Arifis - электронный арт-журнал

http://arifis.ru/data/works/13930@zima.jpg 

Он и должен быть необычным… 

В 16 лет 

Он и должен быть необычным, этот первый Нового день! С утра часов до восьми вечера хлопьями шел снег. Я уже проложила лыжню по первому снегу Нового года. А когда Новый год только зарождался, под бой часов 12 я загадала три самых заветных желания.  

Сейчас вечер-это сама тишина, спокойствие, мир. Небо над лесом черное, над домами – темно-синее. Дома черные с ярким светом окон, остальное-белое. Все вокруг знакомое, доброе, не страшное. Так хочется выйти, залезть на крышу и орать, бешено и нежно, гордо и победно, уверенно и мечтательно. Кричать о прошедшем 67ом и наступившем 1968ом.  

А знаете, есть земные чайки! 

А знаете, небо было(!) страшным, 

Страшным, загадочным, 

Жданным, желанным, 

но не достигнутым. 

Знаете, трудно людьми  

Быть непонятой. 

Знаете, трудно себя не понять. 

Знаете, много мне не хватает- 

Мягкости, воли, 

Характера, принципов, 

Знания, времени… 

Знаете, в Новом 

Надо, хочу по-новому 

ЖИТЬ! 

Жить – это здорово, Здорово, здорово, 

Я – Человек! 

Знаете, мне б еще раз пробежаться, 

Сосны, сосны, 

Средь вас, корабельные. 

С вихрем, вихрем 

промчаться, завидуя. 

Ближе вам к солнцу,  

Чем мне. 

Знаете, много всего на свете. 

Знаете, просто как просто 

Люблю я жизнь! 

1.01.1968. 

*** 

Небытие – не то, что неподвижно, 

Не слышно, невидимо. 

недвижимо 

Оно 

Движеньем мысли 

НЕ озарено. 

- Был ли синий рассвет и задумчивый лес? Был ли солнечный свет и туман до 

- небес?  

- – То, что мы сейчас здесь, это есть наша жизнь. 

- А когда меня нет, остановится ль мысль? 

- Небеса и планеты, и вихри комет существуют всегда, даже, если нас нет. 

- Если в солнечный луч не смогу я взглянуть, как же солнце мое мне осветит мой путь? 

- Ты уйдешь далеко проторенным путем, не один, а с душою своею вдвоем. 

- Но она бестелесна, иллюзия сна, или солнцу невидимая видна?  

- Солнце греет живительной мыслью любви, ты своею душою его позови. 

- Я останусь, смотри – снег рассыпал наряд: на деревьях, дорогах снежинки блестят. 

- Налюбуйся, любуйся симфонией цвета, и скажи – по душе ли гармония эта? 

- Белый цвет, цвет начал, он меня поглощает. Горизонты движения мне открывает. 

- Ты готов воспарить до миров из созвездий? 

- Да, готов, только слышишь, весенние вести пробуждаются смело в моем подсознанье, на реке я сегодня видел льда громыханье… 

- Зарождается мир из космической пыли, и под парусом света мы в галактике плыли. 

- Я решал уравненье с двойным интегралом, вот, где мысль, словно луч, озареньем блистала. 

- Что, вопросов уж нет? Ты всегда ускользаешь…Хорошо ли свое место в мире ты знаешь? 

- Я люблю засыпать, в небеса улетая. Утром рано вставать, добрым утро считая 

- Я люблю ослепительные краски лета. Дни, что солнцем согреты и в негу одеты. 

Я люблю упоительный запах осенний. Сок арбузов и дынь, винограда сплетенье. 

И неистовую грозу в чистом поле, исполины – вершины, тюльпанов раздолье. 

Я люблю тишину на рассвете и тучи, что дождем проливаются мелким сыпучим. 

Перечислить не хватит всей жизни моей… 

- Ты велик, ты прекрасен, ты – чародей. 

Вся Вселенная в мысли твоей, в каждом слове! 

Могущество свое не сознавая, 

На миг величья в тайну проникаем. 

2004г. 

Весна в том году была запоздалая – тополя окутались зеленоватой дымкой только к середине мая, а первая гроза пришлась уже на самое начало лета. С утра здания, деревья и прохожие колыхались в мареве, будто изображения на дисплее со сбитыми настройками, к вечеру же, откуда ни возьмись, выползло черное облако и повисло над городом, цепляясь рваным брюхом за антенны на крышах домов. 

Как только первые тяжелые капли ударили по плечам и по носу, Анна распахнула новый зонтик-трость психоделической расцветки, взятый только из желания похвастаться перед подружками на работе – как оказалось, не зря. Через секунду небо разорвалось и с грохотом выплеснуло все накопившееся за долгую зиму и непутевую весну. Вода в лужах закипела, устремилась потоками вдоль тротуаров, разбиваясь о бордюры и сражаясь с колесами автомобилей. Анна, поджимая ноги, как косуля, запрыгала по направлению к одинокой автобусной остановке, желая спрятаться от дождя. 

В ее сторону бежала промокшая насквозь девушка. Она тоже прыгнула под козырек остановки и, улыбнувшись самой себе, а следом и Анне, принялась отжимать длинные темные волосы, скручивая их в толстый жгут. Кожа ее была белой, гладкой, с едва уловимым голубоватым свечением, ресницы склеились от дождя, на носу повисла капля и сорвалась на грудь, отчего девушка неслышно рассмеялась. Анне ее лицо показалось знакомым. Она перебирала мысленно, где и когда они могли встречаться, но ничего не приходило в голову, и это чувство неприятно встревожило ее. Дождь припустил еще сильнее, лупил так ожесточенно, что казалось, не будет ему конца и края. Девушка засмотрелась на Аннин зонт, приняв озабоченный вид и хлопнув растерянно черносмородиновыми глазами. 

