... По всему телу горят ожоги от поцелуев.
Ты встаёшь, одеваешься, улыбаешься мне и выходишь в коридор.
Закрываю за тобой дверь, иду к холодильнику, встряхиваю пакет и наливаю пенящийся сок в кружку с ярко-рыжими подсолнухами.
Подхожу к окну.
Серебристая машина радостно вопит при твоём приближении,
с услужливой готовностью распахивается навстречу и уносит тебя в край вечного холода, блистающих айсбергов и бесполезно-синего неба, тебя, так и живущего с льдинкой в сердце. Наверное, это очень больно...
«Там нет мази от ожогов» – каждый раз шутишь ты и закрываешь
мои губы ладонью, когда я тянусь, чтобы поцеловать тебя на прощанье...
В моём холодильнике есть баночка с такой мазью.
Но она до сих пор не открыта.
Как ты думаешь, почему?
Я опять в карусель угодил.
Сколько раз от неё уходил.
Сколько раз зарекался, что впредь
не завертит меня круговерть.
Уж пора бы, казалось, умнеть,
от сует отстраняться уметь,
в рамки втиснув – отсель и досель,-
жизнь, но кружит опять карусель.
Я старался – и эдак, и так,
я пахал – и за совесть, и страх,
проскочил вроде бездну и мель,
но опять угодил в карусель.
Чертыхнуться и то, не успеть,
остается тянуть и сопеть.
Из каких же таких я Емель,
если вся моя жизнь – карусель?
Но представить какой-то покой
не могу... И зачем я такой?
Жизнь, сомнения эти рассей
и мою не ломай карусель!
Пряный вечер привёл за собой мошкару
Под крыло говорливой беседки,
Недозрелый июнь покраснеет к утру
И сорвётся с насиженной ветки.
Засыпает пространство нетающий снег,
Укрывает великое малым,
И земля засыпает, похоже, навек
Под любимым своим одеялом.
Тёплым дням дозревать в тополиной стране
На ковре из белёсого пуха,
Где, лишённый корней, на седом валуне
Спит лишайник. Ни сном и ни духом
Не поднять невесомую тяжесть с земли,
Зарастающей зеленью строчек.
По бескрайнему лету плывут корабли
Под командой ветров – одиночек...
В пять утра... пальцы ног на холодный пол,
Твой аристократический запах – от кожи,
Отовсюду…
В пепельнице – тоже.
Лёгкая измятость, в зеркале нелепая
Счастливая улыбка,
Томный взгляд, растрёпанные волосы,
На балконе ветер обдувает пьяным
Ароматом цветов,
Проникает под тонкую ткань,
Словно в душу,
Крадучись, читая мысли,
А по дому бродят запахи лимона и дыма,
Словно ты со мной, но далеко невыносимо.
В пять утра... так несложно. В дороге
Улыбаешься, помня о многом…
Об очень многом…
* * *
Хочу сказать не ради слога:
У нас на всех одна тоска –
Раскос между стремленьем к Богу
И жаждой жирного куска.
И вот ты вышел на вечерний свет:
Герой шпионских фильмов.
«Мсье, вы обронили пистолет» -
Улыбка слабая. Две пули мимо,
Но две другие были точно в цель.
В живот и в грудь. Проклятый карлик.
Теперь он с кейсом на пути в Брюссель,
А ты сидишь, изрешечённый, в баре
И медленно пьянеешь. И летишь
Со стула. Крики сквозь туман.
"Какая смерть!"
Какая смерть? Париж,
Вино, дурман,
Вся публика уснула.
А ты привычно отмываешь кровь.
Костюм – на вешалку, перчатки.
С разлётом чёрную отклеиваешь бровь,
Потом – другую. Вроде, всё в порядке.
А нет. И, как-то тяжело привстав,
Две дырочки ты изучаешь сбоку:
Как целил, гад. И падаешь с моста.
И титры, как во сне, неподалёку.
