Мой шарик одинокий,
жилец голубоглазый,
затерянным комочком
среди ущербных лиц,
насвистывает трели
ветров, дубов и елей
под спудом многоточий
для ангелов и птиц,
парящих в звездной пыли.
Ему бы вырвать силой
клокочущего склада
доверие загадок
под сказочным зонтом
и выявить в картине,
замешанной на глине,
источник обретений,
рассказанный о том,
что человек родился.
Тот множит стать и силы,
гуляя по планете,
склоняет звезды к эллипсам
придуманных орбит,
коверкает законы,
работая над клоном.
Роняет апельсины
интеллигент-пиит.
Ведь человек родился!
* * *
Снова чёрные тучи над морем,
Лижет выжженный край суховей…
Ваши боги питаются горем
Матерей, потерявших детей.
Кривда роем накрыла планету,
Пожирая сердца и умы,
Мир отрезав от горнего света,
Превратив его в клетку тюрьмы.
Скалит зубы беда на пороге,
Пробирает озноб до костей…
Сели в кости играть ваши боги,
Честь привычно распяв на кресте.
Ползет по ноге муравей,
он, понятно, затоптать меня хочет.
Недолог час жизни моей:
косая уже где-то рядом хлопочет.
А мне б, как тому муравью,
забраться б повыше до самой макушки,
где птахи ваяют фью-фью
и чай самоварят с баранками-сушками.
На мне ее печать не смыта.
Зачем она на мне?
Ведь та печать давно забыта
В дырявом зипуне.
Оставлен он на барахолке
Почти задаром – за пятак.
Дробится память на осколки,
Но ту печать не смыть никак…
Кроткий в талантах, воздающий вселенным,
отмеряет просящим поразительный мир.
Смеются бессовестные, рыдают неверные,
а я, им подобный, глотаю кефир,
не замечая гротескности мая,
бездарно коверкаю песню любви,
в сомненьях витая, крушу, раздираю
не понимая, что в зле уязвим.
Доверья во мне лишь на малую чашку
кефира с печенькой в руке и во рту,
на день и на ночь в колыбельке с дурашкой,
на степень раззявства в борьбе и в быту.
Но ведь кроткий в талантах,
воздающий вселенным,
отмерит и мне поразительный мир?
Звон с металлическим вкусом от капель,
После дождя звуки стали чисты.
Поле цветет силуэтами цапель,
Небо плывет акварелью. Листы
Белой бумаги, живущие в папке,
Просятся в бой цветовых виражей.
Скину в траву я намокшие тапки
И босиком… Мягче шорох ежей
В зарослях вымокших. Звонкие птицы
После затишья вновь стали смелей.
Вот уже всполох вечерней зарницы,
Сумрак крадется, царит соловей.
Воробьишка на дорожке
Ловко скачет: прыг-прыг-прыг.
Ищет семечки и крошки
И щебечет: чик-чирик!
Устало все кругом: устал и цвет небес...
Афанасий Фет
* * *
Утро часто сродни Голгофе -
Не желает давать поблажки...
Сигареты и крепкий кофе,
И гулять, сунув в куртку фляжку.
Бобылём брожу по аллеям,
Небо давит оттенком стали,
Птицы песни свои допели
И стремглав на юга́ удрали.
А собаки собрались в стаи,
Если честно, то мне их жалко,
Только, чтоб врасплох не застали,
Я беру на прогулку палку.
Студит влажно затылок ветер,
Укрывает листва дорогу...
Я давненько живу на свете,
А понять удалось немного.
На душе тяжеленный камень...
Почему в пятьдесят лет с гаком
Мужика с седыми висками
Тянет так к бездомным собакам?..
