последней записки; скорее, скорее – уже проверена перекладина самодельного турника над дверным проёмом; скорее, скорее – уже найден обрывок резинового шнура от детской скакалки; скорее, скорее – я едва успею, если вы – немедленно, если вы – бегом изо всех сил!»
Пока Роза кричала, а дама не слушала, вернулся шофёр. Оказывается, просто троллейбус встал поперёк движения – сломался. На дороге – пробка из множества машин, а так – ничего страшного, никто не погиб.
- Ну, слава Богу, – сказала дама. – Придётся в объезд пробираться. Если можно, не по соседней улице, а ещё через две, хорошо?
- Там даже удобнее, – согласился шофёр.
Роза снова затрепетала, хотя так мало надежды остановить этих людей в нужном месте и не опоздать.
- Раньше я жила вон в том доме, а мой одноклассник, который сегодня концертирует, живёт точно напротив, через проспект, на первом этаже. Видите, у него свет горит, – сообщила дама и вдруг удивилась: – А почему горит, забыл, что ли, выключить? Он ведь должен быть уже в филармонии. Говорят, он остался совсем один. Что такое сегодня – музыкант? Жена забрала детей и... побогаче нашла, она красивая... Значит, врут, что один, – дама почему-то не обрадовалась. – Или не совсем врут. Полгода прошло, человек талантливый, хотя попивает, правда... А кто же не пьёт нынче, Господи?..
- Вот и проехали! – крикнула даме Роза, готовая увянуть от горя. – А всё ваша болтовня, лишь бы посплетничать! – и тут Роза взмолилась неведомо кому: – Помогите! Спасите наши души!
- Так вы говорите, у него концерт сегодня? – переспросил шофёр. – Значит, опять не повезло мужику с женщиной.
- Почему вы так решили? – удручённо спросила дама.
- Моя жена с утра бы сидела в зале, где я вечером выступаю.
- Вы правы, – согласилась дама. – Я бы тоже сидела.
- Вернёмся, пока не поздно, пока не очень далеко! – продолжала молить Роза, – услышьте же меня хоть кто-нибудь!
Автомобиль услышал и зажёг красную лампочку.
- Оба-на! – изумился шофёр и тоном полным извинения пояснил: – Бензин кончается... Странно... На заправку успеем?
- Ещё почти сорок минут.
- Тогда обратно, – он засмеялся: – Вот накатались: шаг вперёд, два шага назад, как у Ленина.
Бензин иссяк точно напротив освещённого знакомого окна с ещё более знакомым силуэтом профиля на замёрзшем стекле.
- Ишь, задумался! – возмутилась дама, – И о чём думает? Ведь прибежит опять в последнюю минуту, ещё бы администрация его не обижала! Узнаю его, как всегда... Двоечник! Хоть бы галстук не забыл надеть!
- Пойди, отличница, поторопи артиста, вместе и доедете, – снова засмеялся водитель, – А я до заправки с канистрой сбегаю, тут буквально за углом.
Розу оставили в машине, но она услышала и увидела, что, когда прозвенел электрический колокольчик (нота «ми», отметила Роза, точно как в цветочном магазине), и когда дама вошла в незапертую дверь, петля была уже сочинена. Очень простая – галстучная. Но дама заставила вместо резиновой удавки прицепить парчовую «бабочку»... Вот как! Его, оказывается, помнят. Его, оказывается, ищут. Его, оказывается, ждут. Он нужен! Вот так всегда точка превращается в запятую, и нужно продолжать.
Человек, сочинивший петлю, медлил уже давно, сам не зная почему. Наверное, Роза издалека влияла. С утра он долго и прилежно утюжил концертный фрак, хотя на концерт не собирался. Потом мылся под душем так тщательно, будто пытался соскоблить с себя оставшийся тонкий налёт желаний. И, наконец, просто задумался обо всём этом и о многом другом. Не раздумать задумался, а так – напоследок, может, забыл чего. И ещё – ждал какого-нибудь знака извне. По правде сказать, уверен был, что дождётся. И дождался. Хотя новогодний подарок несколько припоздал и свободно мог вообще не успеть... Сюрприз: помимо чисто местной, нестандартной красоты с широковатыми скулами, мощным торсом и кривоватыми ножками весь облик старинной подруги источал красоту вечную, непередаваемую – это была любовь, конечно...
А как же Роза?
С Розой всё случилось так, как ей пообещала судьба.
Сначала она восхищала классической красотой любителей симфонической музыки, убаюканная на руках дамы, а затем всё второе отделение концерта танцевала на большом барабане, принимая аплодисменты. И ни один цветок на свете не был более счастлив, даже из удостоенных той же чести...
В этот же вечер ей укоротили ногу и дали жизнь дочери. Вырос пышный, вьющийся куст с мелковатыми, но по-сибирски хорошенькими цветками. «Опять ползуниха!» – подшучивала дама.
И по сей день все входящие совершают определённый ритуал: пальцы их легко касаются тела повешенной Розы, словно испрашивая разрешения войти. Роза позволяет, легко отодвигаясь в сторону.
Она и теперь прекрасна: лёгкий стан крепко держит резиновая петля, царственная голова обильно спрыснута лаком для волос, для Розы склеен из толстого и прозрачного, как хрусталь, целлофана маленький, уютный гробик... Сравнятся ли с этим великолепием все мавзолеи мира?..
Никто не знает, что она с радостью приняла смерть за другого, и потому всё ещё живёт – по праву, оговоренному судьбой. Зато вошедшим обязательно рассказывают, что Роза эта – вовсе не растение, а заколдованная оболочка, которая однажды рождественским вечером под таинственный звон колокольчика выпустила на волю ангела.