Полдень. Жара. Бесконечные сопки.
Глоток тепловатой воды из фляжки.
Идем по сухой, незаметной тропке–
отец и я – в отцовской фуражке.
В небе птица – застывшая точка.
– Пап, это кто? А придем уже скоро?
- Устала? Терпи, капитанская дочка…
Фуражку я поправляю гордо.
На каждом шагу змеиные норы,
воздух дрожит от цикадного звона.
Рядом, так близко, иранские горы,
в бинокль пытаюсь увидеть шпиона.
Пап, а ты взял пистолет? – Конечно. –
Серьезный вопрос, и ответ – такой же.
Сорванный мак истекает млечно,
и высыхает липко на коже.
Сверху – и вниз. До само-забвенья
в горячих потоках ветра и света
стоять и смотреть. Обертон извиненья:
- Давно хотел показать тебе это…
Аракс весь в блестках, отсюда – беззвучен,
на узкой ладони долины зеленой;
в сиренево-розовом – дальние кручи.
Стоять и смотреть. И молчать упоенно.
Я той красотой сумасшедшей брежу,
помню все звуки, цвет, каждый запах.
Когда-нибудь, может быть, я туда съезжу,
и в солнечный день на ветру Карабаха
от сопки до сопки – мне по цепочке –
«Устала?... Терпи…капитанская дочка...»
КЛЕТКА
"...кругом стена из
прутьев опостылых"
Р.М.Рильке, Пантера.
Зияет клетка раной бестелесной,
собой являя круговой запрет
потоком прутьев ржавым и отвесным.
Сквозь тьму просветов света нет.
Чтоб вжиться в пагубу «из прутьев опостылых»,
меж рёбер ты вложи свои персты,
и ощутишь, на язве пустоты
свободы кровь свернулась и застыла.
Плотина плена на последней пяди
с боков сдавила, спереди и сзади,
как будто боль рыданием вовнутрь
вбирает волю ранних свежих утр,
калёных полдней и слепых ночей,
чтоб сделать их добычей палачей...
14.10.98
ЗВОНАРЬ
Над грохотом приземистого мира
вся мощь оглохшего от счастья звонаря
из клетки звонницы восторгом кенаря
звонила гимн глаголящего пира:
над тишиной окрестных вод и пущ
плыл благовест пронзительно-печальный,
навек-навек разлучный и венчальный,
так с веткой венчан перевитый плющ...
...над всем, что было, колокольчик сердца,
глухой звонарь, я гулко раскачал,
и он качнулся к пропасти начал,
и колокольного органа скерцо
плескалось, точно волны о причал
бросали брызги солнечного перца...
27.12.93
Эфир небесно-голубой
Окутывает свалку.
Там кот ученый, хвост трубой,
И голуби вразвалку.
Петрович тянется рукой
В дупло отменных лакомств,
Ты не Петрович, ты другой
Ты молодой и лаком
Блестит туфля перед судьбой,
Ты сам себе большим судьей -
Ведь так оно казалось?
Теперь смотри перед собой
В эфир небесно-голубой,
Гадай, сколько осталось.
Петрович тянется клюкой,
И голуби удохли.
Они летят за упокой,
Их булочки засохли.
О, кот ученый, научи
Считать на стройке кирпичи.
Душа родная, мудро
Бери ключи, запрись в ночи,
Кричи, молчи, опять кричи,
А там, глядишь, и утро
В огромном зале ожидания,
Где дует с выхода и входа,
В огромном зале ожидания -
Однометровая свобода...
И повторяются заученно
Слова о вечном опоздании...
И ждут смиренно и замучено
В огромном зале ожидания.
Здесь вечный суп на кухне варится,
Здесь пуп и центр мироздания,
Здесь люди ссорятся и старятся,
В огромном зале ожидания...
И стены густо изрисованы
Кривыми матерными фресками,
А за окошками с засовами
Несутся скорые с курьерскими...
Чего здесь ждут, скрипя запорами,
Уставясь в репродуктор глянцевый?
Чужая жизнь несется, скорая,
Не замечая этой станции...
И тянет выйти на раздольице,
Да как-то уж привычней в здании...
Скрипят зубами, ждут и молятся
В огромном зале ожидания...
"Пускай ты выпита другим..."
Я выпита другим до капли.
Ты, наконец-то, понял это.
И «дым волос», прости, из пакли!
«Усталость глаз» – взгляд вглубь поэта!
Но, «Остроглаз» вернёт им силу,
Прочь глаукома, катаракта!
Я неусталость заслужила,
От цен ж, так близко до инфаркта!
Ты – Там! А я, давно – старушка,
На пенсию живу... Нет, маюсь!
На Свете Том, надеюсь – лучше,
Но, вот, пока не собираюсь.
На дворе уже смеркается,
Всходят звёзды фонарей,
Посидим, как полагается,
На дорожку у дверей.
Бриллиантовою стразою
Твой простой наряд дышал.
Извини, зеленоглазая,
Что нечасто украшал.
Как снежинки, годы падали,
Путь-дорожку занося.
Что искать там?
Да и надо ли?
Песня спета – да не вся.
Поумнел, увы, не сразу я,
Быстро бегал – да устал.
Извини, зеленоглазая –
Не взошёл на пьедестал.
Ветер северный недолог был,
Шёлк травы разворошил.
Вечер звёзды к неба пологу
Золотой иглой пришил.
Ты была такою разною,
Ни расстаться…
Ни забыть…
Извини, зеленоглазая,
Что с тобою нам не быть.
На дворе уже смеркается,
Всходят звёзды фонарей,
Посидим, как полагается,
На дорожку у дверей.
