Стань передо мной,
О, кошка перед плошкой
Обеденной святой,
Где мяса есть немножко.
Гляди, моя сестра,
Ты так на лапки встала,
Как пламя у костра
Мне руку облизала.
Друг друга мы съедим,
Но не сейчас. Сейчас
Мы в комнате сидим,
Свет падает на нас.
Издалека, долга, течёт река Волга
В той комнате, где в душе и мать и отец уже
Зовут мою мать Ольга
Окликну её, и оклик
Лица поворот, и вздрогнет
То ли лес нерождённый
То ли спичка
То ли заставленная всем скатерть
Лица, лица, в утешенье слабом, в прощенье
В отражённом куда-то доме
Мать-отец к горящей идёт соломе
Где, трубу образуя, поднимаются кверху искры
Вот и я, представляя и переставляя это
Представляя и переставляя
Уповаю на райское где-то лето
Уповаю на некий повтор плывущий
Голос близкий, издалека зовущий
Поднимаются искры кверху
Мать-отец к горящей идёт соломе
Поднимаются кверху искры
Искры поднимаются кверху
* * *
Скрипит рассохшаяся лодка,
В которой дремлют ум и честь...
Да – усыпляет совесть водка,
Когда она, конечно, есть.
Своим фарватером сную,
туда сюда, которым рейсом,
но я тебя не узнаю,
потяжелевшую, как крейсер,
былую яхточку свою...
Владимир Кондаков
.............................
В трюмо уже не легкий ялик...
Баржа, поставленная в порт.
Эх, было времечко! Не я ли
Со свистом рассекал простор?
И по любовным океанам
Ходил фарватером побед!
Был миноносцем неустанным,
Но мин давно в помине нет.
Ни папироски, ни полбанки...
Сосу кефир, как карапуз.
Я был когда-то, словно танкер,
Но превратился в сухогруз.
Всех распознать
с пугающей скоростью,
обеспечив неверных росистой зарей,
проверить их в солнечных
радостных хлопотах,
отскоблив с былого «чахоточный» слой.
Поднять на вершины
доселе неведомые,
вернуть позабытое в пламенных снах.
Пронять обездоленных
зимами-летами,
подвергнуть уныние, злобу и страх
заветным молитвам…
* * *
Женщина – как скрипка Страдивари,
Скрыта в ней вселенной красота.
Но, когда играть берутся твари,
Музыка звучит отнюдь не та,
О которой в юности мечталось.
Не умеешь – лучше не берись.
И настрой её хотя бы малость,
Чтоб мотив твой устремился ввысь
Прямо к поднебесному раздолью
И на пошлой ноте не залип.
Да смычок натри свой канифолью -
Посуху выходит только скрип.
Не пыхти угрюмым паровозом,
Тему развивая не спеша.
И тогда душистой дивной розой
Женская раскроется душа...
Только жизнь – не игры на лужайке,
И мужчина чаще, словно пень,
Уподобив скрипку балалайке,
Высекает жалкое трень-брень.
У нас тоже были выборы в прошлом году.
Я тогда предоставил возможность заговорить кандидатам стихами.
И вот что получилось (надеюсь, персонажи вполне узнаваемы):
1
За Русь усраться не берусь я!
(Был ложен слух «За Русь усрусь»).
Пусть усираются бабуси.
Я не в ответе за бабусь!
Не вам, глупцы, судить о даме:
Ваш ватный ум безумно мал.
Когда я какаю цветами,
То источаю запах калл!
Но в чистом поле, жертвы санкций,
Нет, не присяду с вами я!
Когда ж вы сдохните, засранцы?
Вас расплодилось до .. ээ .. много очень!
2
Мы не вяжем веники,
Жаловаться грех.
В нашем заповеднике
Я богаче всех.
Вилами мы день-деньской
Пишем на воде,
Что клубнички ленинской
Лучше нет нигде.
Но у вас извилины
Плоские, как скат:
Дохнут даже филины,
Если рядом МКАД.
В эти дни морозные
Душенька поёт…
Всё вокруг совхозное,
Всё вокруг моё!
3
В мир дурной и худосочный,
Чтоб спастись ему помочь,
Я явился непорочно
В ту рождественскую ночь.
Вам в бараке слишком тесно?
Начинаем сбор камней!
И построим храм небесный
За пятьсот каких-то дней.
Отмените брудершафты,
Расчехлите жернова.
Чем искать веками правду,
Засучите рукава.
И тяжелые работы
Будут мною вам даны.
До упада и до пота
И почти без выходных!
Я готов был лечь на плаху,
Чтоб рассеять вашу тьму.
Но меня послали на …
Непонятно почему.
4
Нефть отнимем у арабов!
Но позднее… А пока
Мужику нельзя без бабы,
Бабе надо мужика.
Я фемин ценитель тонкий,
И душа не зря болит:
Негодяи и подонки
Развели апартеид!
И разлад стал неизбежен
На любовном рубеже.
Чтобы встречи были реже -
Разделили М и Ж.
Но в борьбе идей и партий,
Выжгу нечисть на корню!
И готов поклясться: в марте
М и Ж соединю!
5
Я б ушел, но на свободу
Не пускает в горле ком.
Я ж не только друг народа,
Я ж и армии Главком!
Кто, усевшись на медведя,
Поведет к победе рать?
«Крым не наш» орущий педик?
Расфуфыренная б....?
Обувь в Рейне кто омоет
(Там, где пиво – не моча)?
Шизанутый параноик?
Врун с заставы Ильича?
Мне кричат: «Иди к Обаме!»?
Он в политике дитя.
Я еще побуду с вами
Срок последний мой. Хотя...
Не шипи сердито, гусь,
Я нисколько не боюсь!
Дам тебе я пирога,
И тогда ты скажешь: "Га!"
Еще есть место на стене для парочки картин,
И не завяли на окне ни лавр, ни гиацинт.
Еще торшера ровный свет мне освещает текст,
Еще я помню где-то ждет меня весенний лес.
И даже тот кто не звонил мне много лет подряд,
Мне позвонил и слышу я , что он безмерно рад,
Что видеть хочет и вообще все ласково весной,
И вроде даже не во сне зовет к себе домой.
Но мысли грустные пришли и охладили враз.
И закрутился вновь во мне водоворот из фраз.
И кто же будет продолжать коллекцию мою?
По телефону отвечать, когда уж отпоют?
Быть может из картин костер и книги все в огонь
Ненужным станет и медведь, и старая гармонь.
Зачем коплю я старых хлам, любуюсь на цветы?
Они засохнут на окне… меня забудешь ты.
Молчаливые камни,
окружают – меня,
в тихом – свете,
пространства,
уходящего,
- дня.
Виноватой – на камне,
смотришь мимо меня.
Из далёкого, давнего,
непрощённого – дня.
Отболело, отмучило.
Навсегда не ушло.
Камень – твой,
возвращает,
мне тебя,
и тепло.
Жизнь – короткое скерцо.
Годы – в сумерках тают.
И у камня есть сердце.
Он – меня понимает.