I
Господь простит – всесилен Он,
Я слаб – простить порой нет мочи,
И пусть умом сто раз прощён
Мой враг, но сердце мести хочет.
И, разлетаясь на куски
В шизофреническом угаре,
Я воли жёсткие тиски
Сжимаю, сердце напрягая.
Случалось, злость я побеждал,
Была нелёгкой битва эта,
И в спину получал удар –
Мой враг не упускал момента.
Господь простит – всесилен Он,
И враг мой будет Им прощён.
II
Господь простит, потом, наверно,
Ты ж, по счетам не заплатив,
Причешешь оправданьем нервы
И перепишешь негатив.
Наоборот переиначишь
Свой грех в заслуженный успех,
Взамен покаянного плача
Услышит мир победный смех.
Поговорив, забудут люди,
Друзья старинные уйдут,
Да, победителей не судят,
Но ненавидят там и тут.
Налетел из дальних мест
ветер,
перепутал все на всем
свете,
дал разбойничьим рукам
волю,
по ячменному ушел
полю.
Проложил он мне путь,
мне с него не свернуть,
из неволи да снова в неволю.
По пятам беда да вслед
другая,
а дорога впереди –
крутая.
Век мой, век – нелюбовями полон,
век мой, век – словно камень по склону.
Не оттает на зрачках
наледь,
не вино горчит – вины
память.
Ворон вещий пророчил корону,
только стар да безумен был ворон.
Стиснув сердце в горсти,
шепчешь «Боже, прости, -
дал ты жизнь – оказалась не впору».
Купание. Не красного коня.
Жарища. Пляж.
И каждая -
Наяда!
И я смотрю и смотрят на меня -
Прибой покрыт прекрасной пеной яда.
Шипит волна -
Шершавым языком
По гальке, по груди ведет, по бедрам,
Смешком холодным в спину, как снежком,
И шепотком, и разговором бодрым,
Неслышимым, как снова мнится нам,
Убийственным, ведь это не оспорят...
Лишь равнодушно – «вОлнами к волнАм» -
Наяд и яд их слизывает море.
Перекусить...
Проснулся аппетит...
А на часах уж пол второго ночи...
Так хочется...
Фигура мне простит.
Лишь яблоко...
Лишь персика кусочек...
Молчи, желанье!
К стенке!
Спать! Спать. Спать...
На ужин ела сыр и там осталось...
Немножко...
С маслом...
Черт возьми, опять!
И чаю бы...
Ну и колбаски малость...
Да что ж такое?!
Кто живет во мне?!
А ну заткнись!
Кончай скуленье это!
А там есть борщ...
Чуть-чуть...
На самом дне...
И в чашке две вчерашние котлеты...
О, Боже мой!
В моем желудке ад!
Не в силах я урчанья эти слушать!
И вот плывет по спальне аромат
Обжаренной в огне телячьей туши!
Мой аппетит, он одолел меня!
Упрятав взгляд под темные надбровья
Он до утра плясал вокруг огня!
И мясо жрал!
И упивался кровью!
Пора вставать.
Уж скоро шесть.
Рассвет.
Гремлю на кухне чистою посудой.
Не выспалась.
И аппетита нет.
Теперь он спит...
Я завтракать не буду...
Она пришла... Потом, ещё и снова,
и я не знал, что делать мне теперь,-
или искать достойное нас слово
или закрыть распахнутую дверь..
Я слов немало изломал, как копий
о белый дым бумаги и тоски,
и гений их, и смысл их убогий,
соединял судьбы моей куски.
Я знаю это, – слово бьёт и лечит!
Что ж я теперь не размыкаю губ?
Как будто бы мне нечего и нечем
сказать, что сам так нежно берегу.
Придет ещё ли? Нет, вопрос не в этом, -
как сделать так, чтоб больше не ушла?
Но не даёт октябрь мне ответа,
и зимовать готовится душа...
