Очень холодно. В камине
запалю дрова.
И… стихов в огонь подкину...
Хорошо! Жива.
Как опять зима лютует,
снегу намело...
Я на фото полюбуюсь…-
вот и отлегло...-
Ах, какой же ты хороший, -
и не верь, не верь,
что капризною порошей
скрыта моя дверь.
Ты не верь, что я забыла.
Знай – люблю и жду!
Верь, что сердце не застыло,
рыбкою во льду.
Помню радости дни,
вдохновения ночи,
глаз любимых огни,
нежность трепетных строчек,
чувств полётность и слов
тех, что к сердцу от сердца...
потрясенье основ
и шаги в неизвестность:
Шаг – и я в небесах!
И блаженства нет выше.
Шаг – «Люблю» ты сказал.
Шаг – «И я тебя. Слышишь?»
Шаг – и падаю вниз,
эта пропасть бездонна!..
Шаг – и губы твои
мне целуют ладони.
Шаг – и таю, как снег
на кострах щёк горящих...
Ускоряют свой бег
стрелки в веке летящем...
Шаг – и вдруг... нет тебя!
Пустота безысходна.
Лишь молчанье в ответ
и... от счастья свобода.
Отожгло... Отболело...
И, с меня, как с куста,
это сладкое тело
и его красота,
эти волосы цвета
обмолоченной ржи,
запах кожи и лета
и заученной лжи...
Твои тонкие губы
прилипали, как мёд.
От любовной простуды
и поныне трясёт,
но уже я поодаль,
и уже я боюсь,
ждать свиданий по году
под взволнованный пульс.
Остывай, дорогая,
Берегись и бери
что, смеясь, догорает
в проигравшем пари.
Отболеет былое
и здоровьем пыша
на своем безлюбовье
затоскует душа,
и завоет по боли,
по разлуке, беде,
что металось в обоих,
но осталось в тебе.
Прощевай, дорогая,
на солёном ветру,
сам в себе догорая,
твои слёзы утру.
Поцелую – и баста!
И скорее на ход, -
не тебе улыбаться,
ну не плакать же хоть!
В невесёлую пору
нашу правду и ложь
ты, как точку опоры,
для другого возьмёшь.
Передам эстафету,
пожелаю ему
я такого же лета
и такую ж саму...
Я любил тебя честно,
да и предал, любя.
Ты – красивая песня.
Я запомнил тебя.
Не смогла у неба выпросить –
Вымолила у дорог…
Из начертанного вымыслом
Быль связала узелок.
Но у счастья, с виду грешного,
Слишком рано вышел срок…
Выбрать меж орлом и решкою
Ты не смог…
Я есть никто. В дорогах своих минувших лет.
Почти двадцать шесть. Тинус среди мертвых имён -
устаревшая фамилия – в дыме твоих сигарет
растворяется для чьих-то лучших времён.
Дорогой, дорогая, за окном очередная весна -
какая-то там по счету, это уже не важно,
только вот окна всё чаще влажные
и солнце бодрее от зимнего сна.
И казалось бы всё у меня хорошо.
Да только вот ни хрена это не так.
Взгляни, снова колючий снег пошёл,
снова холод до костей, снова зима.
Я есть никто. И в этих конвертах на Юг
я пишу сама себе недоставленные письма,
я руками вывожу арабские числа,
в закорючках плаксиво чернила плюют.
А люди всё чаще смотрят назад.
И я не исключение. В окнах закрытых лет
я вижу в своих чайно-темных глазах
усталость, предела которой, похоже, нет.
И я спускаюсь с лестницы. Неужели это правда?
И ты, и те, кто были до, – звонили в другую дверь,
посмотри в моё лицо – оно улыбается, оно радо,
развалины в сердце? ну, так что же теперь.
Когда-нибудь, я знаю, ты проснешься,
и окажется, что тебе снилась я, а никто-то другой,
(и ведь когда-то -
была просто рядом,
а теперь вот -
и не прикоснуться рукой).
Я прожил день жизни.
Я прожил день смерти.
Я слышал как будто-то бы плач.
На склоне в щебеночной злой круговерти
колючий скрипел карагач.
Тот день на века и секунды раздроблен,
мне кажется, будто я пел,
а после с огнем перехваченным воплем
все падал, катился, летел...
Как будто в той дымной завесе секунды
держала судьба про запас,
вставай, командир, умереть нам нетрудно,
но только не здесь, не сейчас.
День жизни, день смерти остались на склоне,
теперь не узнать уже – чьи.
Сбегают и лечат иссохшие корни
живые, живые ручьи.
Сигнальной ракеты,
малиновый — свет,
зажёг над равниной,
тревожный рассвет.
И – бьёт – пулемёт,
головы не поднять.
За Родину – время,
пришло – умирать.
Прижался к земле,
как под ливнями лён,
залёг — погибает,
седьмой – батальон.
____
Но видело небо,
сквозь гибельный ад,
ползёт к амбразуре,
безусый солдат.
И видело – солнце,
рассветным лучом,
что пулей навылет,
он ранен – в плечо.
Нагнулись в тревоге,
над ним, ковыли.
И, степь прижимала,
к широкой груди.
Солдат обессилел.
Он – кровью истёк.
Но, шепчет Россия:
- Мужайся, сынок!
____
Прижался к земле,
как под ливнями лён.
Залёг – погибает,
седьмой – батальон.
«За други своя»,
и за Родину-мать,
за всё – что любил,
час настал умирать.
Он статью – не вышел.
И – ростом – был мал.
Но, поднялся в рост,
и – до неба достал.
И вздрогнула степь…
Грудью,
сердцем солдат,
закрыл амбразуры,
смертельный квадрат.
____
Вернулись живые,
с Победой, домой.
А с ними – солдат,
что навеки живой.
Он бронзовым телом,
рванулся вперёд,
как будто стреляет,
ещё – пулемёт.
И слышит травинка,
и слышит листок,
как, шепчет Россия:
- Спасибо, сынок.
