Деревья шепчутся о чем-то о своем
Для тех, кому ночами не здоровится
Аллея разольется соловьем
Прохожий остановится
И высоко приветствует луна
И клен, мой конь, ласкаясь, наклоняется
И жизнь, казалось бы, допитая до дна
До края наполняется
с утра непруха. Жизнь – она не поле,
что ночью подвернулось на пути.
опохмелюсь сейчас и всё, довольно,
пойду к жене, с очередным – Прости.
жена ушла. Дала мне, стерва – волю,
сказала странно как-то: – «Бог простит»
ну, ей же хуже. Вновь стакан наполню
и выпью махом, что бы ни грустить
пусть катится, подумаешь царевна,
я дюжину таких себе найду,
вот подлечу сейчас немного нервы
и ей назло – другую приведу
ещё грамм двести можно выпить смело,
и вот, ей-богу, больше – ни гугу,
так думаю: – от баб одни проблемы,
я и без жён неплохо жить смогу
глянь, чёрт..зелёный.. подмигнул.. во рыло:
"ещё по двести, иль ужо слабо?"
ему сурово: "Ты поговори мне!
Давай по двести и раз пять по сто!"
чёрт тоже смылся.. Испугался, видно,
от доз таких – стать русским мужиком
пусть катится.. но вот, слегка обидно
пить в одиночестве за вытертым столом...
Эй, вы, на палубе! Замену мне скорее!
Уходит в воду линия надежды!
И я парю над вами без одежды –
Мои отрепья флагами на рее!
Высматривал я берег. Разгибая спину,
Под солнцем оставлял лоскутья кожи.
И если взор земли найти не может,
Устам мечту, как воду, не поднимут.
И в духоте ночной, как ярость мира тленной,
Я падал вниз на палубное пекло.
И пляской смерти, что в глазах поблекла,
Меня качало на руках Вселенной…
Самолет летит, стюардесса плывёт.
Зачарованно смотрит народ.
«Наш самолет пролетает на высоте…»
Есть спасение в красоте.
Полуулыбка, полусерьезный взгляд.
Облака за бортом горят.
На сервировочном столике бокалы горят:
Это вино, это виски, а это яд.
За иллюминатором мать развешивает бельё,
Отец готовит омлет.
Стюардесса в бокалы еще нальёт,
Сохранит, оградит от бед.
Пролетая на немыслимой высоте,
Где никто никогда и нигде,
Мы увидим за стёклами летящий свет,
Рядом с нами летящий свет.
Копытом об копыто!
Снова в степь!
Простор! Ветра!
Степные кобылицы!
Come back in love!
Ну, как тут не влюбиться?
I want You, darling!
Я! Хочу! Тебя!
Вперед! Again!
Пока хребта
Нам не сломали волки!
И жеребцом слывешь пока!
Once more! Repeat!
Огонь слепит глаза!
Лишь ржанье нежное
Подруги и дыханье!
Но не сули ей
нового свиданья!
Не обещай!
И всё зачтется!
За!
Этот город сомлел от жары,
вот и ползает сонною мухой
посреди деревень мошкары,
поражённых желтухой.
Путь наощупь короче, чем глаз
изощряясь, по зною проложит,
но не мимо пивнушки мой галс.
Сей закон непреложен.
Мне тоска заповедных глубин
говорит через льдинки сосуда -
ты поплачь, невезунчик любви.
Я могу, но не буду.
Я жару и тоску пережду,
в декабре над июлем глумясь, я
всех озябших предупрежу
о цикличности счастья.
В кармане пиджака лежит рука.
На небе полыхают облака.
Я пиво пью. Иду издалека.
Комарик ли, журавлик – всё равно.
Я был в кино. Паршивое кино.
Пускай хоть пиво. Но оно одно.
Я вышел вон, не узнанный никем.
Я был никем, а стал почти ничем.
Я окунаюсь в пустоту проблем.
Горит фонарик тихо надо мной.
К столбу я прислоняюсь головой.
Прошу, не гасни, погоди, постой.
