А к вечеру хмель
Исцеляет подранков,
Ложится он плавно, смиряя нас с миром,
И много не надо – всего-то полбанки
. . .
Вся ночь впереди…
Оживают арапы,
Мобильные сети летят на удачу,
И многим под утро домой не добраться
. . .
Любой препарат
В джунглях каменных сыщешь,
Из немочи бледной в героя романа
Вас вмиг превратит медицинская пища
. . .
И тянется ночь
Безразмерным кондомом,
Расплатное утро ещё так далёко,
И спит живописец, упившийся в лом,
Под альбомом...
Был у на с Б-ском районе прокурор М., мужчина крупный и даже, я бы сказал, тучный, страстный рыбак и охотник. Причем рыбачить там или на охоту ходил по-простому, без чиновных наворотов, оденется как все и со всеми и идет.
Как-то раз пошли мы на птицу и застигла нас моряна, а мы между островов, на Выге дело было, ветрюга, дождь – короче уже ни до чего, лишь бы укрыться где. И погребли мы к одному островку, где изба охотничья была. А уже темнело. Добрались мы с Петром, зуб на зуб не попадает, в избу вломились, а там – народу! Мама не горюй! По нарам по двое-трое разместились, рюкзаки тут кучей, болотники, куртки – не протолкнуться, хохот, байки травят… ну, сами понимаете. Петро мокрое с себя стянул, к печке пристроил поближе, где место нашел, и стал себе присматривать местечко. Глядит, везде по двое, а на одних нарах один мужик, толстый такой, лежит. Петро – к нему, кулаком в бок-то как пихнет и говорит ему: «Ты чё разшарашился на всю ширину, прокурор что ли?!»…
Изба рухнула от хохота. Как раз прокурор и лежал.
Короткое лето – для тех в ком за сорок
Свернула дорога любви и страданий.
И снова осенний туманистый морок
Впускает в судьбу звук дождливых стенаний
И редкое солнце, как краткое счастье
Лишь изредка лаской согреет желанье.
Но помнится, всё же проходят ненастья
И встречей кончается час опозданья.
As the Ruin Falls.
By C.S.Lewis
All this flashy rhetoric about loving you.
I never had a selfless thought since I was born.
I am mercenary and self-seeking through and through:
I want God, you, all friends, merely to serve my turn.
Peace, re-assurance, pleasure, are the goals I seek,
I cannot crawl one inch outside my proper skin:
I talk of love – a scholar’s parrot may talk Greek –
But, self-imprisoned, always end where I begin.
Only that now you have taught me (but how late) my lack.
I see the chasm. And everything you are was making
My heart into a bridge by which I might get back
From exile, and grow a man. And now the bridge is
breaking...
For this I bless you, as the ruin falls. The pains
You give me are more precious than all other gains.
КРУШЕНИЕ.
Как пышно о любви я рассуждал!
В душе, эгоцентричный до костей,
себе служа, с пеленок я искал
лишь своего у Бога и людей.
Привычным многотомным кирпичом
учености – ученый попугай! -
я в безопасном замке заточен
над бездной бед. Ты привела на край
и превратила – способ очень прост:
самой собой – мужское сердце в мост.
Но рушатся опоры, на глазах
теряю берег вольный, и вослед
кричу, что эта боль и этот крах
дороже всех сокровищ и побед.
