О, вьюнош бледный перед монитором!
Твой мозг не спит четыре дня подряд,
Твой дикий глаз сверкает помидором,
И в животе архангелы трубят…
Ты Гитлера убил из пулемета,
Устроил в Пентагоне кавардак,
Впендюрил в Жанну Фриске нанобота
И хакнул стринги Ксении Собчак.
А за окном – привольно и свободно,
Мороз и солнце, божья благодать,
И девушка с улыбкою Джоконды
Все ждет, когда ты выйдешь погулять.
Кансель давить на мауза батоны!
Дестрой писюк кувалдою сплеча,
Айда в реал! Там ужин, макароны
И чемоданчик доброго врача…
Игрушечник мне продает игрушку,
Смеющийся гудящий мяч.
Я в руки взять его не то, чтоб трушу,
Но как-то не уверен до конца.
Возьми его – и ты увидишь море.
Возьми его – и чудо ты услышишь.
Возьми: и вот стоишь ты на просторе,
Не поднимая жалкого лица.
Игрушечник отсчитывает сдачу.
В глазах его – огонь и справедливость.
Вам завернуть? И я уже не плачу.
И мяч в руках по-птичьи шелестит.
Всё это было медленно, как будто
Я из песка приморского рождался,
И камушки лежали, как минуты,
И слабый воздух в высоте блестел…
Больно.
Белизна, царящая вокруг, отражая солнечные лучи, пытается отнять у меня способность видеть. Лучше не смотреть. Лучше просто закрыть глаза и идти. Идти босиком по распластанному всюду небу.
Не надо смотреть по сторонам, не надо оглядываться, потому что заранее знаешь, что ничего не увидишь. Только небо, холодное, отторгающее, небо. Оно и так кусает за босые пятки сильнее, чем языки огня. Оно не может ни принять меня, ни поддержать. У него нет прав на это – я другая. Я – не в его власти. Оно не распоряжается мной, но оно всюду и, значит, нужно искать выход. Нужно искать выход даже тогда, когда его и вовсе не существует. Главное – не открывать глаз. Главное – не видеть этой безжизненной вечной пустоты.
Здесь и не скажешь, что наступила календарная весна. Но лёд на реке стал совсем хрупким, и нога порежется о кусочки хрустального речного покрова. И река будет звать и тянуть в свои совсем ещё девственные объятия, а потом и вовсе накроет своим подвенечным убором. И я поддамся воле стихии. Поддамся этой реке, потому что её волны принесут мне боли не больше, чем твои ледяные объятья. А главное, эта боль подарит мне столь желанное успокоение.
Сладостные минуты. Пьянящие минуты ожидания, и вот я уже ничего совсем не чувствую: ни боли, ни холода, ни обжигающей пустоты. Всё вокруг стало таким мелочным и пустым. Даже солнце – приносящий только боль огненный шар – сейчас ничем мне не мешает. Не может помешать. Не может потревожить. Оно только глядит своей лимонной коркой сквозь мою узорчатую фату.
Ну, вот и всё. На свете больше нет больше смерти. Нет жизни. Нет любви.
Я закрою глаза и ничего больше не будет.
Зачем вонзаются, терзая, сотни жал?
Моё терпение, как мир, необозримо,
Я тварь живучая, как вся античность Рима,
И мне-то, маленькой, уж кто не угрожал...
Я, безоружная, сама себе кинжал.
Простите, стоики — вельможи, пилигримы,
Скрывайте горести под толстым слоем грима,
Кто стоек в бедствиях — побед не одержал.
Не знает в точности никто благую дату,
Любая каторга закончится когда-то.
Не отторгая облака и мураву
В своих мечтаниях, навеки предрассветных,
Мои страдания, как родственников бедных,
Я, безмятежная, обратно позову.
Стихотворение написать легче легкого:
Образы над головою кружатся – знай, лови.
Погляди на этот прекрасный мир тысячеоково:
Чего только в нем нет… Окромя любви.
Ой-ё-ёй! Взовьются возмущенные барышни.
А как же кинофильм «Титаник» и миллион алых роз?
А как же Ромео, Руслан, Лоэнгрин и прочие товарищи,
Которых маленькая тележка и целый воз?
Они ли не доказали превосходство любви над бытом?
Они ли не полегли костьми в доказательство?
Это ж ведь надо быть полным дураком набитым,
Отрицая мировое любовное обстоятельство.
Барышни, милые! Поймите, бесконечная любовь – клоунада…
Красное словцо, хлопушки, серпантин, конфетти.
О такой любви написать – много ума не надо.
Он и она – как хочешь, так и крути…
Если же рассуждать строго реалистически,
Если заглушить биение сердца ревом разума,
Становится очевидно, что влюбляться каталептически –
Не просто вредно, а категорически противопоказано.
Стихотворение – вот простейшая отдушина
Для того, кто дымит папиросой в сияние лунное.
Нет любви, зато есть приятная тяжесть хорошего ужина
И кружение образов над головою чугунною.
