Лик девичий в окладе из волос,
спадающих руном на свитер алый,
над прозой жизни душу мне вознёс,
в поход, отправив, за бессмертной славой.
Тогда волной неслась по телу дрожь,
страсть родилась с нежданностью цунами
и в снежность горла с силой: «невтерпёж»,
от губ впеклась, кровавыми следами.
Недолговечным было губ «тавро»,
мой облик был, не для её романа -
умчался поезд с ней в темным-темно,
от чувств моих, от «детского» обмана.
Чутьё щенком скулило: не вернуть,
но сердце отступиться не давало
и тронулся состав иллюзий в путь,
к той станции, где счастье обитало.
Открылась дверь, шагнул я в полумрак,
остолбенелость – это не то слово -
явилась женщина, из уст притворство, страх
и многое ещё, всего такого...
Играть со мной пыталась в «дурака»,
краплёные грехом, кидала карты -
смотрело чувство в скорби, свысока
и вытекала жизнь его по капле.
Лик девичий в окладе из волос,
спадающих руном на свитер алый -
мечты моей осколком в сердце врос,
из королевы став, водою талой.
* * *
Всего с напёрстка Мальчик-с–пальчик
Неделю ходит на рогах.
Любви Дюймовочки он алчет,
Но буквы путает в слога́х.
Строгал напрасно Карло сына -
Не вышла сказочка с ключом.
Остался с носом Буратино -
Внештатным служит стукачом.
Строчат безбожные писаки,
Рукою машет режиссёр,
Потом в эфир выходит Псаки,
Чтоб вызвать бешеный фурор.
Штормит в морях Узбекистана.
Бобры на нерест в Лондон прут.
Втирает мифы неустанно
В мозги коварный Голливуд.
Мутузит Микки чебурашка,
А их, наверно, миллион...
И наступает грозно Рашка
На бедный мир со всех сторон.
Игра с листа трудна до боли.
Не попадая жизни в такт,
Собою редко я доволен...
Все хорошо и все не так.
Года идут, но почему-то
Гуляет ветер в голове.
Господь сподобил, бес попутал -
И получился человек.
Отец мне утешительно сказал,
Что счастья нет. И не сказал о том
Что счастье м.б. есть.
Я в книгах побежал
Об том прочесть,
Но то ли Чехова, то ль Фета острый том
Слетел по голове.
И я теперь ни бе,
Ни ме,
Лишь «счастье есть», мой сын, твержу тебе,
Как будто бы себе.
Холодно сердцу и рукам. Навыворот вся одежда и слова. Создать бы другую стезю, уйти на голгофу любви, отдав себя на растерзание снов, слов и поступков знания. Клубочком ладони не тянутся вверх, нет потех и не будет в мире холодном. Голодном при полных витринах. Смотрины им в радость, дебаты. Солдаты без ног из нор выползают.А братьев взамен призывают. Есть мера цены в мире этом холодном. Голодным глаза не откроешь,прищуришь. Закроешь историю вечной любви, вспоминая ступеньки нотного стана. Не актуально, кричишь, вопишь призывая остановиться. Случится? Повторится? Стучится!Не знаю, не знаю...не понимаю...не принимаю.
Подлые судороги ноги сковали, боль, невозможно терпеть и ходить, отвергнув «до» и «после»другими теперь мы стали .Вопить или смириться с тем безрассудством, присутствием отсутствия, безбрачием и непониманием, рассудок свой отпустить, утопить все слова, что роем шумели, шипели и складывали как дрова нежные звуки капели тогда, когда судороги ногами овладели. Навсегда...Пространство смешалось с мыслями напрочь.Прочь и ни шагу вперед, говорит Высший разум, не зная, что будет завтра...А завтра снова терпеть...Перетереть крохи чувств в мукУ и мУку, подставив ухо для поцелуя с высоты, пустоты, не ощущая теплую руку и движений ног красоты. Отпусти...Прости...Не грусти...
Соплей немало было женских,
Когда в руке сверкала сталь...
Владимир батькович зеЛенский
Опять к барьеру смело встал.
В холодный ствол насыпан Порох,
Готова пуля клюнуть в лоб.
Он ще не вмер, но очень скоро
Придет пора ложиться в гроб.
И чтоб вокруг ни говорили,
Есть речь родная и её
Ревнует лучший в мире киллер
Таинственный Евгений О.
