Arifis - электронный арт-журнал

- Ну ты даешь! – я от удивления даже рот открыла. Мой брат всегда умел выбирать необычные подарки. Но сегодня он вообще превзошел сам себя. – Телескоп на день рождения я меньше всего ожидала. Что я с ним делать-то буду??  

- Да ладно тебе, Ирка, на звезды смотреть будешь! – сказал он и тут же хитро подмигнул – или…..  

Что он имел ввиду под этим «или» я прекрасно понимала. В детстве мы с братом почти каждый вечер таскали у отца его бинокль и подглядывали за соседями. Нет, по началу все было прилично. По началу мы просто разглядывали листочки на деревьях, собачек в сквере и птичек на крыше.  

Кто первый из нас начал подглядывать в соседские окна, никто из нас вспомнить сейчас уже не мог. Я подозревала брата, а он – меня.  

Каждый вечер мы выключали свет, прятались за штору так, чтобы торчал только бинокль и с упоением наблюдали за чужой жизнью. Самыми интересными были окна четыре и пять на шестом этаже.  

Там жила молодая женщина, к которой приходили интересные гости, преимущественно мужчины, причем каждый раз разные. Кем она работала, или в ту пору, скорее подрабатывала, я догадалась намного позже, уже когда выросла.  

Гости ее меня интересовали мало, большими ими интересовался Алик, когда к ней кто-нибудь приходил, он выхватывал у меня бинокль и узурпировал его до тех пор пока она не задергивала окно. Меня же больше всего интересовали наряды Софи. Мы ее так прозвали – Софи, потому что она была чем-то похожа на Софи Марсо. Ну и потом, звать ее все время «эта тетка на шестом этаже» было как-то не очень удобно.  

Каких только нарядов у нее не было: разноцветные халатики, платья разных фасонов, модные джинсы, яркие майки. В ту пору, я такое видела только в зарубежных фильмах и могла только о них мечтать. В тайне я хотела быть на нее похожей. Мне казалось, что у нее очень интересная жизнь, раз у нее столько всяких нарядов. Разве может быть жизнь не интересной, когда у тебя столько джинсов и платьев?  

Когда Софи, подходила к окну, чтобы задернуть шторы, тот, кто в это время за ней наблюдал, кричал: «Шухер» и мы с визгом прятались за подоконник. Конечно, темнота и штора прятали нас достаточно хорошо. Но если продолжать наблюдать за ней, пока она задергивает штору, можно было поймать ее мимолетный взгляд, от которого оставалось ощущение, что тебя поймали за чем-то постыдным и сейчас придут жаловаться твоим родителям.  

За Софи мы наблюдали почти год. А потом она уехала. В один прекрасный вечер грузчики вынесли все ее вещи, мы увидели ее уже в том момент, когда она перед уходом, дергала рамы, проверяя, закрыты ли они или нет.  

Вскоре в ее квартиру въехала семья, похожая на нашу: мама, папа, сын и дочка, но наблюдать за ними было совершенно неинтересно. Они были настолько на нас так похожи, что у девочки даже была точно такая же кукла как у меня. Не удивлюсь, что и звала он ее так же как и я свою – Наташа, тогда было модно было звать кукол Наташами. Во всяком случае у всех моих подруг кукол именно так и звали.  

Потом мы и вовсе выросли, бинокль затерялся где-то на антресолях, а наши забавы мы с тех пор вспоминали со словами: «Вот найдем папин бинокль и обязательно повторим. Интересно же кто живет теперь в той квартире на шестом этаже». Но так ни разу за эти годы и не собрались это сделать.  

- Иди сюда! – брат уже установил телескоп, выключил свет и во всю смотрел на соседний дом.  

- Ну как?  

- Класс! Так все хорошо видно! Кажется, что рукой можно дотянуться. Хочешь посмотреть?  

- Конечно! В конце концов, это же мой подарок – сказала я и прильнула к телескопу. Видно было все и правда замечательно. Намного лучше чем из папиного бинокля. Я осмотрела все окна, но ничего особенно примечательного не нашла.  

- Тебе не кажется, что мы с тобой извращенцы? – выпустив колечко сигаретного дыма спросил Алик. – За соседями с таким энтузиазмом подглядываем…. Как это называется? Вуайеризм? Ты Ирка – вуайеристка!  

- Сам ты! Вауерист… тьфу ты вуайерист чертов! Я что просила мне телескоп что ли покупать? Сам подарил, между прочим!  

- Ну ладно, ладно! – он примирительно поднял руки. – Я же пошутил.  

- Я тоже. – я чмокнула его в щеку. – Спасибо тебе. Будет теперь чем заняться долгими зимними вечерами.  

- Только смотри, особо не увлекайся, а то вдруг вуайеризм не лечится.  

- Раньше надо было думать, а теперь сам подарил, сама и за лечение платить будешь.  

- Ну куда ж я денусь?! Но ты все равно не увлекайся. – он затушил сигарету. – Ну, ладно, Ир, мне пора. Дома жена, дети, ужин опять же. Ты ведь любимого брата даже чаем не напоишь.  

- Мне стыдно! Готова исправиться! Разрешите приступить к приготовлению ужина – я выпрямилась и щелкнула не существующими каблуками.  

- Да ладно, расслабься, я вообще к тебе на минутку забежал, только с днем рождения поздравить. Я и так уже задержался, обещал ведь Ляльке пораньше приехать.  

Брат уехал. Я занялась своими обычными вечерними делами. Соорудила себе ужин из бутербродов и молока, убрала вездесущую пыль и села смотреть телевизор. А телескоп так призывно поблескивал линзами, что я сдалась.  

Пятое окно на шестом этаже светилось. А за ним разгуливал Аполлон. Нет, Антонио Бандерас. Нет, Аполлон и Антонио Бандерас в одном лице. В шортах и с голым торсом. Я даже сначала решила что мне померещилось. Протерла глаза и обе линзы, на всякий случай. Снова посмотрела. Красавчик никуда исчезать не собирался. Он продолжал бесстыже разгуливать по комнате, демонстрируя мне свои мышцы.  

Потом взял в руки штангу. Мне даже пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы дыхание восстановить. Потом читал. Потом долго стоял, уперевшись лбом в окно и разговаривая по телефону. В это время, я как в детстве взвизгнула и спряталась под подоконником, чтобы он меня не заметил. Только несколько раз выглядывала, чтобы посмотреть отошел он от окна или нет.  

А потом он собрался и уехал. Я посмотрела на часы и ахнула. 2 часа ночи. Надо же было так увлечься! Легла спать, пообещав себе завтра убрать новую игрушку подальше, а то ведь так и проведу всю жизнь. Хотя наблюдать за Красавчиком – это получше любых сериалов.  

Утром, проспав как всегда, убрать телескоп не успела. Вечером меня потянуло к телескопу как магнитом. Я попыталась сопротивляться, но через полчаса уже сидела возле окна прильнув глазом к окуляру. В конце концов, после одного раза я извращенкой и вуайеристкой точно не стану. Во всяком случае не должна.  

У Красавчика были гости. Судя по жестикуляции, они смотрели какую-то спортивную игру. . Я пощелкала по каналам, и на одном из них и правда нашла футбол. Было очень весело смотреть, как они скакали и махали руками синхронно с телевизором. Легла спать в 3 часа.  

Наблюдать за Красавчиком было так интересно, что я на 2 недели забыла про все сериалы и ток-шоу. Но однажды устроившись у телескопа поудобнее, я обнаружила на его окнах плотную штору.  

Я обиделась, ведь я уже начала считать его другом и даже перестала прятаться под подоконник, когда он подходил к окну. А он?  

На следующий день на окнах по-прежнему висели шторы. Я несколько раз подходила к телескопу, но картина не менялась. Я обиженно решила убрать телескоп подальше и больше никогда о нем не вспоминать, взглянула на его окна последний раз. А там… там красовался большой лист бумаги и надпись:  

«Привет!»  

Мысль, что Красавчик оказался сумасшедшим и разговаривает с инопланетянами показалась мне дикой. Значит этот привет мне?  

Я поискала дома ручку и бумагу. Нашла маркеры и кусок обоев. Рассудила, что если этот привет, все-таки не мне, а инопланетянам, то он и не заметит ответ. А если мне… не стала загадывать.  

«Привет! Если это мне?»  

«Тебе!»  

В ответ я нарисовала смайлик.  

Через несколько минут в его окне появилась точно такая же рожица. Вот черт, значит что-то осмысленное писать придется мне. Интересно он давно заметил, что я за ним наблюдаю?  

«Извини»  

Решила я на всякий случай извиниться. Повинную голову ведь не секут?  

«Я в детстве тоже …» дальше было не разборчиво  

«ничего не видно»  

«я в детстве тоже подглядывал за соседями»  

«мне неловко».  

Пошла за вторым куском обоев. Хорошо, что после ремонта не выкинула.  

«не стоит»  

«спасибо»  

«ты красивая»  

О как! Он тоже за мной подглядывал? Я судорожно начала вспоминать ходила ли я по дому в неглиже и есть ли мне вообще чего стыдится.  

«Спасибо»  

«Пора спать?»  

Я взглянула на часы. 4 часа утра. Я же завтра не встану.  

«Да, завтра не встану»  

«спокойной ночи»  

Я вывела на последнем куске  

«спокойной ночи»  

Почистила зубы, переоделась. Взглянул последний раз на его окна.  

«До завтра!»  

Он написал до завтра?? До завтра??? Ура! Он написал до завтра!  

«Доброе утро!» Может начинать день с подглядывания за соседом – это хорошая привычка?  

«Доброе утро!» написала я в ответ. Только потому, что «Утро добрым не бывает» у меня не поместилось.  

Мы переписывались целую неделю. Я узнала, что зовут его Сергей. Ему 29 лет. Он дизайнер. А сегодня утром вместо, ставшего привычным «Доброе утро» (подозреваю, что каждое утро он вешал один и тот же лист, во всяком случае я делала именно так) он повесил лист с семью цифрами.  

Мысль, что это счет в швейцарском банке я отмела сразу. Телефон. Вот сейчас и позвоню. Прямо сейчас возьму и позвоню. Звоню.  

- Привет.  

- Привет.  

Откуда она появилась в нашей квартире доподлинно не известно. Просто однажды утром она обнаружилась в кухне. Курила сидя на нашем табурете и стряхивала пепел в любимую мамину чашку.  

Ради объективности стоит заметить, что квартира была не совсем наша. Квартира была коммунальная. Нам принадлежало 2 комнаты, а третья, с тех пор как мы сюда въехали стояла закрытая. Мы – это папа, мама, я и младший брат.  

Мы лелеяли мечту заполучить третью комнату и жить как короли в большой просторной трехкомнатной квартире. Мы с братом даже ругались, кому это комната достанется. Нам обоим казалось, что она намного просторнее той, что мы занимали с ним на пару. У нас была маленькая, тесная 9-ти метровая комната-пенал, куда с трудом влезли две кровати, шкаф и письменный стол.  

Папа с мамой ходили в ЖЭК, писали письма с просьбой предоставить нам эту комнату, но в ответ только «Комната приватизирована Корольковой Л.В.». Кто такая эта Королькова Л.В. выяснить нам так и не удалось. Счета оплачивались ею исправно, вот и все, что было о ней известно.  

Однажды папа даже собрался просто взломать запертую дверь и занять пустующую комнату:  

- Да вообще такая эта Королькова Л.В. – не на шутку разойдясь кричал он. – Может она уже давно на кладбище? А мы тут мучаемся.  

Тогда мама его отговорила, мы не одобряли этого ее поступка, но спорить не решились. Хотя иметь по собственной комнате ужасно хотелось. В тайне я была уверена, что достанется она мне, потому что я старшая, и к тому же девочка.  

Но про все эти планы пришлось забыть, когда на кухне обнаружилась она – Королькова Л.В.  

- А вы значит мои соседи? – томно поинтересовалась она и оглядела нас оценивающим взглядом.  

Мы все засмущались своего утреннего вида: потрепанные пижамы, всклокоченные волосы, помятые физиономии.  

- А простите кто? – поинтересовался папа. Он всегда быстро приходил в себя от удивления.  

- Люсинда Васильевна! Можно просто Люся, а вы, я так понимаю, глава всего этого – она указала на каждого из нас пальцем – семейства.  

- Дда. Григорий.  

Люсинда, хотела бы я знать, как родители умудрились так назвать свою дочь, затушила окурок в мамину чашку и встала:  

- Ну, что соседи! Теперь я буду жить с вами – с этими словами она вышла из кухни.  

