Слова, как детей, приголубишь,
И ласковой будет строка.
Скажи-ка, зачем меня любишь?
Сама я не знаю пока.
Не знаем и ладно. Послушай,
Как роем гудит голова,
Как наши заблудшие души
Спасают простые слова.
Как солнце высоко смеётся,
И низко река говорит,
Как сердце пылающе бьётся,
Наверное, входит в зенит.
.
( Из стихов Иоганна-Георга Фауста [1490—1532] )
* * *
...Ox, попадете в переплет
С подвалами-трактирами —
Не пейте ночи напролет
С лукавыми сатирами...
Не пойте песен — да не в такт!.. —
С нетрезвыми силенами...
...Но — может быть — лишь там и так
Вы встретитесь с Еленою...
И — как стрижи из-под стрехи —
Лишь успевай-заучивай —
Слетят и — сложатся в стихи
Легчайшие созвучия...
Перепишите их в тетрадь
И — в переплёт веленевый...
Но — не давайте лишь читать
Тетрадь эту Елене вы...
...О винах, брошках, о шелках,
О золотой тесьме ли —
Но — осторожно! — о стихах —
Не говорите с нею...
...И, пролетая в вышине
Над горными селеньями,
Не признавайтесь лишь — о, нет! —
В любви своей
Елене вы...
Иначе — слово вам мое —
Как я — кольцо в Дарьяле, —
Вы потеряете ее...
Как все ее теряли.
.
1.
Космонавт Роберт узнал из газет,
Что Земли больше нет.
Его правнуки, внуки и дряхлый сын
Превратились в дым.
Электронный редактор из списка новостных тем
Землю вычеркнул насовсем.
Доступны статьи по темам: Робопёс или робокот?
Как похудеть за световой год,
Выращивание капусты в условиях невесомости
И другие безвоздушные новости.
И ещё: поиски Бога в секторе 21-Бэта
Не дали никаких результатов.
Вы – последний существующий человек.
2.
Космонавт Роберт закуривает и выпускает колечком дым.
Он – совершенно один.
Ему пятьдесят лет,
И у него никого нет.
Фрэнк Синатра заслушан до дыр,
Капустные котлеты он видел в гробу,
Его голубой мундир
Стал мал и висит в шкафу.
Роберт затушивает сигарету,
Идёт в рубку и выключает автопилот.
Вводит новый курс: 21-Бэта.
- Предупреждение: сектор смертелен. Продолжить перелёт?
- Продолжить перелёт.
3.
Какие-то синие цветы, какие-то облака,
Какое-то пенье издалека.
(зонд ранее докладывал: пробы взять невозможно)
Какое-то розоватое будто дерево,
Какое-то дальнее зарево.
(зонд ранее докладывал: альфа-, бета-, гамма-излучений нет)
Какой-то знакомый голос, знакомые голоса,
Какая-то клубящаяся полоса.
(зонд ранее докладывал: сектор нематериален)
Какой-то свет, ступени, люди, много людей,
Моя жена, мой сын, дети его детей.
(зонд ранее докладывал: по всем запросам – отказ)
Какое-то множество, какое-то единство изо всего,
Присутствие, взгляд Его.
(зонд ранее докладывал: присутствие Бога – отрицательно)
И счастье, и радость, и свет, и мгновенье в свету,
И Слово Твоё, несущее красоту.
4.
Лицом на панели управления,
Не выдержав ускорения,
Роберт неподвижно лежит.
Зелёный огонёк гаснет и вновь горит.
Жаркий полдень, стрекоз стрекотанье,
Распускание синего света…
О любви невозможной – мечтанье.
И в воде – отраженье ответа.
Ветерок пробежал и умчался...
Рябь осталась неясным дрожаньем.
Образ милый опять проявлялся
Серебристым холодным сияньем.
И, лелея своё совершенство,
Не дыша, не моргая, вглядеться...
Не узнать обладанья блаженство,
Лишь себе подарив своё сердце.
В безудержности страсти купаться,
Златокудрой поникнув главою.
В бесполезной тоске забываться,
Не сумев насладиться мечтою…
Томным вздохом с собою прощаться,
Улыбнуться глазам и ланитам.
Влажной лени в истоме отдаться
У ручья. Только где-то по плитам
Нежный шорох бегущего лета...
Вечный зов красоты объяснений...
И, уйдя в бесконечность ответа,
вдруг уснуть – вне времён и сомнений...
;-)
Розовым небо окрашено,
В сотню оттенков расписано
Кровью заката вчерашнего
Ангелами за кулисами.
Город в рассветной мистерии,
Сонно листающий прошлое,
Главы вчерашней империи
В пыль переулков заброшены.
Тени скитаются около,
Ищут дневного пристанища.
Спит недалече Чукоккала,
Дремлют Фонтанка и Аничков.
Солнцем разбужена звонница.
Тенью двуглавого кречета
Кавалергардская конница
У перекрёстка замечена.
Взгляд кринолиновой барышни,
Вздох многотомный на полочке,
Веер, забытый на клавишах,
Денди, одетый с иголочки,
Всё – хирургия от Гоголя,
Демоны от Достоевского.
Чёрту молиться ли, Богу ли?
Заперт завет занавесками...
Вызубрив бритву как «Отче наш»,
Боли унять не старается
Питер – кровавое зодчество.
С кровью, но жизнь продолжается
То ли твоими молитвами,
То ли моими стараньями.
Бреюсь зазубренной бритвою,
Словно двойными пираньями.
Чайник вскипит – не угонишься,
Будем обедать по выстрелу,
Взгляды глазуньи сегодняшней
Не претендуют на истину.
Реквием веку латунному
Листья сыграют шуршащие.
Русская жизнь – семиструнная,
Но канитель – настоящая...
Через дорогу вялится плотва
В окне среди облезлого фасада.
Внизу сидит, уже полумертва,
Несдержанная няня из детсада.
И тонкий луч дырявит витражи,
И перспективу делит запятая,
И по газону ползают бомжи,
Свои дела какие-то решая.
А мимо куролесят облака,
Цепляясь за корявые антенны,
И запах городского шашлыка
Сочится сквозь велюровые стены.
Века сдвигаются назад.
И прошлым стал мой век двадцатый.
Но не могу забыть глаза.
И взгляд немного виноватый.
Прикосновение руки –
Как объяснение немое.
Твое из прошлого – прости,
Своим молчанием – со мною.
Прошло. И знаю – не вернуть.
Чем жил – в учебниках историй.
Страна свой изменила путь.
А я все тот же. Априори.
Не жил как будто столько лет.
Не нес в себе тот взгляд печальный.
Издалека струится свет.
И звон доносится хрустальный.
Ничего, что теперь не остыть,
Не опомниться.
Ничего, что мы больше не сны,
А бессонницы,
Что рябина, ветвями звеня,
В чём-то кается.
С виду иней на ней, как броня,
Тронь – ломается.
Пусть тоску забирает метель
В подаяние.
Разве тридевять зим и земель –
Расстояние?..
Ничего… Мы найдёмся в весне
Полустишьями,
Чтоб расстаться родными и не
Разлюбившими.
