Узкая лента курящей, сморкающейся и галдящей толпы
Заканчивалась мной.
У меня вышли все сигареты, сопли и галдеж;
Я впитывал в себя ветер.
Подошел высокий парень и встал сбоку от меня;
Дистанция между нами свернулась клубком
И я подозрительно скосил глаз;
Люди тут, наверно, сердечнее, чем фантазировал я;
Но все-таки вежливо сдулся ветром немного вбок;
Народ плодился и сгибался в бараний рог;
Налетел дождь, мы стояли и мокли рядом друг с другом;
Воистину единение душ!
Тут к бордюру причалило из водяных струй
Нужное мне желтое пятно;
Люди затолпились возле открытой двери;
Сунулся и я.
Но был вербально изуродован
Козлиным женским криком:
«Еб-п-о-го-гы-ты-ку-ну-ты-
-по-до-жди-еп-о-мать
-гы-го-га-В ОЧЕРЕДЬ!»
Я отшатнулся и выблевал обиду из души в карман ветру.
Потом вернулся к парню, чей образ
Был запятнан моими большими надеждами.
Узкая лента курящей, сморкающейся и галдящей толпы
Заканчивалось уже не мной.
Кто-то другой стоял на периферии
И соблюдал очередность.
Никого не боюсь – храм воздвигну над прахом.
У порога как волк – славу словь.
Отмолить у судьбы не удастся! Рубаху
как бинты – на горячую кровь.
И от мира сего отрекаясь подённо,
по ночам зверем выть на беду.
Не для мира сего кто в бессмертье рождённый...
Только что же в ином я найду?
Я так соскучился за Вами,
любовь моя, моя печаль,
что были бы, сбежали сами
за мною, в чувственную даль.
Я вашу рыжую головку
занежил бы, зацеловал,
так, чтоб запомнили Вы Вовку,
каким я быть-то опоздал.
Я так соскучился за тем, чтоб,
успев в распахнутых глазах
не утонуть,
в них сладко, нежно
истаивать холодный страх,
что всё закончится, всё схлынет,
что жизнь собой являет нам,
оставив паутинкой имя
скользить по высохшим губам.
Не верующий в Вас, мадонна,
я небесам за Вас молюсь –
не выбрать между мной и долгом,
пусть я ещё побуду, пусть…
Это лето
вдвое короче.
Дожди...
Ночи же
все до одной,
по минутам, помню...
Слово
не лезло в горло,
не было мочи,
так и промычал
сонно,
беспомощно
строчки
в состоянии
ню
Как-то,
выходил до ветру,
заодно,
на звезды пялясь,
у Бога спрашивал:
-Как жить?
Это ж уже мания...
Ответа нету.
Позже, потом,
клошар какой-то,
скалясь,
все бубнил и кивал:
- Мсье, мсье
поэтом быть,
это – наказание!...
Ехал в метро.
Плакал.
Вспомнилось
её имя...
Обожгло, чую –
кровь
выходит из берегов –
выскочить пришлось
на «Ле Аль».
Бог со всеми ними,
думаю,
брови хмурю,
не хватает, по правде,
только снегов...
Дома,
заметил,
погоду чувствуя,
бледнеют почему-то...
Гризайлью неба прочерченные.
Облака
тяжело плывут.
Зима не зима... Здесь
Лето Осень
до Весны напутствует:
- Так мол и так...
это – тому-то,
этим – встреча,
тому – река...
Новостей нет,
с работы на работу...
Один.
Живу пока...
Давайте поплачем о самом хорошем,
Давайте поплачем о самом забытом,
Пока ещё путь наш недозапорошен,
Отравлен бокал, но ещё не допит он...
Давайте поднимемся вверх по теченью,
Где мир неистрачен, несмят, неизведан,
Где пахнет травой и июлем вечерним,
Не предал где друг, и тобою не предан...
Как хочется звуков забытой свирели!
Как хочется – боже! – куда-то вернуться,
И навзничь упасть в этой вечной купели,
Счастливо уснуть – и уже не проснуться...
Часы отбивают ужасные даты,
Но мы отвернёмся – не так ли?
Не так ли?
Сосуд, что бездонным казался когда-то,
Пустеет
По капле...
По капле...
По капле...
Сосуд опустел, но ещё не разбит он,
Пока ещё сад не зарос, позаброшен,
Давайте поплачем о самом забытом,
Давайте поплачем о самом хорошем...