Как только она скрылась из виду, мама ткнула отца кулаков в бок:  

- За что? – возмутился он.  

- А что ты на нее так пялился? – возмущенно зашипела мама. – Подумаешь сиськи…  

Грудь у Люсинды была знатная, в свои шестнадцать, я уже кое-что в этом понимала. Самой мне такой размер не светил, впрочем ни одна женщина нашей семьи никогда не отличалась выдающимися размерами этой части тела. Я отчаянно завидовала одноклассницам, потому что за парни за ними бегали, а меня только обзывали: плоскодонкой или еще обиднее доска-два-соска.  

- Да никуда я не пялился! – возмутился папа.  

Мама обиженно засопела, но не стала устраивать скандал, а начала готовить завтрак.  

- Почему ты у нее мою чашку не отобрал? – спросила она у отца, держа ту в руках. – Я что из нее теперь пить должна?  

Это была удивительная чашка, из голубого перламутрового фарфора. Она досталась маме от ее бабушки. Когда-то у чашки была пара, а возможно и целый сервис в придачу, но маме досталась только чашка и блюдце. Блюдце разбилось, когда я была совсем маленькая, и осталась одна чашка, которой мама очень дорожила.  

- И что? Мы теперь с ней всегда будем жить? – мама всплеснула руками и села на стул, который еще недавно занимала Люсинда.  

За пять лет, что мы провели в этой квартире, мы уже привыкли жить одни.  

- Тань, ну откуда я знаю?  

Все это время мы с братом притихшие и ошалевшие сидели в углу на стуле. Раньше мы никогда не жили в коммуналках, и даже когда переехали сюда, это была не совсем коммуналка, так как жили мы здесь одни. Я не могла представить, как это жить с чужим человеком. Пользоваться с ними одной ванной, туалетом, а как же холодильник? Она что будет класть свои продукты в наш холодильник??  

Пока я размышляла над этим, на пороге кухне появилась Люсинда. Она переоделась в домашний халат, если конечно, то что над ней было надето, можно назвать халатом. Шелковое нечто, розового цвета, подпоясанное тонким пояском. Нечто было очень коротким и едва прикрывало Люсиндину задницу.  

Увидев Люсинду в таком виде мама возмущенно охнула, брат тихонько присвистнул, папа открыл рот, а я просто замерла от восхищения. Мне тут же захотелось быть такой же как она: стройной, сексуальной красоткой с большой грудью. От осознания того, что я далека идеала я чуть не взвыла.  

Довольная произведенным эффектом Люсинда приняла максимально сексуальную позу, так что тонкий шелк обтянул грудь и лениво протянула:  

- Значит так соседушки. Будем теперь жить с вами вместе. Я одна, вас четверо, значит вы убираетесь 4 недели, а я одну, а потом снова вы . И чтобы не отлынивали. Сюда! – она ткнула в то место, где стояло папино любимое кресло. – Я поставлю холодильник. Так, что еще? – она задумчиво приложила указательный палец к губам. – Ах, да, надеюсь отныне есть вы будете у себя, а то я одна, а вас много. Не протолкнуться.  

И она ушла в свою комнату, на прощание:  

- Белье в ванной снимите, а то как в сарае ей-богу.  

- Надо отсюда переезжать! – твердо сказала мама. – Я с ней в одной квартире жить не буду.  

- Танюш, ну какой переезд? Куда? Наша квартира только строиться.  

Мы купили квартиру в долгострое. Сейчас только расчищали площадку под строительство. Обещали сдать дом через два года. Так что переезжать нам и правда было некуда.  

- Потерпи пару лет. Будет у нас своя квартира. – папа обнял маму, а сам продолжал смотреть на место, где еще недавно стояла Люсинда.  

- Дети! – строго сказала мама. – идите одевайтесь, после завтрака мы поедем к бабушке.  

Поездка к бабушке означала, что нас – меня, отца и брата пристроят к каким-то сельхоз работам, потом накормят вкусным обедом с пирогами и с братом пойдем гулять. Я к своей подруге – Катьке, которая безвылазно живет в этой деревне, а брат к соседу. Отец с дедом будут играть в карты и пить самогон. А мама с бабушкой устроят совет в Филях и будут думать как извести Люсинду.  

Однажды я подслушала их разговор, когда мама жаловалась на соседку. Маме показалось, что та заигрывает с отцом: то полку прибить, то чайник починить, то кран посмотреть. Маме все это казалось подозрительным. Бабушка приехала к нам в гости на следующий же день. И пока мы были кто в школе, кто на работе бабушка поговорила с вертихвосткой. Вертихвостка – это ее любимое выражение. После этого разговора соседка даже не смотрела в сторону отца.  

Но Люсинда была опаснее любой соседки. Она будет встречаться с отцом на кухне по утрам, возле ванной, вечером, сталкиваться с ним в коридоре… По маме было видно, она сильно встревожена.  

Я натянул джинсы и майку (отсутствие груди позволяло обходиться без) и отправилась умываться. Возле ванной меня увидела Люсинда:  

- Такс – произнесла она строгим голосом. – Нарисуешь к завтрашнему дню график дежурств. И на дверь туалет повесишь. Чтоб никто не отлынивал.  

- Мы к бабушке уезжаем. – пискнула я.  

- Значит, к понедельнику чтоб висел. Приду проверю.  

И отпихнув меня своей грудью она поплыла дальше по коридору.  

* * * * *  

По возвращении от бабушки домой отец не обнаружил на кухне своего любимого кресла. На его месте красовался совершенно новый холодильник. А Люсинда сидела рядом, курила и стряхивала пепел в мамину любимую чашку.  

- А где кресло? – тупо спросил папа.  

- На помойке. Если поторопитесь, то может еще и заберете обратно. Но я бы не стала. Зачем вам это старье?  

Папа не нашел что ответить. В бой вступила мама:  

- А ну отдай чашку! – визгливо закричала она. – Ишь расселась. Не одна здесь такая.  

В такие минуты мама очень походила на бабушку. Та всю жизнь прожила в деревне и работала в колхозе. Голос у нее был громкий и противный, такой же как у мамы, в минуты когда она сильно нервничает.  

- Мам, я пойду, погуляю? – Было еще не поздно и мы с Сашкой вполне бы успели сходить в кино.  

Сашка – это мой парень, только маме он не очень нравится. Точнее совсем не нравится. Сашка из неблагополучной семьи. Так говорит мама  

- Опять с эти ушлепком шляться будешь?  

- Нет, мам, ты что? Я к Людке пойду, уроки делать.  

Людка была моей лучшей подругой. Жила с родителями в отдельной квартире. Папа ее работал в каком-то крупном банке, а мама была домохозяйкой. Дружба с Людкой мамой всячески одобрялась и поощрялась.  

- Если к Людке, то иди, но смотри у меня – она погрозила кулаком.  

- А что это вы девочке личную жизнь портите? – вдруг спросила Люсинда. – Хочет гулять с Сашкой, пусть идет. Вырастет, сама разберется, кто ушлепок, а кто нет.  

- А тебя коза никто не спрашивает! Заведешь своих, тогда и воспитывать будешь! – взвилась мама. Папа к тому времени уже смылся в комнату, а может побежал к помойке за креслом, уверена его никто и не тронул – такая рухлядь никому не нужна. К слову, я это кресло ненавидела. Оно было огромное, с ободранной обивкой и занимало полкухни. Но отец никак не соглашался его выкинуть. Хотя мама и настаивала.  

- Боже! И это говорит мне женщина с лицом свинопаски! – Люсинда встала и изящным движением столкнула мамину чашку на пол. Та вдребизги разбилась.  

- Моя чашка! – закричала мама. – Ах ты! – она замахнулась на Люсинду, но та только посмотрела на нее в упор и прошла мимо. А мама так и осталась с поднятой вверх рукой.  

- Вот сука! – прошептала она, когда дверь в комнату Люсинды хлопнула . – Вот сука! А твой отец трус и бабник. Будет теперь на ее сиськи целыми днями пялится и слюни пускать. – Она всхлипнула. – А я? Кому я буду нужна с двумя детьми??  

Я не стала слушать концерт, тем более, что все номера мне были знакомы и пошла собирать тетради. Тетради нужны был, чтобы поход к Людке выглядел правдоподобным. Хотя гулять с сумкой набитой тетрадями было не очень-то и удобно.  

А программа концерта – всегда была одинакова. Как только на отцовском горизонте возникала какая-нибудь посторонняя женщина, мама впадала в панику и заламывая руки рыдала, что он подлец и бабник. Отец маминых слез боялся и сразу как-то съеживался и начинал ее уговаривать не плакать. От этого она еще больше распалялась, после чего либо ехала жаловаться бабушке, либо шла сразу разбираться с соперницей. А потом они запирались в комнате.  

Первый такой скандал, из тех что я помню, произошел, когда мы жили с папиными родителями, а мама была беременна братом. К дедушке с бабушкой приехала племянница поступать в институт. Племянница была красивая, а мама беременная. На второй день мама заподозрила, что племянница хочет у нее отца отобрать и на себе женить, чтобы получить московскую прописку, и она оттаскала ее за волосы. Пока ее папа не скрутил. Я тогда от испуга залезла под диван и долго отказывалась выходить.  

Сейчас я под диван не пролезаю, но при маминых истериках стараюсь не присутствовать. Папа на ней женился, вот пусть и отдувается.  

- Ты куда? – когда я открывала дверь, за спиной раздался голос Люсинды. – а график дежурств?  

- Да пошла ты со своим графиком! – сказала и тут же пожалела о своей грубости.  

- Какая мать, такая и дочь… – Люсинда пожала плечами и ушла в комнату.  

Да, как она смеет?! Я на мать совершенно не похожа. Я уж точно не свинопаска!  

Когда я вечером вернулась домой, в квартире было тихо. Я проскользнула в свою комнату. Разделась и юркнула в постель.  

- Знаешь что здесь было? – спросил со своей кровати брат.  

- Что? – если честно мне было все равно. Я была под впечатлением от поцелуев. Мне ужасно хотелось написать в своем дневнике так, как пишут в романах: мои губы еще хранили его поцелуи. Но доставать дневник при брате было бы ошибкой. Я и так долго обустраивала свой тайник. Для этого пришлось даже оторвать под своей кроватью несколько досок от паркета.  

- Мама сказала папе, что если он еще хоть раз в сторону этой посмотрит, он его зарежет а ей все волосы выдергает. А потом она выпила и стала ломиться к ней в комнату и орать, что она своего мужа не позволит всяким лахудрам отбирать. А эта вышла и сказала: а ну свинопаска, марш в свою комнату. И мама пошла. И папа пошел. Мама сначала рыдала, а потом стала кричать. Вот так: А-А-А…. Как ты думаешь, папа ее бил? Да? Бил? Я стучал, а они не открыли. – брат в темноте всхлипнул.  

Я вылезла из-под одеяла и села к нему на кровать.  

- Не плачь. Он ее не бил, это просто мама так плачет. Наш папа вообще женщин не бьет…  

- Думаешь?  

- Уверена. Я старше тебя, я лучше знаю.  

Брат перестал всхлипывать и вскоре уснул.  

А я вернулась в свою кровать и еще долго ворочалась. Я слишком хорошо знала, что значат эти мамины крики. И не понимала, как в их возрасте можно этим заниматься. В моем понимании, секс – это для молодых. Как мы с Сашкой, а не для таких старперов, как родители.  

Однажды, я тоже влетела к родителям в комнату, когда она вот так закричала. Я тогда была маленькая и жутко боялась, что мама умрет. И когда она закричала, я решила, что все – умирает. Я вбежала к ним в комнату с криком: мамочка не умирай. Но увидев, что они голые на кровати я растерянно застыла в дверях, пока отец страшным голосом не заорал:  

- а ну пошла отсюда.  

С тех пор они всегда запирают комнату.  

Я была уверена, что когда мы с Сашкой поженимся, то секс наш будет куда более красивым зрелищем, чем родительский. Ему уже сейчас хотелось попробовать, и в кинотеатре он даже расстегнул мне рубашку и схватил за грудь. Но больше я ему не позволила, так как там было много народу и мне стало неловко.  

С другой стороны мне было уже шестнадцать. А в шестнадцать оставаться девственницей как-то стыдно. Особенно когда подруги рассказывают про то сколько раз и с кем у них Было.  

Я решила, что в следующие выходные, когда родители опять поедут к бабушке, я скажу, что нам с Людкой надо готовиться к экзаменам и останусь дома и приглашу Сашку.  

