Приходят бабушки с работы,
снимают валенки и боты,
садятся ближе к желтым лампам,
читают сказки мамам-папам,-
они для бабушек ведь дети
и тоже любят сказки эти.
Но засыпают папы с храпом,
и мамы спят, прижавшись к папам;
они, бедняжки, так устали,
что только лишь в постель попали,
глаза усталые сомкнули
и сразу, сразу же заснули!
И вот под бабушкины чтенья
всё засыпает в час вечерний:
спят хомяки и попугаи,
на креслах дедушки зевают;
укрывшись плюшем мягких ушек,
в коробках спит страна игрушек;
в прихожих спят пальто из драпа,
коты вытягивают лапы –
им снятся сны, что в каждой книжке
живут упитанные мышки;
вздыхают сонно пианино,
спят гобелены и камины;
а в темных кухонных буфетах
спят пироги и спят конфеты.
И только хитрые детишки,
сложив рубашки и штанишки,
глаза закрыли понарошку,
а сами ждут, когда в окошко
влетят волшебники и маги -
не из раскрашенной бумаги,
не из цветного пластилина,
не с животами из ватина,
не из тряпья, не меховые,
а настоящие, живые;
они приходят без опаски
туда, где вслух читают сказки,
и миллион чудес чудесных
откроют тем, кто ждет их честно.
А уж Они-то как лелеяли мою душонку!
Обряжали во все белое, расчёсывали под гребенку.
Называли Государыней, величали ХрАмовой,
Без конца переписывали её наново.
Но она, непокорная, из рученек вырывалася,
Сучила всё ножками, безобразно ругалася,
Отрицая светлое, дарованное скромное,
Всё тянулась к роскоши, в непотребное тёмное.
Сколь труда в неё вложено, сколь заботы и ласки!
Чтобы в час, как положено, были сброшены маски.
И молвлено слово напутственное, слово горящее:
- Ты, душа – не искусственная, ты, душа – настоящая!
Живи уж как хочешь, как пламенем закручена,
А, может, и вспомнишь – чему Нами научена…