- О... – вздохнула она. – Я как раз вчера смотрела на него в Блэкберриз. Хотела купить, но забыла кошелек – такая растяпа. Когда пришла с деньгами, его уже, конечно, не было. 

- Я купила последний, – Анна почувствовала некоторую неловкость, хотя ей, в общем, не в чем было себя винить – она ни у кого ничего не крала, взяла свое за собственные деньги. 

Девушка, почувствовав замешательство Анны, смутилась, принялась снова усиленно выжимать волосы, а заодно и синюю в белый цветочек юбку, летнюю, до колена. 

- Будем считать, что я его не заслужила, – она улыбнулась, сначала легонько, затем показав белые зубы – передние два словно боролись меж собой, наезжая друг на друга. Через мгновенье она уже сияла, как тысячеваттная лампочка. – Вот и муж мой, Тим, говорит, что я растяпа. 

Анна, стоявшая все это время на одной ноге, поджав другую, покачнулась и выпала из-под козырька в поток холодной воды. Почти сразу она с визгом запрыгнула обратно, но успела вымокнуть, и теперь настал ее черед отряхивать одежду и утирать капли с лица. 

- Этот дождь так не вовремя, – незнакомка откинула назад черную косу. – Тим сегодня на дежурство идет, а я еще не успела котлет ему с собой поджарить. Хоть бы автобус приехал, что ли… 

- Ты далеко живешь? – решилась спросить Анна после паузы. 

- На Яблоневой, рядом с гастрономом. 

«И зовут тебя Арина, – проговорила Анна мысленно. – Такое дурацкое имя еще поискать. Еще и отчество, наверно, Родионовна». 

Вслух же она пропела карамельным голосом: 

- Я тоже неподалеку, на Тимирязева. Меня Аня зовут. 

- А меня Арина. 

- Какое красивое имя! – Анна крикнула это громко, до последней секунды надеясь, что девушка скажет другое. 

Ей тут же захотелось выпрыгнуть из-под навеса, затеряться в дожде, однако любопытство взяло верх. Анна сделалась милой, непосредственной и принялась щебетать о том о сем, время от времени останавливая на собеседнице пристальный взгляд. 

Лицо Арины она с неудовольствием оценила, как миловидное, но ничего выдающегося ни в выражении, ни в чертах его не нашла. Стоило Анне обратиться к ней по имени, как она тут же начинала сиять, словно гирлянда на новогодней елке. Во взгляде недоумение, растерянность и блуждающая улыбка – показатель погруженности в себя или просто глупость, Анна не хотела в это вникать. В ее груди снова шевельнулась неловкость, и она зачем-то повторила про себя, глядя на зонтик: «Я не украла ничего чужого». 

Фигура соперницы не шла ни в какое сравнение с Анниной – даже если она сбросит пять лишних килограмм, у нее никогда не будет таких тонких запястий, как у Анны, и ноги у нее крепкие, как чурбачки, с широкими щиколотками. Анна казалась себе вблизи нее вазой китайского фарфора рядом с глиняным горшком. 

Она видела эту девушку раньше – на фотографии, найденной у Тима в паспорте, рядом с ней еще стоял тонконогий малыш в красных шортах. Снимок был размытым и сделан издалека, поэтому, сколько ни всматривалась Анна в зыбкое изображение, никак не могла составить представление о жене Тима. 

Как только дождь поредел, Анна, оборвав собеседницу на середине фразы, попрощалась, раскрыла оранжевый зонт и побежала, не разбирая дороги, во дворы. Сегодня Тим придет к ней, сказав жене, будто у него ночное дежурство. 

Анна старалась весь вечер, запекая мясо по-французски, застелила кровать новым бельем темно-синего шелка с белыми иероглифами, надела простое, но любимое Тимом платье с рукавами-фонариками и завышенной талией. Она будет любить его сегодня, как никогда, и наслаждаться своим совершенством, уверенная в том, что на этот раз он точно останется с ней насовсем. 

Тим вошел, потоптался у порога, пригладил взлохмаченные волосы – точь-в-точь мультяшный Маугли, смуглокожий, диковатый, с черным огоньком в глазах. К груди он прижимал кулечек с котлетами. 

- Ну проходи же... Я ждала тебя. 

Он снял куртку, перекладывая кулек из одной руки в другую, прошел на кухню. Положил котлеты на стол, а сам присел на полу, словно большой кузнечик, не зная, как уложить свои длинные конечности. 

- Я как раз хотел сказать... 

Желтые кухонные занавески вздохнули от сквозняка. 

- Ты такая красивая и умница, но... 

Ложка в бокале Анны тихонько звякнула. 

- Прости, – он порывисто встал. 

Анна взяла его ладонь, посмотрела в глаза с недоверием. 

- Тим, я же... лучше! 

Его рука выскользнула, он спешно вышел в коридор, схватил куртку и побежал вниз по лестнице, не дожидаясь ее вопросов и слез. 

Анна машинально открыла забытый на столе пакет, отломила немного котлеты – мясо был пресным, водянистым, с большими кусочками распаренного лука. Она опустилась на пол и спрятала голову в колени.