* * * * *  

Я совершенна больная. Насквозь, как говорит моя мама. Поэтому она с детства таскала меня по поликлиникам и больницам. Врачи не сразу находили у меня страшные болезни, а только после того, как им мама объясняла, как тяжело и серьезно я больна. Иногда она устраивала им скандалы и грозила главврачом. И всегда добивалась своего. Поэтому хирург нашел у меня тифоз шестого позвонка, гастроэнтеролог обнаружил страшный гастродуоденит, а невропатолог поставил диагноз – ВСД. Дистония удовлетворила маму полностью и ходить по другим врачам мы перестали.  

Вегетососудистая дистония – болезнь не имеющая однозначного лечения, о чем в один голос маме заявляли все специалисты, на прием к которым она меня водила. Поэтому она лечила меня сама – в детстве я по несколько месяцев проводила в санаториях, летом обязательно ездила на море и никогда не ходила на физкультуру, что безусловно мне было только на руку.  

Вбив себе в голову, что мне вредны любые физические нагрузки, она запретила мне даже думать о мальчиках. Так и сказала:  

- И чтобы я рядом с тобой ни одного ушлепка не видела! – я так и никогда и не смогла понять, почему она называла их ушлепками.  

Когда мне исполнилось шестнадцать, я попыталась ей возразить, сказать, что у всех подруг уже есть мальчики, и что и мне тоже хочется, но в ответ получила подзатыльник:  

- Твои подруги – здоровые кобылы, а у тебя ВСД! – значительно произнесла она. – Тебе напрягаться нельзя.  

А мне хотелось. Хотелось, чтобы мне дарили цветы, посвящали стихи и целовали в темном кинотеатре. От рассказов подруг мне становилось завидно и горько. И я влюблялась то в учителя физики, то в старшеклассника, то в киноактера. Но не найдя физического подтверждения такая влюбленность быстро проходила, а я продолжала томиться от непонятных чувств.  

Когда Сашка проводил меня домой первый раз, я написала в дневнике, что если он меня разлюбит, я непременно умру. А когда он проводил меня домой второй раз, нас увидела мать. Она обозвала его уродом, пообещала сдать его в милицию как развратителя малолетних, а потом еще долго орала на меня дома.  

А после я полночи плакала в своей комнате в подушку. Я боялась, что Сашка ко мне больше и близко не подойдет. Но он подошел. На следующий же день, он встретил меня возле школы:  

- Ну у тебя и мать! Еще хуже чем у меня!  

Что его мать пьет, устраивает скандалы и дерется с отцом, я узнала намного позже. От матери. Она, видимо решила принять превентивные меры и все разузнала о его семье.  

Но вопреки ее ожиданиям, он стал нравиться мне даже больше чем раньше.  

Утро субботы выдалось хмурое. Но у мамы было замечательное настроение. Я решила, что это лучший момент, для того, чтобы поговорить:  

- А у нас в понедельник контрольная по биологии… – как бы невзначай обронила я.  

- Готова?  

- Не очень – ответила я расстроено. – Нам сказали, что учебника будет мало, а книга по которой надо готовиться, в библиотеке оказалась одна.  

- Ну и?  

- Ее Людка первая успела взять! –  

- Вот мерзавка! – вырвалось у мамы. – Она-то куда лезет? Ей медали как своих ушей не видать.  

А мне как раз видать. Благодаря стараниям мамы медаль была уже почти у меня в кармане. И любую угрозу ее получению она воспринимала как личное оскорбление.  

- И она ее тебе не дает?  

- Неа, говорит, что ей тоже заниматься надо…  

- А если ты к ней пойдешь, и вы вместе позанимаетесь?  

- Ну не знаю. – протянула я. – мы же к бабушке собирались. Да сдам я эту биологию как-нибудь.  

- Ты мне это брось! Как-нибудь… Я десять лет старалась, а она своими этими как-нибудь все коту под хвост отправить хочет. Я сейчас ее матери позвоню и договорюсь.  

- Да я и сама могу! – я испугалась, что мама и правда позвонит Людкиной матери и тогда мое вранье про книгу и контрольную тут же вскроется.  

- Хорошо! Сама так сама! Что это я все за тебя делаю?!  

Я еле сдержалась, чтобы не закричать от восторга. Теперь весь день, и даже вся ночь, были в моей распоряжении. Как только родители с братом уехали, я позвонила Сашке.  

- Чем занимаешься? – небрежно спросила его я.  

- Да так… Телевизор смотрю. А ты что к бабке не уехала?  

- Вот еще! – фыркнула я. – Что я там забыла-то? Я дома осталась. Одна. – последнее слово я произнесла с нажимом. – Не хочешь придти в гости? У меня тоже есть телевизор.  

- О! Отлично! Через час буду у тебя!  

Повесив трубку, я рванула в свою комнату. Со своей полки из самого давнего угла извлекла пакет, в котором уже целый месяц хранила совершенно новый комплект белья. Мама покупала мне только хлопковые трусы, невообразимых расцветок и такие же бюстгальтера, больше похожие на обрезанные детские майки. А когда я просила купить мне что-нибудь взрослое, она говорила, что у меня еще нос не до рос. Хотя при чем здесь нос?  

Этот комплект я купила со своих карманных денег. Копила несколько месяцев, и наконец накопила на самый развратный в моем понимании комплект: черный с золотистым кружевом. Бюстгальтер был с поролоновыми вставками, а трусы с тонкой ниточкой сзади. Ниточка тут же больно впилась мне в попу, но я решила, что красота требует жертв, и не стала их менять на что-то более привычное.  

Едва я успела накраситься и надушиться мамиными духами, как в дверь позвонили.  

Из своей комнаты выглянула Люсинда:  

- Надеюсь, ты не собираешься в отсутствии родителей устраивать здесь пьяный дебош?!- поинтересовалась она, осмотрев меня с ног до головы.  

- А вам-то какое дело? Это и наша квартира тоже! – возмутилась я. – Может, ко мне подруга пришла заниматься?  

- Ну-ну, подруга значит! – она еще раз окинула меня взглядом. – Скажи своей подруге, чтобы сидение на унитазе не забыла опускать.  

Я покраснела и не нашлась, что ответить.  

- Здорово подруга, что так долго не открываешь?! Вот принес! – Сашка держал в руках бутылку Мартини. Я раньше никогда не пила ничего крепче шампанского. Да и шампанское мне родители первый раз налили на мое шестнадцатилетние. Попробовать, как они сказали.  

Я отвела его в родительскую комнату. По моему разумению этим надо заниматься на большой кровати. У родителей правда был не кровать, а диван, но я заранее его разложила, и красиво накрыла покрывалом.  

- Доставай бокалы, будет пить! – потребовал Сашка.  

Разлив мартини по бокалам он предложил пить на брудершафт. Мы неловко скрестили руки, выпили и начали целоваться.  

Сначала он целовал меня в губы, потом в шею, по шее спустился к груди. Схватил руками за левую, прошептал:  

- Какие они у тебя маленькие. Но мне нравится.  

Я заерзала. Трусы сильно впивались в попу, и мне нестерпимо хотелось их снять. И еще я не знала, куда деть бокал, который продолжала держать в руках.  

- Саш! – робко сказала я.  

- что?  

- А давай еще выпьем!  

- Ну давай! Боишься? Не бойся! У меня уже были женщины, я знаю, что делать! Тебе будет совершенно не больно.  

Его слова вместо того, чтобы меня успокоить, испугали еще больше. Про то, что в первый раз бывает больно, я читала, но как-то не задумывалась, что больно может быть мне. Второй бокал я выпила залпом.  

- Ну ты даешь! – восхищенно сказал он. – Давай сюда!  

Я протянула ему бокал, он поставил его на столик рядом с диваном.  

- Расслабься! – он опрокинул меня на диван и начал расстегивать кофточку.  

Когда ему осталась всего одна пуговица, в дверь постучали.  

- Кто это? – испугано спросил он. – Родители?  

- Соседка, наверное! – ответила я, не сделав попытки подняться.  

- Что ей надо?  

- Не знаю, может сама уйдет?  

Но Люсинда видимо уходить не собиралась. Снова раздался стук. Застегнув кофту на несколько верхних пуговиц, я открыла дверь.  

На пороге и правда стояла Люсинда.  

- Что надо? – как можно грубее спросила я.  

- Вот! – она схватила меня за руку и что-то вложила в ладонь. – А то подружка-то, наверное, не позаботилась.  

Я разжала ладонь. И покраснела так, как я еще ни разу в жизни не краснела, от шеи до самого лба. От прилившей к лицу крови даже зазвенело в ушах. На ладони лежали презервативы.  

Мне захотелось сказать соседке что-нибудь обидное, но пока я собиралась, она уже захлопнула перед моим носом дверь. Бежать к ней разбираться, мне показалось глупым.  

- Что она хотела? – спросил Сашка, когда я вернулась к дивану.  

- Вот! – я швырнула на диван презервативы. – Одолжила.  

Увидев их, Сашка весь как-то сразу сник. И больше не пытался меня даже поцеловать. Не то, что схватить за грудь или погладить по коленке. Хотя юбку, я как бы нечаянно задрала почти по самые трусы.  

А через полчаса он и вовсе засобирался домой.  

После его ухода я немного поплакала о своей неудавшейся личной жизни, потом решила, что во всем виновата Люсинда и возненавидела ее.  

* * * * *  

- Боже! На кого ты похожа! – воскликнула Люсинда, увидев меня с утра.  

- Не ваше дело, на кого! – буркнула я в ответ и проскользнула в ванну. Выглядела я и правда как-то … не очень.  

Порыдав после ухода Сашки, я так и уснула на родительской кровати, не смыв косметику. Из зеркала ванной на меня смотрела панда-вампир. Глаза были красными и опухшими, а вокруг них черные круги.  

Я умылась. Разделась, чтобы принять душ и снова зарыдала, потому что на мне все еще были те самые специальные стринги, которые по задумке с меня должен был снять Сашка.  

Я рыдала, а в голове проносились сцены самоубийств, одна другой трагичнее. Вот я перерезаю себе вены и медленно опускаюсь в ванну. Меня находят, но уже поздно. И все страшно жалеют, что я умерла. А Сашка жалеет больше всех. И рыдает на моей могиле. А потом до старости носит мне цветы. И страдает. На этом месте я мстительно улыбнулась.  

Или еще лучше. Я вся такая прекрасная, лежу на постели. Умираю. Потому, что наглоталась таблеток. И я уже почти умерла, но тут в комнату врывается Он. И умоляет его не покидать. А я все равно умираю. А он страдает. Очень, ну просто очень сильно страдает.  

А я еще ему письмо прощальное оставлю. Я тут же начала сочинять это письмо, которое непременно начнется со строк «Милый Саша, я тебя ни в чем не виню», потом я задвину что-нибудь про вечную любовь и закончу чем-нибудь вроде «Искренне желаю тебя счастья. Твоя Полина». Пока я продумывала сценарии собственных похорон, в дверь постучали:  

- Чего там застряла? Ты там не утопилась часом? – через дверь крикнула Люсинда. – Ты только вены не режь, а то потом ванну от крови отмывать замучаешься. Твоя мать между прочим отмывать будет.  

Я тут же вспомнила про мать, отца и брата. Мне стало их жалко, и я решила пока отложить свое самоубийство до лучших времен.  

Я вышла из ванной. Люсинда стояла в дверях своей комнаты:  

- Иди сюда!  

- Зачем? – насторожилась я. Надеюсь, она не вздумала читать мне нотации?  

- Иди, узнаешь! – она сделала приглашающий жест.  

Я осторожно вошла и встала на пороге комнаты, готовая в любой момент сбежать, а пока с любопытством осматривала помещение.  

Тут было на что посмотреть. Комната оказалась даже больше чем родительская, метров 40 – не меньше. Рядом с окном стояла огромная двуспальная кровать, а рядом с кроватью – я не поверила своим глазам – туалетный столик с зеркалом, по кромке утыканное лампочками. Я такие только в американских фильмах видела. Столик был весь уставлен баночками, тюбиками, флакончиками, коробочками. Да здесь был целый косметический магазин!  

А у моей матери на все случаи жизни был один крем для лица и один для рук. А из косметики тушь, да тени для глаз. Она даже помадой никогда не пользовалась. Не говоря уже о тональном креме и пудре.  

- Ну чего встала столбом? Проходи! Садись.  

Я села на краешек кресла и затеребила пояс халата, не зная куда еще деть руки.  

- Вчера твой парень был?  

- Мой! – я с вызовом посмотрела на нее.  

