Полуслепой и полудикий,
Полуживущий, как в плену –
Конь видел тени, слышал крики,
Не слышал только тишину.
Животноводческая ферма -
Мычанье, лязги, плач телят...
Полузадушен эмфиземой
Конь совершал простой обряд:
Тянул тихонько вдоль кормушек
Телегу с сеном для коров.
Он никогда не жил в конюшне,
Не ведал нравы табунов.
И ежедневно дядя Стёпа,
Жалея денег на бензин,
На нём убийственным галопом
Гонял за водкой в магазин.
Потом в загоне Добрый в мыле
Лежал, дрожа, и нервно ел.
К нему девчонки приходили,
Он нюхал руки и хрипел.
И зная, что коня в запале
Уже ничем не излечить,
Жалели, к ласке приучали,
Но не успели приучить.
На улице, хрупкой от счастья,
Легко в перламутрово-синий
И солнечный день прощаться...
Не встретить же – невыносимо
Мостов журавлиные шеи
И дрожь в петербургских венах.
Теперь никогда не сумею
Влюбиться в обыкновенность...
Забыть постоянство бури
В твоих переменчивых вальсах,
Мой город...как прежде будет
Нева о тебе волноваться...
…вспоминать про умерших
один раз в год
это наш
православный закон
приезжать
раз в год на кладбище
и снова
их хоронить
как будто
одного раза
было недостаточно…
Мы производим тонкие настройки,
Довольствуясь случайным утешеньем,
Таким же как и ветра отложенья
В карманах скользких парусной раскройки.
Ведь любим ещё мир, мир порождений:
Котёнок – он голодный на ступени -
Со знаньем ниш, где схоронится тенью,
Иль тёплых старых труб нагромождений.
Посторонясь, с конечной деланой усмешкой
Презрим неумолимый рок неспешный -
О нас большого пальца указанье,
Встречая косоглазый взгляд вниманья
Какой невинностью, непониманьем!
Уж непредзаданней карающий упадок,
Чем розги гибкой в танце положенье;
Не предприимчив похорон своих участник.
Бежим распада, сердце – исключенье:
Живое в жизни сердце – для нападок.
Игра принудит натянуть улыбки;
А здесь луна пустых аллей создала
На дне бачка Грааль смешливо-зыбкий.
Сквозь все шумы искавшее начало
Котёнка бесприютность различало.
