Рассыпая сценария листья,
Осень пьесу готовит свою
И, укрывшись в лесном закулисье,
Никому не даёт интервью.
У неё вдохновенья в избытке,
Будет действо, что видела в снах:
Из дождей серый занавес выткан,
Декорации в жёлтых тонах.
Рампа вся из берёзовых свечек,
Сцену скроет загадочный флёр.
Не заглушит уже птичье вече
Слов, что шепчет ей ветер-суфлёр.
Осень, главною став героиней,
Листопадом украсит газон,
А к финалу нарядится в иней.
Жаль, что пьеса всего на сезон.
Никто не видел, где я оставил плащ?
Там ещё сидел человек и читал газету.
Там ещё голубь впивался в сухой батон.
И красный мяч покатился.
Небо хмурится, надвигается дождь.
Человек докуривает сигарету.
Брошенный и ненужный батон.
Мяч у урны остановился.
Газета взлетает вверх, поднимается мяч.
Батон лениво описывает окружность.
Рукава простёр в обе стороны дешёвый плащ.
Небо отражается в лужах.
Я замираю и чувствую: всё пройдёт.
Всё, что потеряно, опрокинется и прольётся.
Человек закуривает. Дождь уже не идёт.
Забытый плащ освещается солнцем.
Резонанс – итог сырого лета.
Слёзы с коньяком, вокзал и Бродский.
На ребро упавшая монета
Не поддержит мир, уставший, плотский.
Ничего не обещает город,
Голодом проета носоглотка.
В агрессивной стойке грязный ворот
(А была же ласковой и кроткой!).
Сколько можно – сигареты, двери –
От судьбы к судьбе – одно – клише.
Не рифмуется любовь с потерей,
А была бы рифма по душе!
Доступно-доверчивой стала.
Кастет не ношу на правой.
Лужи в стеклянной оправе.
Мелочь в кармане – мало.
Ветер шарфы заплетает,
Ветер тревожит щёки.
Вам бы одни упрёки,
А он наплевал – летает!
А он никому не должен
Себя. И любви до гроба.
Он сам в непогоду брошен.
Мы так одиноки оба.
Ответьте, милосердные, доколе
искать окно, чтоб мой растаял сплин,
чтоб кровь ещё не капала с рябин,
чтоб воздух – как настой на алкоголе,
в горах, в лесу, на озере и в поле
всегда июнь, и свечками – люпин...
Но клацает затвором карабин -
осенних птиц планида (жребий? доля?)...
Упасть с небес и снова в небеса,
чтоб поглядеть там не на образа,
глаза в глаза судьбе (природе? Богу?),
ответ услышать на своё «доколь?!»,
рыдать от смеха, забывая боль,
и сквозь стекло уйти ничьей дорогой.
«Из людей — одни лишь птицы...»
М.Гундарин
Вот и осени остаток -
бессознанье или спячка.
Весь кладбищенский распадок
как лишайная болячка:
холмы старчески небриты,
все в белёсых пятнах снега.
Три недужные хариты,
наши альфа и омега,
для всех прочих — непонятка,
здесь заламывают руки
(ради нового порядка
водку тоже пьют старухи).
Время судорожно-крепко
хвать соломинки-поминки,
хочет вытянуть, как репку,
виртуальные травинки.
Небо падает, как правда,
тяжело, кровавой глиной
над вернувшейся обратно
страстотерпицей Галиной.
Мама! Знаешь ты, как больно
холодна вода другая,
не щедра, не хлебосольна
и за прошлое ругает,
в сутках — ночи превосходство,
из людей — моя собака...
Вот и полное сиротство
осыпает край оврага.