- Говнюк твой парень. Кто же приходит к девушке с бутылкой и без презервативов.  

Я снова покраснела. Ее-то какое дело, с презервативами он ко мне пришел или нет? Я уже собралась озвучить свою мысль, но она меня опередила:  

- Не кипятись. Тебе сколько лет-то?  

- Шестнадцать – пискнула я.  

- Шестнадцать? – Она оглядела меня с ног до головы. – А на вид больше четырнадцати не дашь.  

Она подошла ко мне, потрогала волосы:  

- Сухие и концы сеченные. Тебя мать в парикмахерскую водит?  

- Нет.  

Я вообще ни разу не была в парикмахерской. Мама меня всегда сама стригла. Да и стрижкой это нельзя было назвать. Она подравнивала мне кончики и укорачивала челку – вот и вся стрижка.  

- Длинные волосы красят женщину! – безапелляционно заявляла мать, на мои просьбы подстричь покороче.  

- Садись! – Люсинда кивнула на стул перед туалетным столиком.  

- Зачем?  

- Стричься будем!  

- Вы что?!  

- А что? Ходишь как бабка старая с косой. К тому же она тебе совершенно не идет. И челка тебе эта дурацкая не идет. – Она приподняла мою челку вверх. Открыв лоб. – Смотри, без нее намного лучше. Да и цвет не твой. Мышиный какой-то… Ну, что будешь стричься, пока я добрая?!  

- Не буду, вы меня сейчас обкорнаете, а потом скажете, что так и было.  

- А почему это я тебя обкорнать должна?  

- Ну…- я смутилась, напоминать ей о том, как я грубила, мне не хотелось.  

- Вот и ну. По себе-то людей не меряй.  

Она накинула на меня полотенце и принялась расчесывать волосы.  

- Так-с! – она повернула мою голову сначала влево, потом вправо, что-то прикидывая. – Приступим.  

Из ящичка в полке она достала ножницы.  

- Ну что? Не передумала?  

Не успела я ответить, что я и согласиться-то не успела, не то что передумать, как она резво чикнула ножницами и моя коса осталась у нее в руке.  

- А теперь поздно.  

- Что скажет мама?! – испуганно прошептала я, поняв, что назад дороги не будет.  

- Что скажет, что скажет! А что ни скажет, все равно поздно будет!  

- Люсинда, а вы кем работаете? – осмелилась спросить я, поняв, что ничегошеньки о ней не знаю.  

- Что ты мне все выкаешь-то? Я себя старухой чувствую! Давай на ты.  

- Люсинда, а вы… то есть… ты… кем работаете…ешь?  

- А никем. Раньше мастером в салоне работала, а потом замуж вышла …  

Мне захотелось спросить, а где собственно сейчас муж, и почему она вдруг оказалась в коммуналке в одиночестве, но я не рискнула. Мама всегда говорила, что меньше знаешь, крепче спишь.  

Люсинда резво щелкала ножницами и мне начало казаться, что на голове у меня волос совсем не осталось.  

- Как насчет теплого медового оттенка? – спросила она меня. – Можно конечно мелирование сделать, но сейчас так полгорода ходит, что ты будешь как все. Челку мы тебе косую сделаем и проредим, а то ты с этой своей челкой на лошадь похожа.  

- А мама говорит, что мне идет!  

- Мама говорит, много твоя мама понимает!  

… Через два часа она повернула меня к зеркалу. Я зажмурилась.  

- Открывай глаза, не бойся! – она похлопала меня по плечу. – Тебе очень даже хорошо.  

Я открыла глаза. На меня из зеркала смотрела … я. Только какая-то другая я. Я не стала красивее (в тайне я на это надеялась), я стала другой. Как какая-нибудь актриса. Мне даже показалось, что я похожа на Милу Йовович.  

- Ну все, свободна. Только замети тут.  

Убрав волосы с пола, я зашла на кухню. Люсинда курила.  

- Спасибо вам... то есть тебе. – тут же поправилась я.  

- Не за что. График дежурств нарисуй. – она затушила сигарету и вышла из кухни не сказав мне больше не слова.  

А вечером был скандал. Мать орала, что вырастила на свою голову прошмондовку. Что вот сейчас я подстриглась, а потом курить начну и выпивать, а там и до блядства недалеко. И все нету дочери. Обещала, что в таком виде она вообще меня из дома отпускать не будет.  

Утром, увидев меня в школе, Сашка восхищенно присвистнул.  

- Приходи, сегодня к Семенову. – Предложил он. – У него предки в отпуск уехали – оторвемся.  

Я прикинула, удастся ли снова соврать про Людку и необходимость готовиться к контрольной, но на всякий случай сказала, что приду.  

* * * * *  

- C ума сошла! – зашипела Людка. Разговаривать приходилось тихо, потому что историчка жутко не любила, когда на ее уроках болтали. Я сообщила Людке, что собираюсь идти к Семенову на вечеринку и попросила ее пойти со мной.  

- С ума сошла! – Повторила Людка. – Они же придурки.  

Что правда, то правда: Семенов с компанией были не фонтан. К отбросам нашего класса их нельзя было отнести только потому, что они учились хорошо и родители их были достаточно состоятельными. Однако популярности им это не добавляло. С девушками они не встречались, держались все время обособленно и можно даже сказать незаметно. Каким образом в эту компанию попал Сашка, мне было совершенно не понятно. Но пойти ужасно хотелось. Тем более я понимала, что теперь мать меня ни за что не оставит одну дома. До самой старости.  

- Люд, ну пойдем со мной! Ну, пожалуйста – заныла я. – Мне одной страшно.  

- Да, что мы там делать-то будем? – возмутилась Людка. – Они ж ботаники. Посидим чай, попьем, телевизор посмотрим и по домам разойдемся… Помереть со скуки можно.  

- Ты думаешь, они только так развлекаются?  

- А то! А я в детском саду с Богдановичем дружила. Так все дни рождения так и проходили: чай, телевизор, игра в «поле чудес» и по домам.  

- Ну ты даешь! – прыснула я. – Детский сад. Ты бы еще ясли вспомнила.  

- Я рассказываю что-то веселое? – над ухом раздался голос исторички.  

- Нет, Елена Григорьевна! – я пристыжено опустила глаза.  

- От тебя, Полина, я этого совершенно не ожидала. А еще на золотую медаль идешь… – она отошла от нашей парты.  

- Люд, ну пойдем! – прошептала я одними губами. – Я за тебя сочинение по лит-ре напишу…  

Людка задумалась. Литература не была ее коньком. Хотя с математикой, физикой, химией и биологией тоже были проблемы. Иногда мне казалось, что наша дружба держится только на том, что у меня можно списать. Иначе она бы уже давно пересела от меня. А так мы почти с первого класса вместе. На контрольных я решаю сначала свой вариант, а потом ее. Помогаю с сочинениями и лабораторками…  

- А физику?  

- И физику сделаю.  

- Ладно, только ненадолго. И если там будем скучно, то мы сразу уйдем.  

- Спасибо, я тебя обожаю!  

Людка довольно заулыбалась. Несмотря ни на что, она была очень доброй. Даже когда вот так торговалась.  

Сразу после уроков мы отправились к ней домой. Она достала всю свою косметику и мы принялись приводить себя в порядок, болтая о всякой чуши.  

- А у тебя с Сашкой уже… было? – вдруг спросила подруга.  

- Что было? – я не поняла, о чем она спрашивает.  

- Ну это…  

Я продолжала на нее непонимающие смотреть.  

- Ты с ним переспала или нет?! – потеряла она терпение.  

- Почти.  

- Как это почти?! Тут полумер не бывает. Либо переспала, либо нет. – со знанием дела ответила она.  

- Он ко мне пришел. И мы даже выпили. А потом… – и рассказала ей про Люсинду и бегство своего несостоявшегося любовника.  

- И долго она у вас жить будет? – поинтересовалась Люда.  

- Она не у нас живет. Она у себя живет. У нас же коммуналка.  

- А ну да… Но ты это поосторожнее с ним. И вообще купи презервативы и носи их в сумочке…  

Людка давала мне совет на правах более опытной подруги. Летом, на даче у нее случился роман, закончившийся сексом в сарае. Продолжения у романа не было, потому что парень потерял к ней интерес, и вскоре вообще уехал из поселка.  

Людка сказала, что она сама его бросила – так как тот оказался никудышным любовником. Хотя откуда ей знать кудышный он любовник или никудышный. Сравнивать-то не с чем. Правда она какими-то полунамеками рассказывала о то, что однажды в лагере, когда ей было 14 лет – у нее был роман с вожатым. И он-то и обучил ее всем премудростям секса. Она так и говорила «премудрости секса». Рассказывая о вожатом она напускала столько тумана, что в правдивость этой истории верилось с трудом. Какой вожатый свяжется с 14-тилетней малолеткой? Но Люда смертельно обижается, если я ей не верю, поэтому я всегда делаю вид, что восхищаюсь ее огромным сексуальным опытом.  

Еще она любит порассуждать, чего может делать, а чего ни в коем случае не должна позволять делать с собой порядочная девушка. По ее словам выходит, что оральный секс категорически не допустим. Я, что такое оральный секс, представляла смутно – сведения мои были почерпнуты из любовных романов, которые я таскала у матери, журналов и обрывком разговоров, подслушанных в школьном туалете.  

Обычно мы об Этом разговаривали, когда я оставалась у нее ночевать. В темноте ее голос обретал особенную загадочность, а рассказ о Вожатом обрастал все новыми и новыми подробностями.  

- Никогда не опускайся перед ними на колени – этим советом она обычно завершала свои рассказы.  

Мне нечего было ей противопоставить. Приходилось соглашаться, так как ссылаться на любовные романы мне казалось несерьезным.  

- Ну что? Готова к выходу? – прервала мои размышления Люда.  

- Готова.  

На мне была, одолженные у Людки, короткая джинсовая юбка и майка. Глаза я густо накрасила ее тушью, а губы розовой помадой. Вкупе с новой стрижкой я казалась себе неземной красавицей. Хотя, положа руку на сердце, ничего неземного во мне и не было. Обычная девочка с модной стрижкой.  

Через полчаса мы звонили в квартиру Семенова.  

- О, девчонки пришли! – он расплылся в довольной улыбке.  

Когда он наклонился ко мне, чтобы помочь снять куртку от него пахнула пивом. Так иногда по вечерам пахло от отца, когда он приходил с работы. Маму злит, что отец задерживается после работы, чтобы как он говорит «пропустить с коллегами по кружечке» и она каждый раз устраивает ему скандалы. А потом они запираются в комнате и мирятся.  

- Проходите в комнату!  

В комнате вокруг стола сидели остальные. Сашка подошел ко мне и смачно поцеловал в губы. При всех. Я смутилась. Раньше мы с ним целовались только оставаясь наедине. И было это всего 5 раз, между прочим. Я считала. И каждый раз описывала в своем дневнике на полстраницы. Два раза в кинотеатре, два раз в моей подъезде и один раз у меня дома, но там все закончилось как-то совсем неудачно.  

Люда села на свободный стул. И огляделась:  

- Борь, а чем вы занимаетесь? – поинтересовалась она у Богдановича.  

- Да так, разговариваем… Пиво будешь?  

- Пиво? – Люда закатила глаза, а потом жеманно протянула – Ну, если только темное… Чуть-чуть.  

- А темного нет… – растерялся Боря.  

- Ну тогда, давай любое.  

- А ты пиво будешь? – спросил меня Сашка.  

Я отказалась. Если мать учует от меня запах алкоголя, то точно прибьет.  

- Серег, а есть мартини там, или вино? – спросил он у Семенова.  

- У матери вроде есть. – Семенов открыл шкаф. На полках стояло множество разнообразных бутылок. – Есть Мартини, будешь?  

Я кивнула.  

Через некоторое время Сашка предложил мне выйти в другую комнату поговорить.  

Я была уверена, что он начнет извиняться за то, что произошло в субботу. Но вместо этого, он завел меня в спальню родителей Семенова и повалил на кровать.  

- Ты что? – возмутилась я. – Мы же не одни.  

- Они не войдут. – он меня поцеловал. – Я так по тебе соскучился.  

Его руки шарили по моему телу. Шея, грудь, ноги. Он задрал мне юбку и положил и закинул свою ногу мне на бедро и горячо зашептал в ухо:  

- ..какая ты красивая. Ты мне так нравишься...  

