В сумке охотничьей – утка.
В небе – большая звезда.
Сяду-ка я на минуту:
Что-то я нынче устал.
Сходятся чёрные ветви.
Сгущается тишина.
Ждут меня в хижине, нет ли,
Чья это поступь слышна?
Это ни капли не важно.
Это лишь в книгах детей:
Бравый охотник бумажный
Жизнью играет своей.
Черно-белое кино.
Черно-белое окно.
Черно-белых мотыльков
Трепет строчками стихов.
Черно-белая земля.
В черной саранче поля.
Белый пух от тополей
Не дает дышать! Всё злей
Черно-белый ураган!
Белый, клочьями, туман.
Черный, облаком, обман.
Где, Ассоль, твой Зурбаган?
Мы пылинки, пушинки, снежинки? Возможно.
А возможно – кирпичики, камешки, зёрнышки.
Нас рука то ли ловит, а то ли кладёт осторожно,
То ли просто играет, бросая как пёрышки.
Мы пытаемся, рвёмся, стремимся, торопимся,
На себя надеваем одежды тяжёлые.
Только падаем, падаем, падаем в пропасти...
И становимся снова смешные и голые.
Вечер теплым покрывалом
Пеленает перелесок.
Звезды капают устало
С бриллиантовых подвесок.
Гаснет музыка заката,
Тонкий звук ее – как стебель.
Летний день ушел куда-то,
Может – в быль?
А может – в небыль?
Я забыл – какая жалость! –
Луг, где нас связала тайна.
Где – я знаю, не случайно –
Ты щекой ко мне прижалась.
Луг, где мы играли в прятки
В пелене тумана тонкой,
Где твои босые пятки
По росе бежали звонко...
На кораблике бумажном
Юность вдаль от нас умчалась.
Что казалось нам неважным –
Самым главным оказалось.
Всё так близко, всё так тонко,
Только это вспомнить мне бы,
Как смеялись нам вдогонку
Две звезды в высоком небе!
Гладь реки под ветром смялась,
Месяц выгнулся, как прясло,
Отзвенело, отсмеялось,
Отгорело –
И погасло.
День ушел – и нет возврата,
Но, как слайд, осталось четко –
Нашей юности утрата.
Нашей памяти находка.
Покровы времени спадают постепенно
шелками с плеч,
всё явственнее праздничное пение
и ангельская речь
младенцев, птиц небесных,
древесной немоты,
расходится по швам покроя тесного
спецовка суеты.
Теряет хватку вездесущий, скаредный,
хозяйский глаз часов,
душевладельцем барином
считая беглецов.
Откатывает память, словно пушка
по собственным тылам
разносит в пух куриную избушку
дремучих, душных драм.
Расчищенное место зарастает
осокой строгой, синью васильков,
все легче и беспечней вылетает
душа окрепшая из кукольных шелков.
Возьми меня, как ребенок берёт игрушку.
Как резиновый мячик, как погремушку,
Как вцепляется пальцами и теряет к ней интерес.
Уведи меня в самый глухой беспробудный лес,
Натрави на меня волков, отрави беленою,
Брось меня, как щенка, наигравшись со мною,
Позабудь обо мне, забрось глубоко на чердак,
Недоумённо морщись, найдя мое имя среди бумаг.
Позабудь навсегда. И в наставшей когда-нибудь тишине
Никогда не вспомни, не вспомни никогда обо мне.
