В следующей жизни обещаю тебе
Научиться играть на трубе.
Обещаю тебе никогда не болеть
И почти совсем не стареть.
Обещаю тебе, приходя к Москвину,
Не смотреть на его жену.
Обещаю ребенка с тобой завести
До двадцати пяти.
Я тебе это всё не раз обещал,
Но выходит, что я опоздал.
И выходит, что ты не простишь меня
И уйдешь, обиду храня.
Ты уходишь в прозрачный холодный лес,
И мне кажется: мир исчез.
И мне кажется, будто всё впереди,
Когда всё уже позади.
Любимый, знать бы наперёд,
Как суждено тебе пораниться.
Пусть боль телесная пройдёт,
А боль душевная останется.
Ей просто некуда идти,
Она и есть – душа… Ну, что же ты?
Какая странность, погляди:
Не нами – день, а мы им прожиты.
Когда мне было шесть или пять,
Я чисел много узнал.
И даже умел до ста досчитать,
Но смысла не понимал.
Считал я машины, считал шаги,
Считал просто так, ничто.
И птицей слетало с моей руки
И оживало: «Сто».
Каким простодушным я был тогда.
На мир я смотрел с высот.
Но мне рассказали, что есть сто два,
И триста, и восемьсот.
Мне также поведали: «Смерти нет»,
В упор смерть показав.
И чисел нездешних нездешний свет
Мои ослепил глаза.
Звонкий во дворе взлетает смех,
И зима, открытая для всех,
Примеряет мягкие сугробы.
Детские смешные существа,
Замирая, жаждут рождества,
Надевают валенки и шубы.
Санки оставляют тонкий след,
В воздухе – молочно-белый свет.
Сердце – ах! – со свистом с горки.
Целый мир блистает впереди:
Хоть снежком в сосульку попади,
Хоть гуляй полжизни в снежном парке.
Чувствуя, что в жизни нет причин
Избегать ничтожных величин,
Слизываю бережно снежинку.
Вот она растаяла внутри:
Каплей обернись, но не умри,
Не молчи, подай свой голос тонкий.
Не бойся ты летать на самолётах.
Наверное, не хватит этих строк,
Но разве не великая щедрота -
Подняться до невидимых дорог?
Взлететь не механически, волшебно -
От птичьих магистралей уходя.
Постукивая крылышками в небо,
Отряхиваться зябко от дождя.
А ты-то думал – чёртовы уловки?!
Возьми у стюардессы леденцов.
Ты знаешь, даже Божии коровки
Не в силах долететь до облаков.
А ведь они живут на всю катушку
До ночи, до неузнанных высот.
Жена твоя обнимется с игрушкой
И ждёт тебя, всё ждёт тебя, так ждёт...
Мы более счастливые творенья,
У нас есть электрический, но свет,
Не ягоды зимою, но – варенье,
Нет крыльев, но на небо есть билет.
Лети, гляди, и не смыкая очи,
Ты так и не раскроешь леденец.
Там папа твой блаженствует. Там Отче.
Чего боишься, будущий отец?
Кон разложен в чет и нечет
по действительности кратно.
Край опознан и отмечен
откровением галантным.
В нем потерянность охвата
бесконечности простора,
в нем улетность странной даты
за леса, моря и горы.
В обособленность значений
совершенства и позора
с краю – бездна искуплений
в нелогичности отбора
тех грехов, что жизнь питали
радостью, скупой виною,
тех грехов, что жгли и звали
без оглядки за собою.
На краю вся дурь известна
в безнадежности печали.
Расскажу все Богу честно
и сорвусь в лихие дали.
Не ищите меня люди
за кромешностью в испуге,
я – не там, в полете, буду,
где восторг и радость – слуги,
где случится все по слову
шелестящей ветки вишни,
где пойму, сермяжный, снова:
у природы я – не лишний.
***
Антону К
И ты попритих, и рука не дрожала,
Когда я те дни в забытье провожала.
Почтовая скука их в такт прожевала,
И имя дала им – «Те дни…»
Безмолвием тучи, готовой к раскату,
Я тихо плыву по оси циферблата:
Большими шагами иду до заката,
А там уже счет по любви.
Мы любим тревожно, как любят удачу,
Застрявшую в книгах, по виду невзрачных,
Но, так как слова не прочесть однозначно,
О ней заключаем пари.
И все же, на миг, отрываясь от мига,
Мы видим: судьба так легко, даже лихо,
Расправилась с нами. В подобии вихря
Все дальше летим от земли. 15.11.2007 Москва
***
Никакого разврата в награду
Не дай мне, пожалуйста, небо.
Лучше вербу на праздник,
И ветра, и черного хлеба.
Можно черного плача...
Честнее просить наказанья,
Но я счастья прошу ни за что перед всем мирозданьем.
Перед шествием сим,
Грандиозным, как белые кони,
Как вороны во фраках, гадалки по белой ладони,
Я прошу только строк
Для молитвы до самого неба:
"Никакого разврата.
А ветра и черного хлеба".
10.03.08 Москва