Лежать было неудобно. Поцелую были какие-то влажные, а руки его делали щекотно. И вообще я чувствовала себя скованно. А взрывы хохота за стенкой не добавляли ситуации романтики. В мечтах я представляла себе все совсем не так: свечи, большая кровать, бокал вина, и я вся такая красивая в белом шелковом пеньюаре. И он – в расстегнутой рубашке. И мы сначала целуемся, а потом медленно и красиво опускаемся на кровать. Действительность же обескураживала.  

Он просунул руку мне под майку и замычал. Я лежала глядя в потолок и не зная куда деть руки. Положить их ему на плечо? Погладить по волосам? Или что еще?  

А что я должна чувствовать? Может стоит начать страстно вздыхать? Или вскрикивать?  

Пока я размышляла стоил ли уже начать стонать или еще рано, к он задрал мне майку под самый подбородок и начал целовать грудь. Я захихикала:  

- Ты чего?  

- Щекотно.  

- А, ну тогда ладно.  

Юбка оказалась на талии и он просунул руку мне в колготки.  

В дверь постучали.  

- Полин, ты там? – спросила Люда.  

- Да, а что?  

- Я домой…  

- Подожди. – я попыталась вырваться.  

- Ты куда?  

- Людка уходит.  

- Ну и пусть уходит. – Он еще сильнее навалился на меня сверху, чтобы я не могла вырваться.  

- Пусти!  

- Не пущу!  

- Пусти, кому говорят! – мы начали возиться на кровати.  

- Полин, я ухожу! – повторила Люда через дверь.  

- Подожди! – Я наконец смогла вырваться и судорожно поправляла одежду.  

Сашка почему-то остался сидеть на кровати и еще положил себе колени подушку. При этом смотрел как-то затравленно.  

- Ты идешь? – спросила я его, выходя из комнаты.  

- Я чуть попозже… Ты иди. – голос его был так глух, что мне показалось, он сейчас расплачется. Неужели так расстроился?  

- Ты что сдурела совсем? – налетела на меня в коридоре Люда.  

- Почему?  

- Чем ты там с ним занималась?  

- Мы с ним разговаривали…  

- Знаю я эти разговорчики. Я за тебя отвечать не собираюсь! – она вся дышала гневом. – Мы уходим.  

- Люд, но мы только пришли…  

- Ну, ты можешь остаться, а я все равно уйду.  

- Девчонки вы куда? – в коридор выглянул Боря.  

- Мы домой. У Польки мать строгая, не разрешает долго гулять… Ну, так ты идешь? – она схватила с вешалки свою куртку.  

- Дай, хоть с Сашкой попрощаюсь.  

- Ну иди, прощайся, а я пожалуй пойду…  

Я вопросительно посмотрела на ребят: мол, чем вы ее так разозлили? Они в ответ пожали плечами. Я нацепила куртку и побежала за Людой.  

Под дороге она принялась читать мне лекцию о недопустимости такого поведения. И что приличные девушки так себя не ведут. И какого черта я закрылась в другой комнате, оставив ее наедине с пятью парнями. И вообще я дура.  

Я ей напомнила ее историю с вожатым, на что она заявила:  

- Я – другое дело!  

Мы поссорились. Мы и раньше ссорились, но на этот раз она кричала как-то особенно громко. Раньше бы я стерпела, а сейчас не стала. Обозвав ее истеричкой, я развернулась и пошла домой. Она еще что-то в след кричала, но я не стала оборачиваться.  

Квартиру я отпирала тихонько. Чтобы мама не слышала как я вхожу и не дай бог не увидела меня в этой юбке. Сняв возле двери я на цыпочках отправилась в сторону своей комнаты.  

- Что крадешься? – из ванной вышла Люсинда.  

- Тссс – я прижала палец к губам.  

- Мать в твоей комнате.  

- Черт! –вы ругалась я. И встала не зная, что делать.  

Зайти в комнату в таком виде – накрашенная и в юбке – сродни самоубийству. Хоть я и мечтала еще вчера об этом, но мечты мечтами, а в реальности воплощать это мне совершенно не улыбалось. А куда еще деться в квартире – я не знала.  

- Давай ко мне! – скомандовала Люсинда.  

Я не стала спорить, а быстро шмыгнула в ее комнату и встала посередине, не зная, что делать дальше.  

- На свидании была? – поинтересовалась Люся, закрывая дверь.  

- На вечеринке...  

- Это была какая-то особая вечеринка?  

- Почему?  

- В зеркало посмотри.  

Я подошла к зеркалу. Губы опухли, помада размазалась. И в таком виде я шла по улице? Ужас.  

- Пригласил на вечеринку, а сам затащил в комнату и давай целовать? – Люсинда смотрела насмешливо.  

- Пригласил, затащил! – я гордо подняла голову.  

- А маманя значит заругает, если узнает?  

Я тут же сникла. Заругает – это мягко сказано. Если она вчера такой сканал из-за отрезанной косы устроила, то что будет когда она меня увидит в таком виде страшно подумать.  

- Убьет…  

- Садись в кресло. И что это она у тебя такая строгая?  

- Она говорит, что надо учиться, а не блядовать. А то ничего не добьюсь и буду как ее сестра….  

Люся достала какие-то баночки, ватные диски  

- Закрой глаза.  

Я закрыла.  

- А что с ее сестрой?  

- А ее сестру из института с первого курса выперли, она стала жить с каким-то парнем, потом парень ее бросил, а она родила. А сейчас живет с каким-то мужиком, а тот ее бьет. Мама говорит, что она такая потому, что с парнями начала встречаться рано и институт бросила.  

- Мама говорит, мама говорит! У самой-то мозги есть? – Люсинда чем-то вытирала мне глаза, а затем губы. – Может, она счастлива, твоя тетя? А?  

Я обиженно поджала губы. Вообще-то я никогда не задумывалась над этим. Мама сказала, что жить с мужиком, да еще не расписавшись с ним, да еще на птичьих правах в его квартире – плохо. Я и думала, что плохо. Я видела тетку только один раз, когда она приезжала к бабушке. Но та ее быстро выставила, сказав, что не знает никакой Маши, и знать не хочет. И нечего ее по деревне приблудным ребенком по деревне позорить. Правда, выглядела Маша при этом не как несчастная попрошайка, а как вполне успешная женщина. Она даже на своей машине приехала. Но мама все равно твердила, что та живет неправильно и кончит плохо.  

Я рассказала все это Люсинде. Она вдруг перестала вытирать мне глаза.  

- Полина, напомни мне какой сейчас год?  

- 1997.  

- А мне по твоему рассказу показалось, что 1897 год. Приблудный ребенок, живет не расписанная… И ты такая же будешь? Закончишь институт, выйдешь замуж, родишь ребенка и будешь осуждать всех кто живет по-другому? Шаг вправо, шаг влево – расстрел?  

Примерно так я себе и представляла свою будущую жизнь (ну может только без шаг в право, шаг влево – расстрел). Институт, замужество, дети. Так жили мои родители, так жили родители моих друзей, а по-другому было неправильно. И какая разница какой на дворе год?  

- А вот представь…- продолжила Люся. – Ты влюбилась… как твоего парня зовут?  

- Саша.  

- Влюбилась в Сашу. Вы с ним дружите, потом оказываетесь в постели. У вас все хорошо, и может, вы даже когда-нибудь поженитесь. Это же нормально: заниматься сексом с тем, кого любишь и с тем за кого собираешься замуж?  

- Нормально. – согласилась я, не понимая к чему она клонит.  

- Расскажешь об этом матери?  

- Ни за что!  

- Почему?  

- Она меня прибьет.  

- Но это же нормально: заниматься сексом с тем кого любишь. Может все-таки стоит матери рассказать?  

Я с ужасом представила себе что будет, если я приду к маме и скажу ей: мама, у меня есть парень, и я с ним сплю. Она сначала побледнеет от ужаса, а потом покраснеет от бешенства. Потом заверещит что-нибудь вроде: я вырастила шлюху! А потом огреет тем, что у нее под рукой окажется. И хорошо если из дома не выгонит…  

- Ни за что!  

Лучше пусть она до старости меня девственницей считает.  

- И что будешь жить в страхе, что она тебя когда-нибудь застукает или случайно узнает?  

- Так и буду.  

Как по-другому я себе не представляла жизнь. Мне слабо верилось в то, что родители могут выгнать из дома (на самом деле они у меня никакие не звери), но вот жизнь испортить могут. В основном мама, конечно. Папа у нас – подкаблучник. Когда он дома, его не видно и не слышно. Слышно только маму. Она в нашей семье заправляет всем: начиная с моей дистонии и заканчивая спортивной карьерой брата.  

Брата она определила на теннис. Хотя тот с раннего детства мечтал заниматься каратэ. Мать сказала, что каратэ – это опасно, да и денег принесет мало. А вот теннис – самое то. Брат смирился и уже третий год три раза в неделю ходил на корт. Даже добился каких-то успехов. Правда, удовольствия это ему приносило мало. И каждый раз он искал предлог, чтобы не пойти. Но мама обычно пресекала его попытки на корню, приговаривая: потом мне благодарен будешь. Когда это «потом» настанет – она никогда не уточняет.  

- Жизнь – это минное поле! – философски добавила я. Мне эта мысль показалась красивой и своевременной.  

Люсинда ничего на это не ответила, только вздохнула.  

- Посиди здесь, пойду посмотрю, где твоя мать…  

Через несколько минут она вернулась, сообщив, что мать на кухне, и у меня есть шанс проскочить в свою комнату не замеченной.  

- Спасибо – поблагодарила я ее. – А почему ты мне помогаешь?  

Она пожала плечами и как-то странно на меня посмотрела.  

Когда я уже почти закрыла , она вдруг:  

- Твоя тетка не захотела жить на минном поле…  

Что это должно значить?  

* * * * *  

С Людой я помирилась уже на следующий день. Она извинилась и сказала, что у нее был ПМС. Она всегда так, сначала сорвется и нахамит, а потом говорит, что у нее ПМС и извиняется. Я не стала заострять на этом внимания и простила. Все равно у меня подруга одна.  

Была когда-то еще одна подруга, но мы потерялись, когда я переехала с родителями в эту квартиру. Сначала мы часто перезванивались и встречались. Потом стали перезваниваться все реже и реже. Потом только поздравляли друг друга с днем рождения. А потом даже это перестали делать. Я по ней скучаю, но у нее, наверное, уже есть другие подруги. Иногда мне даже хочется позвонить, но я себя останавливаю. Захочет, сама позвонит. Правильно?  

Мама перестала на меня злиться и даже сказала, что короткая стрижка мне идет, и зря она не разрешала мне раньше стричься. Ошалев от ее признания, я решила воспользоваться случаем и попросила разрешения краситься, на что она мне показала фигу, и сказала:  

- Увижу накрашенной, выдеру как сидорову козу.  

Но я не расстроилась. Почти каждый день, когда я приходила домой после школы, а Люсинда была дома, она звала меня к себе и учила краситься. И одеваться. Мама моя, женщина простая, рассуждающая – не мерзнет и ладно. Мне же хотелось кофточек безумных расцветок, коротких юбок и рваных джинс. Всего того, что в изобилии было у моих одноклассниц.  

Единственный раз в году, когда я могла купить себе что-нибудь эдакое – это собственный день рождения. Бабушка с дедушкой, папины родители, каждый год дарили мне на день рождения деньги.  

- Купишь себе что-нибудь, – говорили они. – А то мы уже старые, черт вас, молодежь, разберет, что вам надо… – любила приговаривать бабушка, выдавая мне купюры.  

Сначала мама у меня деньги отбирала, поясняя, что она лучше знает, что мне надо, но лет с 14 я стала распоряжаться ими самостоятельно (был страшный скандал, но на мою сторону неожиданно встал папа). Сумма была небольшая, поэтому я всегда долго выбирала, чтобы такое себе купить, чтобы быть модной, но не как все.  

Мать моих покупок никогда не одобряла, всегда раскритиковывала впух и прах, но от радости я готова была простить ей все, даже вечное недовольство.  

Увидев, однажды мой гардероб, Люсинда – она сама настояла – хмыкнув, сказала:  

- Ну, ничего так, для шестнадцати лет. Но надеюсь всю жизнь ты так одеваться не собираешься?  

Я отрицательно замотала головой. Лично мне хотелось быть похожей только на нее. С каждым днем она восхищала меня все больше и больше. Я стала копировать ее манеру говорить, жесты, и даже стала тайком покуривать, за что правда получила от Люси по шее и тут же это занятие бросила. Тем более, что сигареты оказались страшно противные на вкус.  

Сама она одевалась модно. Все ее вещи были дорогими, и явно не с рынка, где мы одевались всей семьей.  

