Пройдет всего-то сотня тысяч лет,
И новый, незнакомый мне, поэт,
Стихи слагая о своей любимой,
Вновь будет о страданиях стенать,
Звать милую свою, и проклинать,
И вешаться в тоске неодолимой.
Он затрубит про боль любовных мук,
Три глаза воспоет и восемь рук,
Два сердца, кровь вгоняющие в вену!
Сойдет с ума от формы тонких ног,
Споет ушам сонет и, как итог,
Ажурность вспомнит хвостовой антенны!
Он вознесет любимую до звезд!
В её фундаментальность, вес и рост
Немеренно тепла и света вложит!
И под луной, гоня остатки сна,
Споет о ней – о, как нежна она –
Вся синяя с пупырчатою кожей...
...Через всего-то сотню тысяч лет
Мои стихи прочтет другой поэт,
Зевнёт в свои три пасти вдруг и скажет:
- И тут любовь... И тут ревут слезьми...
«Ты лучше всех на свете» – черт возьми!..
Ну ведь уроды просто, а туда же...
Ну вот. Чернеющей дорогой
Уходишь ты в прозрачный лес.
Ты исчезаешь. Ради Бога
Постой, пока ты не исчез.
Присядь на камень. Снова чудо.
Природа говорит.
Слетает лист из ниоткуда,
И капелька горит.
Отец, ты помнишь, было раньше:
Мы шли с тобой вдвоём
По берегу осенней чащи
Бессмертным октябрем.
И я тебя ругал когда-то,
За плечи тряс
За твой алкоголизм проклятый,
За то, что любишь нас.
Я тряс тебя из сил последних.
И ты как будто знал,
Что этот страшный лист осенний
Встал ото сна,
Что эта капля ледяная
Уже горит.
А ты идёшь, идёшь по краю,
И сердце не болит.
Как будто говоришь ты: «…Паспорт,
Носки, тетрадь,
И не забудь зубную пасту…
Я буду ждать».
Я была палачом в этой жизни и крови напилась.
Эшафот опустел, плачет ветер, петлю теребя.
В тот злопамятный день, как на чудо, надеясь на милость,
Я была палачом – я в петле удавила себя.
Я была палачом и среди нескончаемой казни
Падал мне на лицо красной маскою отблеск костров.
В тот злопамятный день всё сверкало в огнях, как на праздник,
И сожгла я себя как виновницу всех катастроф.
Я была палачом и, всыпая в напитки отраву,
Каждой жертве в глаза непременно хотела взглянуть.
В тот злопамятный день я смеялась: Какой еще славы
И какой еще смерти достоин последний мой путь?
Я была палачом. Мне совсем признаваться не стыдно.
Пусть казнила одну, но великое множество дней…
Если Он говорил: «Ты жалела» – мне было обидно,
Если Он говорил: «Я прощаю» – рекла: «Не жалей!»
Я была палачом. Вид любой пасторальной картины
Вызывал у меня тяжкий приступ, похожий на смерть...
...В петле дрожит рефлектор паутины
И ловит солнце в радужную сеть...
Наряжается река
И крахмалит снегом платье.
Милый, я в твоих объятьях
Бесконечно далека.
Снежным комом в тихий лес
Солнце медленно скатилось.
А любовь остановилась
Как часы, и мир исчез.
Это в небе тишина
Распадается на хлопья,
Снег парит, нежнее хлопка
И плотнее полотна.
Тает он в твоей горсти.
Не печалься, Бога ради,
Исчезаем в снегопаде.
Я простилась, ты простил.