Холодно сердцу и рукам. Навыворот вся одежда и слова. Создать бы другую стезю, уйти на голгофу любви, отдав себя на растерзание снов, слов и поступков знания. Клубочком ладони не тянутся вверх, нет потех и не будет в мире холодном. Голодном при полных витринах. Смотрины им в радость, дебаты. Солдаты без ног из нор выползают.А братьев взамен призывают. Есть мера цены в мире этом холодном. Голодным глаза не откроешь,прищуришь. Закроешь историю вечной любви, вспоминая ступеньки нотного стана. Не актуально, кричишь, вопишь призывая остановиться. Случится? Повторится? Стучится!Не знаю, не знаю...не понимаю...не принимаю.
Подлые судороги ноги сковали, боль, невозможно терпеть и ходить, отвергнув «до» и «после»другими теперь мы стали .Вопить или смириться с тем безрассудством, присутствием отсутствия, безбрачием и непониманием, рассудок свой отпустить, утопить все слова, что роем шумели, шипели и складывали как дрова нежные звуки капели тогда, когда судороги ногами овладели. Навсегда...Пространство смешалось с мыслями напрочь.Прочь и ни шагу вперед, говорит Высший разум, не зная, что будет завтра...А завтра снова терпеть...Перетереть крохи чувств в мукУ и мУку, подставив ухо для поцелуя с высоты, пустоты, не ощущая теплую руку и движений ног красоты. Отпусти...Прости...Не грусти...
Соплей немало было женских,
Когда в руке сверкала сталь...
Владимир батькович зеЛенский
Опять к барьеру смело встал.
В холодный ствол насыпан Порох,
Готова пуля клюнуть в лоб.
Он ще не вмер, но очень скоро
Придет пора ложиться в гроб.
И чтоб вокруг ни говорили,
Есть речь родная и её
Ревнует лучший в мире киллер
Таинственный Евгений О.
Стань передо мной,
О, кошка перед плошкой
Обеденной святой,
Где мяса есть немножко.
Гляди, моя сестра,
Ты так на лапки встала,
Как пламя у костра
Мне руку облизала.
Друг друга мы съедим,
Но не сейчас. Сейчас
Мы в комнате сидим,
Свет падает на нас.
Издалека, долга, течёт река Волга
В той комнате, где в душе и мать и отец уже
Зовут мою мать Ольга
Окликну её, и оклик
Лица поворот, и вздрогнет
То ли лес нерождённый
То ли спичка
То ли заставленная всем скатерть
Лица, лица, в утешенье слабом, в прощенье
В отражённом куда-то доме
Мать-отец к горящей идёт соломе
Где, трубу образуя, поднимаются кверху искры
Вот и я, представляя и переставляя это
Представляя и переставляя
Уповаю на райское где-то лето
Уповаю на некий повтор плывущий
Голос близкий, издалека зовущий
Поднимаются искры кверху
Мать-отец к горящей идёт соломе
Поднимаются кверху искры
Искры поднимаются кверху
* * *
Скрипит рассохшаяся лодка,
В которой дремлют ум и честь...
Да – усыпляет совесть водка,
Когда она, конечно, есть.
Своим фарватером сную,
туда сюда, которым рейсом,
но я тебя не узнаю,
потяжелевшую, как крейсер,
былую яхточку свою...
Владимир Кондаков
.............................
В трюмо уже не легкий ялик...
Баржа, поставленная в порт.
Эх, было времечко! Не я ли
Со свистом рассекал простор?
И по любовным океанам
Ходил фарватером побед!
Был миноносцем неустанным,
Но мин давно в помине нет.
Ни папироски, ни полбанки...
Сосу кефир, как карапуз.
Я был когда-то, словно танкер,
Но превратился в сухогруз.
Всех распознать
с пугающей скоростью,
обеспечив неверных росистой зарей,
проверить их в солнечных
радостных хлопотах,
отскоблив с былого «чахоточный» слой.
Поднять на вершины
доселе неведомые,
вернуть позабытое в пламенных снах.
Пронять обездоленных
зимами-летами,
подвергнуть уныние, злобу и страх
заветным молитвам…