- В магазине тот же рынок, только дороже – говорила мама. И за любыми покупками, будь то одежда, обувь или продукты мы ездили только на рынок. В магазины я заходила только поглазеть вместе с Людкой, и то редко.  

- Люся, – осмелилась я однажды спросить, когда она учила меня накладывать на глаза тени, чтобы не выглядеть вульгарной проституткой – а почему ты здесь живешь, а не с мужем?  

Про вульгарную проститутку это она сама сказала, я проституток только в кино видела – «Красотка» и «Интердевочка». И какая из них вульгарная определить не могла. Но Люсе я верила безоговорочно, выглядеть как проститутка не хотела, и поэтому старательно училась размазывать тени по векам. Растушевывать, если говорить правильно.  

- Так получилось… – и она ненадолго замолчала, глядя куда-то в пространство поверх моей головы, а словно отмерла и продолжила: – мне было 19 лет, когда я замуж вышла…  

Люся родилась и выросла в Москве. В семье со строгими правилами. Мама контролировала длину юбок, не разрешала носить брюки. Самолично подстригала дочке челку и до 17 лет не разрешала краситься. Отношения с мальчиками строго пресекались, а подруг мама отбирала Люсе сама. Оценивала родителей, успеваемость потенциальной подруги и не прошедших отбор тут же отсекала.  

Люсю такая жизнь устраивала, потому что другой она и не представляла. Мама была непререкаемым авторитетом в семье и даже папа, какой-то начальник на крупном заводе, дома был тише воды, ниже травы.  

Относительная свобода настала, когда Люся не поступила в институт. Дома был скандал. Мама глотала валерьянку и грозилась прямо на месте умереть от инфаркта.  

Неожиданно за дочь заступился отец:  

- Что ты верещишь, как будто конец света настал? Не поступила в этом году, поступит в следующем.  

Не ожидав от мужа такого вероломства, мать замолчала. Встал вопрос, куда девать дочь до следующих вступительных экзаменов. Школьный друг отца директорствовал в одном из парикмахерских училищ:  

- Моя дочь – пэтэушница? – снова запричитала мать.  

Но и здесь отец ее оборвал, не дав разгореться новому скандалу:  

- Не на завод же ей работать идти?  

Мать не нашлась, что ответить и первого сентября Люся отправилась в училище. Неожиданно ей понравилось. И летом следующего года она отказалась забирать документы. В семье снова разразился скандал и мать опять начала хвататься за сердце.  

Как ни странно отец и в этот раз встал на защиту Люси, и той удалось отстоять свое право, учится там, где она желает.  

В училище у нее завязался роман, который она тщательно скрывала от матери, решив, что одного скандала в семье более чем достаточно. А скандала было не избежать, ибо мальчик совершенно не укладывался в мамино понятие о «приличных поклонниках». Валя учился в том же ПТУ, подавал большие надежды, но с маминой точки зрения был обычным пэтэушником.  

После того, как Люсинда не оправдала надежды родительницы на хорошее образование, та решила реабилитироваться в глазах общественности, а точнее своих подруг и родственниц, дети которых учились в престижных ВУЗах. А какое еще может быть мерило успешности женщины? Правильно, удачный брак. И дом наводнили хорошие мальчики из хороших семей. Сыновья друзей, племянники коллег… Среди них выделялся один: сын папиного подчиненного. Студент МГУ, красивый, талантливый, многообещающий. Мама сделала ставку на него. Дело осложнялось тем, что и сам кандидат был не прочь связать с Люсей свою жизнь. Чтобы не злить мать, она принимала его ухаживания. А с Валей встречалась тайком и от случая к случаю. Разрывалась, но ничего не могла с собой поделать – и Валю любила, и мать разозлить боялась.  

Предложение от правильного поклонника не заставило себя ждать. Мать настаивала на замужестве: хорошая семья, перспективный молодой человек, отец его сразу к себе возьмет, продвигать будет. Люся сопротивлялась, но потом под напором матери сдалась, чувствуя себя Татьяной Лариной и повторяла про себя слова «а я другому отдана и буду век ему верна».  

Свадьба была шикарная, играли в «Хрустальном» был тогда на Кутузовском такой ресторан. Приглашенных 150 человек, родственники, друзья, коллеги отца по работе и прочие «нужные» люди. А потом как-то закрутилось. Люся жила, как все живут. Ни хорошо, ни плохо. Нормально. Муж был хороший: не пил, не бил, на руках носил, карьеру строил. Жили с ее родителями – квартира большая, Люся единственная дочь, места всем хватало.  

Вроде бы и жили хорошо, но Люся все время испытывала какое-то недовольство. Только на работе она чувствовала себя вполне счастливой, тем более что дела шли хорошо, она оказалась талантливым, как бы сейчас сказали, стилистом и быстро обросла клиентурой.  

Мать же, ее профессия совершенно не устраивала, и она стала настаивать на немедленном рождении внуков. С истерикой и сердечными приступами. По ее разумению, Люся должна была родить подряд двух малышей и уйти в декрет, забыв о позорной профессии. Она стала подсовывать ей и ее мужу, книги по сексуальному воспитанию, а как-то, совсем отчаявшись, даже подарила Камасутру, мол ни черта не умеете, посмотрите хоть, что умные люди советуют…  

Но дети все не рождались, и мать по этому поводу стала все чаще впадать в истерику. Наверное, Люся смирилась бы со своей судьбой, рано или поздно родила бы матери долгожданных внуков и жизнь бы ее потекла, как планировала мать, но однажды совершенно случайно Люся встретила на улице Валентина.  

К тому времени и отец Люси, и муж занялись бизнесом, статью за тунеядство отменили, поэтому отговариваться от матери необходимостью «работать, а то посадят» стало невозможно. И уступив ее давлению, Люся уволилась из салона.  

Целыми днями она проводила, бродя по магазинам или просиживая дома, не знаю чем себя занять, все чаще впадая в хандру и уныние, и даже стала прикладываться к бутылке. А Валентин наоборот был полон энергии. Он только что продал свою сеть салонов красоты и собирался уезжать заграницу, справедливо считая, что там сможет добиться большего успеха, чем здесь в России.  

Забытые было чувства, вспыхнули вновь. И Люся решилась: она ушла из дома. Комната, которая осталась от бабушки в наследство оказалась очень кстати. Разразился скандал, мать обещала дочь проклясть, муж лишил денежного содержания, а все знакомые считали, что Люсинда просто сошла с ума…  

- У меня нет мужа, мать меня ненавидит – я не оправдала ее надежд, у меня почти нет денег, а я чувствую себя счастливой. – Закончила она свой рассказ.  

Ее жизнь мне показалась настоящим романом, поэтому я только восхищенно выдохнула:  

- А как же Валя? – рассчитывая услышать, что тот предложил ей руку и сердце.  

- Валя уехал в Америку…  

- А ты? – возмутилась я.  

- А я здесь! Все, на сегодня хватит, я устала, иди к себе…  

* * * * *  

Рассказ Люсинды долго не давал мне покоя. Я не переставая сравнивала ее жизнь со своей. Ее мать мне казалась родной сестрой моей матери – авторитарная, деспотичная, не терпящая возражений. Всю жизнь до этого момента, я считала, что живу нормально и по-другому не бывает. Матери существуют для того, что решать, что для их детей лучше. Моя до сих пор любит приговаривать:  

- Я вас родила, поэтому лучше знаю.  

И долгое время ее слова не вызывали у меня сомнения. Конечно, родила, конечно, лучше знает.  

И вдруг Люсинда и ее рассказ, который пошатнул мою уверенность в маминой правоте.  

После нашего разговора я полночи ворочалась без сна, пытаясь представить себя на ее месте. Вот я поступаю в институт, который выберет мама, выхожу замуж потому, что мама так сказала, рожаю детей потому, что мама хочет внуков.  

Я вдруг вспомнила, как несколько лет назад, мама не дала мне записаться в театральную студию в школе.  

- Нечего всякими глупостями заниматься. – Сказала она. – Все равно ничего не добьешься, только время зря потратишь.  

А мне до зубного скрежета хотелось играть на сцене. И я плакала ночью в подушку от зависти к Людке, которой ее мама и слова не сказала, когда изъявила такое желание. Потом я смирилась, и даже решила, что мама права, и что лучше закончить школу с медалью, чем тратить время на ерунду.  

Мама. Моей жизнью всегда управляла мама, как и жизнью брата (он ненавидит теннис, но каждый раз послушно едет с ней на корт, потому что она решила, что из него получится хороший теннисист), и даже жизнью отца.  

Люсинда больше не рассказывала о своей жизни. Стала реже звать к себе, мне стало казаться, что она меня избегает. Если же мы оказывались вместе на кухне, она задавала мне дежурные вопросы, а я давала ей дежурные ответы. Мою мать она по-прежнему старалась всячески довести: выдыхала сигаретный дым ей в лицо, заходила в кухню в коротком халатике или требовала немедленно убрать постиранное белье из ванной. Казалось, что обиды нанесенные ей собственной мамой, она так и не смогла забыть. И хамила на кухне она не моей матери, а своей.  

С Сашкой мы больше не общались. Он ко мне не подходил, а выяснять с ним отношения (какие собственно отношения?) мне было неловко.  

Школу я закончила как и предполагалось, с медалью. На следующий день после вручения медали и выпускного вечера разразился первый большой скандал, хотя он больше походил на локальную войну:  

- Ну, теперь, можно и документы подавать. Завтра же и поедем. – Мама радостно вертела в своих руках мой аттестат.  

Я осторожно вынула его из ее рук.  

- Куда поедем? – я прекрасно знала куда. Она говорила об этом последние полгода, как о решенном деле.  

- В стоматологический техникум поступать.  

- Я не хочу.  

- Как не хочешь? – на лице у мамы появилось выражение крайнего удивления.  

- Вот так. Не хочу. Я хочу в институт поступить.  

- Хочет она – Возмутилась мама, обращаясь к отцу. – Значит так, завтра поедем подавать документы в техникум. Хорошая профессия, денежная. И нечего мне тут…  

- Я не поеду! – я старалась говорить, не повышая голос.  

- А кто тебя кормить будет, кто тебя одевать будет, пока ты там в своих институтах прохлаждаться будешь?  

- Я работать пойду.  

- Работать она пойдет! – передразнила она меня. – Кем? Уборщицей? Самостоятельная выискалась.  

Я не знала, кем и куда я пойду работать, но твердо знала, что если сейчас уступлю, вся моя жизнь пойдет наперекосяк. Люсинда, и сама, наверное, не догадывалась, как изменила мою жизнь.  

До этого момента на открытые демарши я не решалась. Тем более, что наши с мамой цели – получение медали – совпадали. Но ни в какой техникум я поступать не хотела. Я хотела поступать на геологический факультет университета. Тайком от матери я ездила на день открытых дверей, узнавала какие придется сдавать экзамены и готовилась к поступлению. В своих силах я была уверена, тем более, что для поступления, как золотой медалистке, мне надо было сдать всего один экзамен.  

- И куда ты собралась?  

- На геологический факультет.  

- Не бывать этому!  

Мать разразилась гневной тирадой, суть которой сводилась к тому, что вся моя жизнь пойдет под откос, я буду ходить в походы и экспедиции, всю жизнь проживу в палатках и однажды сдохну от цинги. Денег мне моя работа не принесет ни копейки, выйду замуж я за такого же нищего, который будет пить водку и горланить похабные песни под гитару.  

Мне было все равно. Я знала, что если сейчас уступлю, то потом буду всю жизнь жалеть.  

Скандал продолжался до самой поздней ночи, пока отец не увел в конец обессилившую мать спать. Я осталась на кухне, я была так возбуждена первым выигранным боем, что все равно не уснула бы.  

Через некоторое время на кухне появилась Люсинда.  

- Идем ко мне!  

Я послушно пошла за ней. В ее комнате был накрыт стол: виноград, шоколад, сыр и два тонких высоких бокала.  

- Будем отмечать! – она подмигнула мне и извлекла из шкафа бутылку шампанского. – Поздравляю с первой победой.  

- Да, золотая медаль… – начала говорить я.  

- Медаль – это, конечно, здорово, но я совсем о другой победе.  

- Ты слышала как мы ругались?  

- Ну! Я думаю это слышали все с первого по девятый этаж. У вас очень громкие голоса.  

- Мне страшно. – Призналась я. – Я первый раз…  

- Все когда-нибудь бывает первый раз – мы чокнулись бокалами. – Главное, чтобы не последний.  

