.
Амирану Шаликашвили,
основатею и художественному руководителю
Грузинского Государственного театра пантомимы
Разбивай свой шатер и в тени
Старой крепости, осенью желтой,
Расстели половик, натяни, –
Одари чудом притчи недолгой.
Зуре, юноше с грустной улыбкой,
Дай корону из жести упругой,
Русудан, неспокойной и гибкой,
Повели стать царевой супругой.
Разложи в наших душах костры,
Сам же – стань в этот вечер Орестом,
Сыном воина и Клитемнестры,
Братом осиротевшей сестры.
Дай же счастья микенскому пахарю,
А затем – обесчесть соучастьем:
В бедной хижине стены заплакали –
Дети мать разрывают на части.
Пусть покроются головы гор
Тенью трижды печального трона –
Долго будет взывать к небу хор
У холодных камней пантеона...
Разбивай же шатер в дождь и ветер,
Заполняй же сердец наших пустошь,
Землю родины, небо Колхети
Озари своим древним искусством!
...Приходи, половик натяни...
(1977-78)
.
Вот такая из окна картина:
на дереве Синяя сидит Птица,
и каждый подойдет, и удивится,
и дальше идет – у него дел рутина.
У одного забастовка на его заводе,
у другого – не достроена дача,
и только ребенок оглядывается плача,
но он мал, и его от Птицы уводят.
А вечером вместо сказки на ночь
он попросит рассказать о Птице,
но папа нахмурится и удивится,
он сам забыл уже о ней напрочь.
В природе синих птиц не бывает,
добавит мама, сев тоже рядом,
послушай лучше про курочку Рябу,
а завтра поедем в зоопарк на трамвае.
Там будут мохнатые и полосатые звери,
и в большом количестве всякие птицы:
журавли, попугаи, и орлы, и синицы,
но синих – нет, ты должен нам верить!
А бабушка заохает и засуетится,
ребенок, кажется, температурит!
А папа встанет у окна и закурит,
и увидит, как улетает Птица.
Я боюсь тебя, белый лист.
Вдруг, после ночи долгой
ты останешься чист,
как Волга...
Я боюсь, что словам моим
не доверишься ты беспечно.
Ты похож на квадратный дым,
улетающий в вечность.
Я боюсь в эту ночь, в этот дождь
пером твою плоть корябать.
Если ты океан, ну что ж,
значит, я твой корабль!
Значит, вместе мы смысл поймём
нашего фрахта,
в стихотворенье собьём
коктейль фантазий и факта.
Но ты тоже, бойся меня!
Вдруг всё, что во мне вообще есть,
вырвется брандспойтом огня
и ахнет общественность...
И..., удаляясь, с пеплом моим,
ты скажешь, словам не поверив, –
я просто, просто, просто дым,
а был листом белым...
96 г.
Я ль жертвой бедствиям на алтаре старенья
паду безропотно?.. Гори, огонь, гори!
В слезах и жалобах бессильное смиренье
огнеубийцею рождается внутри.
Земля, ты мачеха! Но в памяти замри
тоской – пронзительней потерянного зренья,
как детство пенкою июльского варенья
и запылавшие на белом снегири.
Пусть медь и золото куёт коринфский молот,
пусть обжигающий охватит сердце холод,
любовь и ненависть – на разных полюсах.
Жена отмстившая несёт себя Гекате:
смотри, как стелется гостеприимно скатерть –
Медеей вышитый узор на небесах.
