Ветерок, мороз и солнце,
Тонкая тропинка,
А над нею змейка вьется
С беленькою спинкой.
Ударяясь, он не плачет,
А совсем наоборот,
Выше прыгает и скачет
Веселя честной народ.
За эти прозрачные крылья,
За самые лучшие в мире,
Все люди ее полюбили, -
А их ведь еще и четыре!
Что за художник-чертежник
После дождя проходил -
Краской цветной осторожно
Дуги на небе чертил?
Две похожих рассыпушки,
Вкусом разным почему-то,
Сыплем в супчик или в кружку,
Лишь бы их не перепутать!
Четыре ноги, но короткие очень
У этой широкой владычицы ночи,
И много в ней неги, и много в ней ласки,
А также привычка рассказывать сказки.
Есть загадочка простая,
Слушай, я перечисляю
Что я вижу у него:
Ну, хвоста – ни одного,
Уши, нос, глаза и ротик,
Спинку, грудку и животик,
Пальцев в ручках дважды пять,..
Что, еще перечислять?
В масле жареной, вареной,
И в мундире, и печеной,
В пирогах, и как пюре,
В сентябре и в январе,
Круглой, в кубиках, лепёшкой
До чего вкусна ...!
Настала жара,
Светит яркое солнце
И вся детвора
В ней купаясь смеется.
Крышу я с собой ношу,
Укрываться не спешу,
Если будет сильный дождик,
Ну, тогда, конечно, можно…
29.01.07
Ответы вразбивку: картошка, солнце, речка, позёмка, зонтик, мяч, человечек, стрекоза, соль и сахар, кровать.
Заснеженные снегом тополя,
Разлапистые клены в шапках белых,
Поземкой припорошены поля,
Синички греют клювик неумело
Все с нового аккорда, с чистого листа…
Не потому ль печаль и маета?
Язык устал. Граница на замке.
Описываю сценку бытовую:
Служанка, в ожиданье поцелуя,
Стоит в прихожей на одной руке.
А вот еще: известный всем грузин
Фланирует по Невскому в кальсонах.
И барышни рыдают на балконах,
И слышен смех у входа в магазин.
Как будто бы и не было войны,
И не было печали и сомнений…
В простой травинке обнаружен гений,
В душе поэта – пеньюар жены.
Еще горит на севере пожар,
Еще летят туда атлеты в касках,
Пускай, а мне одну и ту же сказку
Рассказывает тульский самовар…
И мир в окошко бьется мотыльком,
И злой сосед кричит о пользе пьянства, –
Внутри меня сгущается пространство
Вонючим аргентинским табаком.
Но я устал, и мой сосед устал,
Язык устал, и бред не бесконечен…
Гасите эти грёбаные свечи,
Гасите этот идиотский бал!
Что за возраст наступил — не поймёшь.
Рвётся сердце, как вулкан, горячо.
Под ногами непонятная дрожь.
И по ком душа тоскует, о чём?
Отводила хоровод моих бед
по кладбищенским по серым степям.
Нынче время Нецветов, Неконфет,
и словечко украду — Безтебя.
Жить ли дальше мне и как — не вопрос.
Запишусь не в монастырь, так в у-шу,
подарю себе букет синих роз,
эпитафию сама напишу.
Съешь ещё, Манечка. Ещё пирожок.
За маму и братика, ну же, дружок.
Тебя мы растили, растили.
А поцеловать-то забыли
(Целует). И вот ещё что: погоди уходить.
Твой папа ушёл-не вернулся служить.
Ты вот возьми эти крошки
И птичек побалуй немножко.
Быть может, твой папа синичкою стал.
Быть может, он среди них – генерал.
(Вздыхает.) А ты у нас – балерина.
А я похожу ещё, поверчусь.
Тут похозяйствую, там подлечусь.
Вот, скажете, баба Зина.
А я на руках вас носила…
У ларька с мороженым -
Помню, пела птица -
-И тебя я встретил.
Ты была похожа
На скульптуру девочки
На весеннем свете.
На свету особенном
Ты остановилась,
Ты взяла стаканчик.
А потом всё сдвинулось,
И тебя взял за руку
Некрасивый мальчик.
И я понял с ужасом:
Никогда на свете
Я тебя не встречу.
Даже если вместе
В лифте мы застрянем -
Просто не замечу.
Буду щёлкать кнопками,
Говорить по связи,
Тихо материться…
Хоть приснилась ты бы мне.
Хоть ненастоящая.
Ничего не снится.
Навеяно "Соседкой":
http://www.stihi.ru/2008/12/17/2141
Немного Солнца
Эх, за что же это мне! -
В прошлом месяце жене
Я сказал, что у соседки
Очень миленькие детки
И довольно странный взгляд, -
А теперь и сам не рад.
Днями целыми грызёт:
- Ваня тоже не урод!
Да и я – не молодуха, -
Но ещё и не старуха!
Ну, и что, какой-то взгляд? -
Мой страннее во стократ!..
Что я сделал, ё-ма-ё!
Что за ревность у неё!
Подхожу и так и этак:
- Да, забудь про этих деток!
И про странные глаза,
Я без умысла сказал!..
Но проснулись в ней теперь
Сразу ангел, чёрт и зверь!
Достаётся очень крепко
Даже обуви и кепке -
И надел не как всегда,
И пошёл, никак, туда...
А волнуюсь, может, я
От такого, вот, житья!
Что придумать бы такое
Мне для прежнего покоя! -
Если выход не найду,
То к соседке и уйду...
дек, 2008
Венеция к ночи
Спускала вечерА к воде,
как лодки в воду,
Венеция, сестра звезде
в придонном своде...
И водным стянутый лучом
под ветхой кровлей,
тот город с ночью обручён
над чёрной кровью.
Спуск лестниц к бликам на воде,
к багровым пятнам,
приблизил городской предел
к речным закатам.
Канал – как вены вдоль разрез.
Мост – вод венчанье.
На чернокровье – из небес
блесны мерцанье.
Спускалась вЕчером к воде
венчанной тенью,
чтоб в сумеречной чехарде
омыть смятенье...
Видение музыки
Сначала дождь хлестал и лил потоком с крыши,
и я глядел в квадрат окна и долго слышал,
как бьются прутья струй дождя в мембрану кровли,
и я не знал ещё тогда, что всё запомню...
И я не знал ещё тогда, что всё замечу
из памяти, как из окна, где я жёг свечи,
и капал воск на нотный лист стекла за рамой,
и музыка и дождь лились сначала гаммой.
Под говор ставень, ветра гул и скрып качельный
вдруг стало можно угадать – виолончели!
Они молились, и клялись, и проклинали,
в созвучьях с воском и дождём вдруг застывали.
И обретали вечность, что дождём размыта,
она в картоне ль, в глине ль, иль соломой крыта:
клавиатур, клавиров пыль, волокна досок,
смычков, истёршихся средь струн, как Вещий Посох,
застыли немо под дождём сухою раной
и встали мощно предо мной стеной органа -
- дождливой влагою дыша близ виадуков,
виолончельная душа – лепнина звуков...
Мерцая в сумрачном нутре углём в камине,
свечи зрачок – кошачий глаз желто-карминный.
...Но вот из-за стены дождя – всё вновь иначе:
виденье звуков стало вдруг Стеною Плача,
но вот и плач уже застыл, как воск на нотах,
и стал рельефом на дожде, нектаром в сотах...
И вот уже дождя совсем почти не слышно,
лишь кошкой лунный луч скользит по мокрым крышам...
26.10.08