Мы ели шоколад и запивали его шампанским. С родителями мне никогда не было так легко и просто. Я все время чувствовала себя перед ними виноватой. Особенно перед мамой.  

- А я уезжаю… – Вдруг сказала Люся.  

- Когда?  

- Через неделю.  

- Надолго?  

- Наверное, навсегда.  

- А куда?  

- Пока в Бельгию.  

- К Валентину?  

- Да.  

Я замерла. На моих глазах у сказки появился хороший конец.  

- Ты выйдешь за него замуж?  

- Ну, я так далеко не заглядываю – Засмеялась Люся. – Давай, допивай шампанское, завтра у тебя тяжелый день.  

Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и когда я уже шла к своей комнате она меня окликнула:  

- Оставь аттестат у меня. На всякий случай.  

Утром я проснулась от шума. Мама носилась по нашей маленькой комнате как торнадо, то и дело, швыряя разные вещи.  

- Где он? – увидев, что я проснулась поинтересовалась мать.  

- Кто он?  

- Аттестат.  

- Зачем он тебе?  

- Дурочку-то из себя не строй. И вообще ехать пора.  

- Пора! – согласилась я. – В институт.  

Мама уже было набрала в легкие воздуха, чтобы закричать, но на соседней кровати заворочался брат, и она не рискнула его будить.  

- Где он? – повторила она свой вопрос.  

- Мам, мне казалось, что мы вчера все решили. Не начинай сначала.  

Я жутко боялась нового скандала. Когда мать начинает орать или хвататься за валерьянку, я чувствую себя неблагодарной сволочью и готова сделать все что она хочет. Лишь бы она не переживала.  

Но быть зубным техником я не хочу. Не хочу!  

- Мы еще ничего не решили.  

- Мам, хватит!  

- Давай сюда аттестат!  

- Не отдам.  

Какое счастье, что Люсинда забрала его у меня вчера. Мать вдруг часто задышала и выскочила из комнаты.  

Я осторожно вышла из комнаты вслед за ней. И услышала, как она начала выговаривать отцу:  

- Не благодарная, не благодарная. Вырастили на свою голову…  

- Танюша, но она уже взрослая, пусть сама решит, ну, не хочет она быть стоматологом, хочет быть геологом – ее право. – За меня неожиданно вступился отец.  

- Да что это за профессия такая? Геолог! За копейки работать будет, сейчас время-то какое. Одни зубные, да банкиры деньги зарабатывают. Она же нищая будет.  

- Может, когда она институт закончит, все изменится?  

- Как же изменится… Держи карман шире. Будет только хуже.  

Я бегом вернулась в свою комнату. Натянула джинсы и рубашку и постучалась в комнату Люсе. Она открыла быстро, как будто ждала.  

- Не передумала? – спросила она, отдавая мне аттестат.  

- Неа – я отрицательно замотала головой.  

- Ну, ни пуха, ни пера.  

- К черту!  

Надев кроссовки, я осторожно открыла дверь и бросилась вниз по лестнице, пока мама не заметила и не попыталась меня вернуть.  

Возле кабинета приемной комиссии толпились абитуриенты. Большинство с родителями. Я растерялась, не зная, что делать дальше и куда идти.  

- Одна приехала? – ко мне подошел парень. Мне он показался жутко взрослым.  

- Одна…  

- Вставай, за мной будешь. На какой факультет поступаешь?  

- На геологический … – пискнула я и покраснела. Со мной не так часто заговаривают незнакомые мальчики, если не считать Сашки, то этот первый.  

- О, коллега! Я тоже на геологический! Тебя как зовут-то?  

- Поля… Полина.  

- Ну, приятно познакомиться, Полина. А я – Иван.  

Подошла наша очередь. Он увидел, как я достаю свой аттестат из сумки, и присвистнул:  

- Медалистка?!  

- Ага!  

- Ну, молодчина. Значит, один экзамен сдавать будешь.  

Он вошел в кабинет первым, а вслед за ним я. Пока я сдавала документы, что-то подписывала, Иван исчез. Я испугалась, что больше его не увижу, но, выйдя в коридор, обнаружила его возле кабинета.  

- Ну, что теперь мы официальные абитуриенты? Ты на метро?  

- Да!  

- Тогда я тоже. – Он подхватил меня под руку и повел к выходу.  

Мне не верилось в то, что происходит. Взрослый парень ведет меня под ручку, шутит, стараясь меня рассмешить. Меня!  

- Ну, что, Полина! – сказал он, доведя меня до метро. – Будем прощаться, я здесь недалеко живу. Увидимся на экзамене?  

- Конечно. – Теперь даже тысяча мам не заставит меня пойти учиться в стоматологический техникум.  

Домой я ехала как в тумане, вспоминая, как Ваня на меня смотрел, что говорил, как держал за руку. Неужели все это происходило со мной. Я попыталась рассуждать трезво и говорила себе, что это ничего не значит. Просто ему было скучно, так как все остальные были с родителями, поэтому он и подошел ко мне. Но сердце все равно замирало от мысли, что через неделю я снова его увижу.  

- Ну, что подала документы? – встретила меня в дверях мать. – Рада?  

- Подала! – я не могла согнать с лица довольную улыбку. – Рада.  

- Ну-ну…  

Я испугалась, что мама снова устроит скандал, но она только с осуждением посмотрела на меня и ушла в кухню. Неужели смирилась?  

Поздно вечером, когда мои уже спали, я проскользнула в комнату к Люсинде, чтобы рассказать ей о Ване, поговорить о нем, мне было больше не с кем. Но она была занята.  

На кровати лежала куча одежда, а Люся стояла рядом с озабоченным видом:  

- Вот, не знаю, что с собой брать, что оставлять… – сказала она, увидев меня. – И вещи все любимые, а с другой стороны, там же все по-другому одеваются. Проще. Что я там буду как попугай ходить?  

Я присела рядом с одеждой на кровать и стала перебирать все эти кофточки, юбочки, платья, брюки. Все было модное и дорогое. Мне так хотелось иметь хоть что-нибудь из этого, чтобы Ваня увидел меня на экзамене и обалдел. Ваня…  

- Нравится? – раздался над ухом голос Люси. Я так погрузилась в мысли о новом знакомом, что не заметила, как она замолчала.  

В руках я держала платье. Ничего особенного, но оно было нежно голубого цвета, красивым вырезом на груди и юбкой клеш. Она взяла платье из моих рук.  

- А мне мало, представляешь? Когда увидела его в Париже, то прямо влюбилась. И сразу купила. Думала, похудею. Специально для этого платья. Но не смогла. А выбросить рука не поднимается. Так и вожу его с собой с места на место. – Она приложила платье к себе и подошла к зеркалу. – Красота! – Она повернулась ко мне. – Померяй.  

- Оно же дорогое! – испугалась я. – Вдруг испорчу.  

- Кому говорю, меряй!  

Я не стала сопротивляться, скинула халат, стыдливо повернувшись к ней спиной, и надела через голову платье. Люся застегнула мне на спине молнию и завязала сзади пояс.  

- Повернись! – скомандовала она.  

Я повернулась. Она окинула меня оценивающим взглядом сверху до низу.  

- Как будто на тебя шили! Красавица!  

Я робко подошла к зеркалу. Платье и, правда, село как литое. Вот бы Ваня увидел меня в таком платье…  

- Забирай! – прервала мои мысли Люся.  

Я недоуменно посмотрела на нее.  

- Забирай! Не тащить же мне его с собой за границу. Тем более, что на меня оно все равно не лезет.  

- Спасибо! – выдохнула я, еще не до конца веря в услышанное. На экзамен я точно пойду в этом платье.  

- Слушай, ты часом не влюбилась?  

- Не.. нет! – помотала я головой, и почувствовала, как запылали щеки.  

- Кто он?  

- Да его только один раз видела. Сегодня . Мы документы вместе подавали. И он сам ко мне подошел. А потом он меня подождал. И до метро проводил. И вообще он такой … красивый. – Выпалила я на одном дыхании.  

- Подожди, не части. Как его зовут-то хоть?  

- Ваня! И он взрослый! – поделилась я.  

- Сколько ему лет-то?  

- Двадцать! – по дороге к метро он мне рассказал, что решил поступать уже после армии. Его папа был геологом и он решил идти по стопам отца. Тем более, что с детства с ним в экспедиции ходил.  

- Тоже мне взрослый! – хмыкнула Люся. – Ой, времени-то сколько?  

Было уже 2 часа ночи.  

- Давай к себе. Тебе вставать рано.  

- Зачем? В школу-то не надо уже.  

- А к экзамену готовиться? Тебе ж тебе поступить надо, а то вдруг ты своего Ваню больше никогда не увидишь?  

От одной только мысли об этом у меня защемило сердце. А ведь я даже фамилии его не знаю. Вдруг больше не увижу?  

Люся расстегнула мне молнию, я сняла платье и накинула халат. Взяв платье как драгоценность, на вытянутых руках понесла к себе в комнату.  

Даже не верится, что у меня есть теперь такая красота: настоящее платье из Парижа. Не подделка какая-нибудь с рынка «made in France». А такое, что даже Людка от зависти умрет.  

До экзамена я Люсю толком больше не видела. Днем она ездила по делам, а вечером приезжала уставшая, мы перебрасывались парой незначащих фраз, и она уходила спать. Я же целыми днями готовилась к экзаменам и думала о Ване.  

На консультации перед экзаменом я его не видела, может, он не приходил, а может, я его просто не заметила, хотя все два часа консультации вертела головой, высматривая его. Но народу было столько, что возможно я его просто просмотрела. А сам он не подошел.  

После консультации я задержалась возле входа в корпус, надеясь, что просто его не заметила. Но все уже вышли, а его не было. Стоять дольше было бессмысленно, и я поплелась к метро.  

До экзамена остался один день, и я решила, как следует выспаться. Мама оставила меня в покое и больше не предпринимала попыток отговорить от поступления. Дома было тихо, брат отправили к бабушке в деревню, и комната была в моем распоряжении.  

Перед экзаменом я нервничала. И чем ближе подходила к университету, тем сильнее нервничала. Но войдя в аудиторию успокоилась.  

- Полина, привет! – передо мной сел Ваня.  

Я хотела спросить, почему его не было на консультации, но тут преподаватели попросили тишины, и начали раздавать варианты экзаменов.  

- Ни пуха, ни пера! – прошептала я ему в затылок.  

- К черту! – ответил он, не оборачиваясь. – А ты здорово выглядишь!  

- Спасибо.  

Мысленно я еще раз поблагодарила Люсю за платье. Я была уверена, что комплимент мне достался только благодаря ему.  

Из аудитории мы вышли вместе. Он снова проводил меня до метро, и мы договорились встретиться послезавтра, возле стендов с результатами экзаменов.  

- Боишься? – спросил он.  

- Конечно, вдруг не сдам. Тогда мама упечет меня в стоматологический техникум, и я всю жизнь проведу в кабинете зубного…  

- Ужас! Тогда буду держать за тебя кулаки.  

- Спасибо! А я за тебя.  

- Ну, что увидимся послезавтра? – спросил он, когда мы дошли до метро.  

- Конечно.  

Я влетела в квартиру. Мне хотелось с кем-нибудь обсудить, как Ваня на меня смотрел, что говорил и как держал руки. Я постучала в комнату к Люсе. Но ее не оказалось дома.  

Утром, я снова постучала к ней в комнату, надеясь, что она еще никуда не успела уйти. Но она снова не открыла.  

- Что долбишься? Уехала твоя подружка. И даже не попрощалась с тобой.  

- Как уехала? Когда уехала? – не поверила я своим ушам.  

- Как приехала, так и уехала. – Отрезала мама.  

Я не верила, что Люся уехала не попрощавшись, не оставив ни письма, ни записки. Как будто и не было ее никогда здесь. Как неизвестно откуда появилась, так неизвестно куда исчезла. И мне было ужасно обидно, что она не попрощалась.  

* * * * *  

Я поступила в университет. И Ваня тоже. После экзаменов мы все лето встречались почти каждый день. Я впервые отказалась ехать к бабушке в деревню, а мама не стала настаивать. Маму с ним я знакомить не спешила. И сделала это только на третьем курсе.  

- Мама, познакомься. Это мой муж – Иван. – Поставила я ее перед фактом.  

Утром мы расписались в ЗАГСе. Свадьбы не было, только мы и двое наших однокурсников, в качестве свидетелей.  

Мама кричала, хваталась за сердце, требовала немедленно развестись, обещала меня проклясть если я не передумаю. Ваня был воплощением ее материнских кошмаров: он отрастил бороду, пил водку, и пел песни под гитару. Но вопреки ее предсказаниям я была счастлива.  

