Увечное растение моё,
Мой мир тобой немыслимо увенчан,
Он – свет души, он чист и безупречен,
Твой горький плод совсем не узнаёт.
Ты тонкий стебель спрятала обратно.
Я целовал тебя тысячекратно.
Когда в моей душе не стало места,
И свет лежал, как барин в гамаке,
Ты вдруг пришла. И ты была невеста.
Без ягод. Без цветенья. Налегке.
И я ушел, окутанный тобой.
И новый свет явился темнотой.
И в темноте той музыка звучала,
И ты меня, как спящего, качала,
А я уже не закрывал глаза.
И видел я, как белые минуты
Струятся, не мигая, почему-то,
И набухает света полоса...
В путь. Кочевье тронулось далеко.
Цель ясна – на Запад от Востока.
Даль безбрежная манит листвой,
И не трогает степной покой.
Ровной пылью покрывались горы,
Край мечты – нам путь туда нескорый,
Чашу счастья отыскать бы нам ,
Диким, неуемным племенам.
Кровь клокочет и бурлит, пылая,
Где она, Обитель неземная?
Годы странствий мы преодолели,
Ни на миг не приближаясь к цели.
И, сейчас, с зарей самой природы,
Мечемся мы в клетках несвободы,
В путь бы, в путь рвануть конем ретивым,
И найти души своей огниво.
Вновь Восток маячит светлой далью.
Там мы счастья предков не искали.
В путь. Кочевье тронулось далеко.
Цель ясна. От Запада к Востоку.
Прервать на полувздохе, полуслове,
прервать, где было горько, было сладко,
возвысившее нас унизить снова
и жизнь запрятать вновь в стихов тетрадку.
Забыть – и всё. Забыть, не вспоминая,
места, где были счастливы, где нежность
друг в друга нас восторженно вминая,
впадала, как в «быть может?» «да, конечно!»
Предать предавших нас и не предавших,-
мгновений, лет, досрочных пятилеток,
в отказ пойти от всех событий, ставших,
прологом не петли, так пистолета...
И наклонившись над листом, в папирус
вживляя острым жалом буквиц тельца,
чтоб на себе прервать любовный вирус,
остановить измученное сердце...
