Есть такие закаты,
что больно глазам –
Жидким золотом
плавится солнце.
Суетой растревожен
пустынный вокзал,
и не верится, что расстаёмся.
Расстаёмся
на целую тысячу лет,
или, может быть,
целую вечность.
Только мне и не нужен
обратный билет.
Я с собой увезу
в бесконечность
невесомый,
бесценный,
таинственный груз,
что по праву считаю своим я –
память встреч,
расставаний закатную грусть,
только Ваше волшебное имя...
Не хочу больше видеть и знать я
Ни-че-го.
Кольца ножниц взяла -
Буду резать любимые платья,
Те, в которых с тобою была.
Ах, оставь!
Никогда меркантильным
Или жадным не числился ты.
Посмотри, как красиво и стильно
Я сложила в букет лоскуты.
Вот из этих – больших и неровных -
Я сошью подвенечный наряд!
Очень светлый наряд!
Очень скромный!..
«Краше в гроб» про такой говорят.
А из этих помельче – пеленка
Будет вышита яркая мной,
Нерожденному нами ребенку...
Как ты думаешь, хватит одной?
Уходи!
Про какие обиды?!.
Я смотреть на тебя не могу...
…Ничего нет печальнее вида
Ярких платьев на белом снегу…
Покатились слезы от бессилья...
Не бывает на земле чудес.
Даже птицы складывают крылья,
Даже звезды падают с небес.
Поселилась боль в душе разбитой
Только что,
А кажется давно...
На столе бокалы не допиты
И дождинки капают в вино.
Завернул с угла скатерку ветер,
Опрокинув мокрые цветы,
И береза веткой, словно плетью,
Бьет в окно, где исчезаешь ты.
Задыхаюсь от бессилья – было...
Слышу наши смех и голоса -
Ведь взлетала птица белокрыло
Новою звездою в небеса...
Два космонавта пожимают друг другу руки
И говорят: здесь будет граница.
Я выстрою дом на этой части пустыни.
А я обоснуюсь под этими странными сводами.
А если кого-то подмоет подземными водами,
Он сможет у другого остановиться.
Только помнить: в гости – с предупреждением,
Иначе это частной собственности нарушение.
Жаль ещё, здесь не показывает телевизор.
А на записях только Пресли и Визбор.
Но можно играть в шахматы по переписке.
А в запасах немало виски.
А ещё здесь есть говорящие растения:
С ними можно поболтать, но они ухудшают зрение.
И надо всё-таки помнить: мы враги
И просто ожидаем подкрепления.
Они расходятся в разные стороны
И каждый пишет письмо жене:
«Дорогая Оля,
Похоже, меня убили на этом чёртовом поле.
Командование допустило ошибку,
И вся наша армия уничтожена.
И мне – ты не поверишь – кажется,
Что я на пустой планете,
И нас только двое на свете:
Я – и этот вражеский американец.
Я даже не знаю как его зовут.
И мы оба чего-то ждём.
А где ты – я даже не знаю.
Прости, дорогая.»
И второй:
«Хэлоу, Мэри.
Я в такие вещи не верю,
Но здесь творится что-то странное.
Наш отряд накрыло фугасом.
Капитана убило сразу.
Я потерял сознание.
А сейчас я нахожусь в странном месте.
Рассуждая логически, меня тоже убило.
Но сейчас рядом со мной этот незнакомый русский,
И на небеса это не похоже.
Но я знаю: я мёртв.
И он, видимо, тоже.
Это совершенно не страшно. Меня только удивляет,
Почему я не вижу родителей и деда.
А еще здесь лето.
Я тебя люблю, дорогая.»
Они одновременно заканчивают писать,
И каждый встаёт с земли.
На их сверкающих круглых шлемах
Отраженье зари.
В жёлтом небе медленно летят журавли.
Земноводными лапами ночь заслонила созвездья,
Расстояния свернуты, время застыло внутри.
Эту темь не продышишь – надейся теперь, не надейся.
Жмурь до боли глаза и на брызги цветные смотри.
Несклоняема музыка, речи глагол неспрягаем,
Кровоток на спиртовке усилием воли согрет.
Грянет вещий огонь из Куста, мы его не узнаем.
Даже если когда-нибудь в мире наступит рассвет.
Надушившись спозаранку
И глаза подкрасив тонко,
Шла по шпалам китаянка,
Нарядившись под японку.
Лёгкий шёлковый юкату,
Серебристые драконы,
И любовь её за плату,
И гремящие вагоны,
Шум железа и движенья,
Запах дыма и похмелья,
На губах – оттенок жженья
От вселечащего зелья...
На заре морозно было,
Стыло небо с гулким стоном,
Ласку женщина спешила
Отнести другим вагонам.
Я не сержусь! Нисколько не сержусь!
Мне стало вдруг невероятно грустно,
Но эту грусть я прячу не искусно
И потому сердитою кажусь.
Я не грущу! Ей-богу не грущу!
Я лишь на миг задумалась и только
И тут же слезы набежали горько,
Но их в одну минуту укрощу!
Не плачу я! Не плачу, что за блажь!
Не надо делать из меня паяца!
Пусть плачут все, а я хочу смеяться!
«Я вся в слезах» – какой смешной пассаж!
Я не смеюсь! Да полно, не смеюсь!
Да и других смешить не мастерица…
Я не смеюсь! Я начинаю злиться…
И вот по новой всё кружится пусть.