О Люсинде я с тех пор больше ничего не слышала. Обида, что она уехала не попрощавшись – почти прошла. И я вспоминала ее с благодарностью, если бы не она – моя судьба сложилась бы совсем по-другому. А голубое платье до сих пор висит в моем шкафу. Я уже не влезаю в него, но выбросить или подарить кому-нибудь у меня не поднимается рука.  

А спустя много лет, разбирая мамины документы, я обнаружила в них адресованное мне письмо:  

«Уезжаю, не прощаясь. Ты спишь, и мне не хочется будить тебя перед экзаменом.  

Надеюсь, что мы еще когда-нибудь увидимся, но если нет, я хочу пожелать тебе удачи на экзаменах, для тебя это шанс вырваться из-под маминого влияния.  

Ты напомнила мне меня , но мне потребовалось много времени, чтобы понять, что я имею право на собственное, а не на мамино счастье.  

Люсинда».  

Лиза приехала к Кате домой, отметить очередной общий успех. Завтра будет презентация, подарки от коллег, восторженные комментарии в прессе и злобные нападки критики. А пока можно посидеть вдвоем на кухне, неспешно попивая Бейлис и сплетничая. Сегодня их потянуло на воспоминания, благо, что за двадцать лет дружбы было, что вспомнить.  

- Ага, а помнишь обдедевшего Костика? – Смеясь Лиза отхлебнула Бейлис. Они уже полчаса вспоминали своих первых мальчиков, что-то сегодня их потянуло на совсем уж древние истории.  

- Конечно, помню. – Катя в ответ тоже засмеялась.  

Обдедевший Костик (надо же было такое придумать), Вадик-инопланетянин, Антон, потерявший память – герои девичьих сказок, которые подруги рассказывали друг другу в юности.  

Главными героинями сказок были они сами, Лиза и Катя, а в роли их любимых мужчин выступали знакомые мальчики: Одноклассники, одногруппники по детскому саду, соседи по дачам и дворовые приятели.  

Сказки они начали рассказывать лет в тринадцать, когда оставались ночевать друг у друга дома. Кто первый это предложил, ни одна из подруг уже не помнила, но обе великодушно признавали, что сделала это другая.  

Обдедевший Костик – этот термин придумала Лиза, имея ввиду, что тот вернулся из армии возмужавшим и заматеревшим – один из героев этих сказок, учился в параллельном классе и очень нравился Кате. В сказке выходило, что, вернувшись из армии Костя и случайно встретив на улице Катю, поразился ее неземной красоте и немедленно понял, как сильно ошибался, не обращая на нее внимания в школе. Катя правда к тому времени была уже замужем, но муж уже давно был в коме, и возвращаться оттуда не собирался. Катя, как благородная долго мучалась, потому что любила Костю и не могла бросить беспомощного мужа. Но потом тот совершил благородный поступок и умер. А Катя с Костей поженились. И жили долго и счастливо А первую дочь, назвали в честь так вовремя умершего мужа – Колей.  

Вадик, с которым Лиза ходила в один кружок по лепке из глины, в которого она была немного влюблена во втором классе, в одной из сказок лихо превратился в инопланетянина, но ради любви к Лизе, отрекся от Родины и остался на Земле. Дети у них были  

Сказки эти имели незамысловатые сюжеты, с непременным хеппи ендом, к которому и Лиза, и Катя шли тернистым путем, теряя и обретая возлюбленных, из числа общих знакомых, переживая невероятные приключения и теряя память.  

- А помнишь, Лешу и «Выбор Императора»? – Разливая по рюмках Бейлис, спросила Лиза. – Как я тогда загнула-то?  

Катя помнила. С самого детства подруги по очереди проводили время на своих дачах. То Лиза ездила к Кате, то Катя к Лизе, почти все время с первого по одиннадцать класс они были неразлучны, не считая коротких месяцев, когда родители возили их на юг.  

На даче у Лизы Катя познакомилась с соседским мальчишкой. Мальчик, как мальчик – товарищ по играм. Они и росли так, встречаясь летом, радуясь встречам, но испытывая друг к другу исключительно дружеские чувства.  

Случилось все на летних каникулах, перед выпускным классом. Последнее беззаботное лето, которое девочки по традиции проводили друг у друга на дачах, обернулось самой страстной Катиной любовью.  

Тогда, она посмотрела на Лешу другими глазами, или он так изменился, что обратил на себя ее внимание, или просто время пришло страстно влюбиться. Высокий – почти два метра, – красивый брюнет, с широкими плечами и мощными руками. Может, он и не был таким уж огромным, но хрупкой, почти болезненно худой Кате он таким показался, и увидев его на платформе (он вышел встречать девочек) она сразу поняла, что все – влюбилась.  

А Леша только улыбался, своей задорной мальчишеской улыбкой, и предлагал бесконечные развлечения.  

То лето было самый счастливым в Катиной жизни, нет, безусловно, потом тоже было много счастливых летних месяцев, но это лето было настолько счастливым, насколько может быть счастливым лето рядом с любимым мальчиком в шестнадцать лет.  

Она тогда впервые попробовала портвейн «Три топора» (сейчас о нем вспоминалось с содроганием). Они покупали в палатке возле станции две бутылки, и огородами пробирались на большую поляну за деревней, где кто-то предусмотрительный оборудовал стол с двумя скамейками.  

Там они пели под гитару (самой романтичными песнями, от которых у Кати до сих пор замирает сердце, казались «Беспечный ангел», «Крылья» и почему-то «Ёхан Палыч»), играли в бутылочку, опустевшей тарой и танцевали под старенький магнитафон, хрипевший из последних сил.  

Все лето Кате вдруг начинало казаться, что Леша тоже в нее влюблен и вот-вот расскажет ей о своих чувствах, то она переживала, что Леша совсем не выделяет ее среди других своих дачных подружек, которых в то лето оказалось вокруг него особенно много.  

Лето закончилось внезапно. Лиза, видя мучения подруги, придумывала всевозможные способы их облегчить. Она даже пригласила Лешу к себе на день рождения, чего раньше никогда не делала. Но их отношения так и не сдвинулись с мертвой точки.  

Тогда и появилась эта сказка «Леша и Выбор Императора». В этой сказке, дальняя богатая родственница оставила Кате в наследство придорожный мотель на трассе Москва-Варшава (Лиза, тогда не знала, есть ли такая трасса). Она сделала из этого мотеля лучшую гостиницу, которую назвала «Выбор Императора», а точнее «Kaisers Wahl» , Леша хорошо говорил по-немецки, и мечтал когда-нибудь открыть немецкий ресторан с таким названием.  

И вот однажды, в темную ненастную ночь в гостиницу постучали. По стечению обстоятельств Катя оказалась в гостинице совершенно одна и сама открыла дверь. На пороге стоял он – Леша, такой же красивый и мужественный, как и прежде. Был он на байке, в кожаной куртке и бандане (В шестнадцать лет, байкеры для подруг были символом мужественности). И он ее не узнал. Потому что за несколько лет она стала просто неземной красавицей и совсем перестала походить на угловатую девицу, которой была в юности.  

Она угостила его ужином, напоила вином, приготовила лучшую комнату с императорской кроватью. А когда провожала его до номера, он внезапно притянул ее к себе и страстно поцеловал. Она не стала сопротивляться и осталась в его номере до утра. Эта была замечательная ночь, но с рассветом он растаял как призрак. И даже не спросил ее имени.  

Потом в сказке был трагический пассаж (на этом месте Лиза и Катя обычно пускали слезу) с беременностью. И вот спустя 4 года они снова встретились. Она тогда уже продала гостиницу и перебралась в Москву поближе к лучшей подруге Лизе (в этом месте, они начинали рыдать и клясться друг другу в вечной дружбе). При встрече он снова не узнал Катю (потому что попал в аварию, и ему отшибло память). Но она ему понравилась, и он подошел к ней познакомиться.  

И, вот, когда они снова оказались в одной постели, он вспомнил хозяйку гостиницы. Она обрадовалась, разрыдалась, припала к его груди, призналась, что ко всему прочему у него есть еще и дочка.  

Тогда он ей признался, что влюбился в хозяйку гостиницы, поехал за цветами для нее, но попал в аварию и потерял память (ах, эта чудесная амнезия, сколько мыльных опер она спасла). Но вот сейчас (после бурного оргазма) он совершенно отчетливо ее вспомнил. В конце они, конечно, поженились и жили долго и счастливо.  

- Нда! – Задумчиво протянула Лиза. – Хороший был парень, да весь вышел.  

- И не говори! – Грустно согласилась Катя.  

Если бы не случайная встреча несколько лет назад, она до сих пор бы вспоминала Лешу с болью в сердце. Но та встреча словно вылечила ее.  

Все началось как в сказке. Они случайно встретились в гостинице в Уфе. Правда, гостиница называлась совсем не «Выбор императора», а как-то очень прозаически, то ли «Азимут», то ли «Чайка», а может вообще «Центральная». Столкнулись в фойе, у стойки администрации.  

- О, Лешка! Привет! – Катя обрадовалась встрече.  

- Привет! Ты что здесь делаешь? – Удивленно спросил он.  

- Да, так. В командировку приехала, на пару дней.  

- А. Я тоже в командировку…  

Повисло неловкое молчание. Катя смотрела на него во все глаза и не верила им. Леша совсем не изменился, такой же мальчишеский взгляд, такая же задорная, только чуть смущенная улыбка, широкие плечи, руки… Она хорошо помнила его руки. Ее захлестнула волна воспоминаний, и поддавшись порыву она выпалила:  

- Что делать собираешься? Я как раз ужинать иду, не хочешь присоединиться?  

Леша потоптался в нерешительности, а потом согласился.  

За обедом они делились новостями, благо за прошедшие годы их накопилось много и им было о чем поговорить, тем более, что это была их первая встреча за это время. Года через два-три после того лета Леша вдруг неожиданно пропал из жизни подруг, и они ничего о не знали.  

Оказалось, что тором курсе института он женился и жена потребовала, чтобы он перестал общаться со своими подругами детства. Он жену очень любил, и ссориться с ней не решился: так из его жизни сначала исчезли Катя с Лизой, потом однокурсницы, они с женой даже квартиру поменяли. Жили они хорошо: Леша работает у тестя, тот какой-то крупный предприниматель, жена родила дочку, они недавно съездили на Мальдивы. В общем, все хорошо, подытожил он. Но выглядел при этом не то, чтобы несчастным, а каким-то равнодушным.  

Разве так говорят люди, которые по настоящему счастливы? Изумилась про себя Катя, но вслух произносить не стала.  

После ужина он вызвался проводить ее до номера.  

Как в сказке – мелькнула в голове Кати мысль и пропала, за ужином она выпила слишком много, и плохо соображала.  

Возле двери номера, Леша вдруг неожиданно прижал ее к стене и жарко зашептал в ухо:  

- Катька, я по тебе так скучал, ты не представляешь. Ты же мне всегда нравилась…  

- Ты женат! – Возмутилась Катя.  

- Да, жена… Мы с ней и не спим уже давно, так партнерские отношения, дочка вот… А тебя я всегда любил, это же судьба, Кать… а жена меня вообще никогда не понимала…  

А ей вдруг стало противно. Противно. Жена никогда не понимала… не спим давно.  

- Боже, как пошло! – прошептала она.  

- Что?  

- Уйди. Не трогай меня.  

- Ну, Кать – вдруг заканючил он.  

- Уйди. – Она высвободилась из его объятий, и проскользнув в номер, быстро захлопнула дверь, пока он не последовал о ней.  

- Кать, а может…? – Из задумчивости ее вывел лизин голос.  

- Что?  

- Ну… – и Лиза кивнул на стопку книг, лежащих на краю стола.  

- Да ну, фигня получится…  

- Ну, мы добавим пару романтичных штрихов, трагических случайностей, обязательный хеппи енд. Ну, ты меня понимаешь – жили они долго и счастливо и умерли в один день. Конфетка получится. А назовем «Выбор…  

- … императора» – Закончила за нее Катя.  

Они чокнулись рюмками.  

- Ну, за успех что ли! – Не уверенно предложила Катя.  

- Нет, просто за нас, а «Выбор императора» и так будет бестселлером. – Уверенно заявила Лиза.  

Подруги улыбнулись друг другу. Ни одна не сомневалась в успехе нового романа известной писательницы Елизаветы Катиной. Под этим псевдонимом они уже пять лет писали любовные романы про Костиков, Вадиков и Антонов.