На всём огромном свете,
Во всей кромешной тьме
Одни слова лишь эти
Спасеньем служат мне:

«Ничто нигде не сгинет,
Никто здесь не умрёт.»

Бессмертными, нагими
Нас утро застаёт,

И я встаю с постели
И начинаю день.
Летящие качели
Отбрасывают тень.

«Ничто нигде не сгинет
Никто здесь не умрёт.»

Пусть потерял ты имя –
Оно тебя найдет.

Зачем он прибыл в мой суровый край?
Здесь не такие голову теряли!
Напрасно думал он найти здесь рай.
Его уж нет, а голову попрали.

Рассвет настал уже не для него.
Волна поёт в ленивой, сонной дреме…
Здесь тихо всё, не видно никого…
И никого здесь не было на стреме.

Его подруга – тут же в стороне:
Изрезан труп, глаза навек застыли…
Им не входить уж в море при луне.
Теперь они рассказ изустной были.

Машина вскрыта… ценного уж нет…
Острейший нож помог войти в палатку!
На этом пляже не ищите след.
Забудьте про загадку и отгадку!

Срывались звёзды, падая с небес.
Пустынный пляж не многое расскажет.
В моём краю не требуйте чудес:
Что было тут, милиция не скажет.

Теперь им жить в рассказах – только так!
А голова его – кому и что докажет?
Однажды лишь какой-нибудь чудак
На это место молча вам укажет…

Но жизнь идёт… другой сюда придёт…
Таких, как он, навалом в этом мире!
И снова здесь его конец найдёт,
Чтоб отзвучать в моей бесстрастной лире…

Он родился в поле ночью,
Маме голову вскружив.
Скинув мокрую сорочку,
Ушки он насторожил.

И потопал неуклюже
По ладоням лопухов.
Аж три шага сделать нужно,
Что добраться до сосков.

Ну, а ночь с улыбкой лисьей
Краски тьмы смешав в одну,
Провела мохнатой кистью
По живому полотну,

Вмиг окрасив жеребёнка
В непроглядно чёрный цвет.
Ведь известно, что в потёмках
Посветлее цвета нет.

Очень плотно, равномерно
Прилегла к младенцу масть,
И второй такой, наверно,
Не найти и не украсть.

И тогда, раздвинув тучи
И с груди прогнав грозу,
Небо сдуло с плеч могучих
Нежно-снежную звезду.

Та, проделав путь воздушный,
До земли почти-почти,
Звёздный свой закон нарушив,
Не сгорела по пути.

Вспыхнув трепетней и ярче,
Пролетела над землёй,
Лоб украсив жеребячий
Неземною белизной.

Перевалила жизнь за половину,
И снег лохмато распушил объятья;
Моя Кассиопея выгнет спину,
Стирая в ледниковой ванне платье;

Уткнутся звёзды лапками в окошко,
Бессоницу мою тревожа нежно...
И станет снегопад теплей немножко,
А на душе – светло и белоснежно.

На мёрзлое стекло дышу несмело:
Метель порхает в подвенечном платье,
Царапает ногтями ветер белый
И пряди облаков по снегу катит...

И, словно вторя ей, дробится время.
В груди, на месте сердца, – паутина...
Забавно: вой зимы взрезает темень,
А жизни пролетела половина!

Вертелся под сердцем, родиться спеша.
Несносный ребёнок!
Поднялся с ромашкой на мокрых ушах
С цветочных пелёнок.

Длиннющие ноги с трудом поднимал,
Собою доволен.
Он в танце придуманном мир познавал –
Огромное поле.

Приплясывал он, когда пил молоко
И тыкался в вымя.
За то и прозвали Танцором его,
Чудесное имя!

Ты весь – от хвоста до ноздрей-лепестков
Горишь померанцем.
Расти, мой хороший, среди мотыльков
В задиристом танце.

В сумке охотничьей – утка.
В небе – большая звезда.
Сяду-ка я на минуту:
Что-то я нынче устал.

Сходятся чёрные ветви.
Сгущается тишина.
Ждут меня в хижине, нет ли,
Чья это поступь слышна?

Это ни капли не важно.
Это лишь в книгах детей:
Бравый охотник бумажный
Жизнью играет своей.

Черно-белое кино.
Черно-белое окно.
Черно-белых мотыльков
Трепет строчками стихов.

Черно-белая земля.
В черной саранче поля.
Белый пух от тополей
Не дает дышать! Всё злей

Черно-белый ураган!
Белый, клочьями, туман.
Черный, облаком, обман.
Где, Ассоль, твой Зурбаган?

Arifis - электронный арт-журнал