19.01.2005г.
Сонет 639
И били… били, силясь подчинить
Меня, коня, своей капризной воле…
Я повод рвал, взвивался вверх от боли…
Мир расползался, как гнилая нить
Лошажий Бог, коль есть Ты, то – увидь
И содрогнись от гнева на престоле:
Бичи до мяса шкуру пропороли…
Но рано из меня верёвки вить!
О, дай мне, Боже, – львиные клыки,
Дай мощь – несокрушимую слоновью:
Я выкуплю свободу малой кровью
И разорву насилия тиски
Нет! Лучше – смерть, чем до скончанья дней
Влачить удел стреноженных коней
Может быть, позже всплакнется,
девичий век переменчив,
нынче же розовый вечер
ластится, льнет под оконце.
Ластится, льнет под оконце,
вьет безмятежные речи,
для необещанной встречи
сердце со словом сомкнется.
Сердце со словом сомкнется,
станет светлее и легче,
колокол медный за речкой
сыплет певучие кольца.
Может быть, позже всплакнется,
позже, когда издалече
голос знакомый беспечно
с девичьим переплетется.
Может быть, позже всплакнется…
Как-то раз мой кореш Костя,
А в народе – Константин,
Выпил пол-литра со злости.
Он всегда бухал один.
И подумал он с улыбкой:
«А не плохо было б мне,
Взяв еще одну бутылку,
Прогуляться при луне!»
Лунный свет струился бледен
И тропою узкой вел.
Костя так и не заметил,
Как на кладбище забрел.
Глядь – земля зашевелилась
На могилке под крестом,
И рука наружу взвилась
С указующим перстом.
Вслед за ней мужик поднялся
Червяками весь покрыт.
Страшным гласом засмеялся
А потом и говорит:
«Чую запах человечий.
Вечно кровь я пить хочу.
Ночью встречу – изувечу.
Душу с телом разлучу».
Незнакомца взглядом смерив,
Костя «Camel» закурил
И спросил: «Ты чё за бредней
Мне мужик наговорил?
Хочешь пить – так кайф в кефире!
Ряженки попей чуток.
Нет напитка лучше в мире,
Чем бодрящий «Бифидок».
Очень йогурты полезны,
Для такого молодца.
У тебя-то, друг любезный,
Не здоровый цвет лица.
Хочешь есть – сырки попробуй,
Что в глазури – лучше нет!»
Но упырь, глядя сурово,
Так сказал ему в ответ:
«Пусть глупец кефир поищет.
Я же крови поищу.
Я ищу другую пищу,
И тебя не отпущу!»
Костя выплюнул чинарик,
А потом, что было сил,
Упыря с ноги ударил
И за горло укусил.
Есть в народе слух ужасный,
Говорят, который год,
С той поры упырь несчастный
В день урочный Костю ждёт.
Уж с утра погода злится,
Ночью буря настаёт,
И Костян к нему стучится
У кладбищенских ворот.
Решили – друг друга уже не тревожить,
решили – не звать, не писать, не звонить,
бесчисленных сущностей больше не множить,
не плакать, не помнить, не ждать, не любить.
Решили – у каждого будет дорога,
вот эта – твоя, а вот эта – моя;
не обсуждай, не касайся, не трогай,
всему обозначили четко края.
Решили, что с каждого будет, довольно;
решили не ждать, чтоб судьба развела;
страшнее, чем боль – ожидание боли,
опасней летящей – в колчане стрела.
Открытая дверь. Нескончаемый вечер.
Октябрь багровеет прожилками дней.
И нечем дышать, и встревожиться – нечем,
сильнее любви – только память о ней.
.
* * *
(На мотив Наргиз Сопромадзе)
Что было, Мари,
Что было...
Юность, любовь была...
Ветер. Зола...
Молва
Хлестала, рвала и била...
Что было, Мари,
Что было...
Стелется семь дорог,
Все –
мимо твоих ворот...
Зеркало потемнело.
Не заскрипит порог –
Вечер твой одинок,
Сердце – заледенело...
И вспоминай до зари
То, что почти забыла...
Что было, Мари ,
Что было...
.
...И всё прошло, мы встретились опять,
Но так взаимонецветущи взгляды,
Так полуразличимы звукоряды -
Не угадать, не вспомнить, не узнать.
Так воздух сух, так оклик недалёк
И так пространство все следы забыло,
Что нынче даже сердцу невдомёк,
Зачем оно так жалобно заныло.
Страх жизни, страх смерти с тобою играют.
Медаль – оловянна, герой – из бумаги.
То рвется в атаки, то дремлет в Итаке,
То просит вина, то руно добывает.
То левые правы, а завтра иное.
И так ведь бывает. И где ж те кумиры?
То истина молвит младенца устами,
То реки из крови и слезы как море,
То снова фиалки и смех колокольцем,
И вечер так свеж, и губы шершавы.
То тонет меж волнами грустное солнце,
А выплыть ль ему – никто не узнает.
И снова под сердцем горячая рана,
И горлом слова... Торопясь, захлебнуться!
Но в памяти дышит тех ликов сиянье –
И в плаче душе опять распахнуться!
Страх смерти, страх жизни как грани бессмертья,
С минувшим обняться, небывшему сбыться!
И нежность к вчера (как там было туманно!)
Нам всё же не даст, не даёт задохнуться!
