"Бодрого духа проси,
что не знает страха пред смертью,
что почитает за дар природы
предел своей жизни...".
Децим Юний Ювенал
Все будет так – как небом велено.
И потому не страшно, только больно.
Я умираю – как – сухое дерево,
медлительно – устало и спокойно.
Но дух мой – жив. Он жаждет, до того,
как белый свет в сознании померкнет,
постигнуть то, что смертным не дано,
смысл бытия и – неизбежной смерти.
И потому – не уступает жизнь,
и медлит смерть, ступая неуверенно.
Я умираю – как сухое дерево.
Но, умирая, продолжаю жить.
«Зачем, – у синицы, синицы спрошу –
Я улицей людной куда-то хожу,
Зачем на кусты и деревья гляжу
И воздухом белым дышу?»
Синица, синица на ветке сидит
И молча и глупо глядит.
- Собака, собака, скажи мне, ответь:
Куда мне поехать, на что посмотреть,
Как сердце картиной чудесной согреть,
Увидеть и не умереть?
Собака, собака устало моргнёт
Печально и длинно зевнёт.
- Товарищ, товарищ, ты много пожил,
Ты сына построил, ты баню сложил.
Ответь мне, чего же я здесь упустил,
О чём я не так попросил?
- Товарищ, товарищ, пошли-ка домой.
Товарищ, товарищ ты мой.
Не знаю, как живут медведи,
Но мнилось мне, что выживаю,
Смеясь над жалким словом «бредить».
Я не смеюсь теперь, я знаю.
И понимаю – жить возможно
С тобой в пожизненной разлуке.
Но мне тревожно, мне тревожно
Так, что порой немеют руки.
Скажи, что даром беспокоясь,
Я сочиняю ахинею.
Не превышай на трассе скорость
И одевайся потеплее.
Я знаю, что пишу погано,
Ещё подумала однажды:
Живу, как воду пью из крана,
Не ощущая сильной жажды.
Мой бред, как сказка, он безвреден,
Но агрессивней цвета хаки.
Медведи на велосипеде,
За ними раки на собаке…
- Любовь убывает.
Любовь убивает…
- Но так не бывает!
- А всяко бывает, –
и в гроб загоняет
и гвоздь забивает,
назад забирает,
и все замирает…
- Так разве бывает?
- А всяко бывает.
Любовь – колесница,
журавль приснится,
а утром синица,
худая как спица.
- Но так не бывает!
- А всяко бывает.
Любовь – не ребенок,
умрет от пеленок,
обедов паленых
да сплетен зеленых.
- Но так не бывает!
- А всяко бывает.
Любовь – это кошка,
потрется немножко
и прыгнет в окошко
другому в лукошко.
- Но так не бывает!
- А всяко бывает.
Любовь – это птица,
полет ее длится
пока не разбиться
велят наши лица.
- Но так не бывает!
- А всяко бывает.
Любовь – не игрушка,
матрац и подушка,
ночная подружка
да винная кружка.
Любовь – откровенье.
Любовь – озаренье,
а может сомненье,
а может презренье,-
и взлет и паденье,
гордыни смиренье,-
совместнотворенье
семейного мненья.
- Но так не бывает!
- А всяко бывает.
Любовь — изумленье.
Ночное томленье
и, как преступленье,
- стихотворенье.
Любовь – это нежность,
души безмятежность,
надежды безгрешность,
сомнений небрежность.
Любовь — это повесть
с названием «Горесть»
а может быть «Гордость»,
а может быть "Подлость»…
- Но так не бывает!
- А всяко бывает.
Любовь – это призрак,
но не от каприза
от этого приза
сигают с карниза.
Любовь – отупенье
отблагодаренья,
переутомленье
от пресыщенья.
Любовь – это радость,
и трусость, и храбрость,
интим и парадность,
работа и праздность…
Ни сумма, ни разность,-
их разнообразность.
- Но так не бывает!
- А всяко бывает.
Любовь – это знамя,
сожженное нами,
но под ногами
- над временами!
Любовь – это розы,
нежнейшие позы,
скандальные грозы
обыденной прозы.
Любовь – это губы
и в страсти не грубы,
а может сквозь зубы
полжизни не любы.
Любовь – это счастье,
которое часто
к обоим причастно
различною частью.
- Но так не бывает!
- А всяко бывает.
- Любовь – это жизнь.
Любовь – это смерть.
Тут всяко бывает…
Тут… как посмотреть.
Уеду в Петербург, куда
Течёт попутная вода,
Куда вагон попутный дремлет,
И время освещает путь,
И длинный сон леса объемлет
И остальное как-нибудь.
Я помню, жил на этом свете
И был за малое в ответе,
А большего не понимал.
Теперь, когда оно случилось,
Звенит за окнами металл,
И влага в туфли просочилась.
Говорить не о том, что касается,
А о том, что, наверно, живёшь.
Всё хорошее лишь начинается,
Всё плохое попало под нож.
Это всё начинается заново:
Та же улица, тот же февраль.
Это всё покачнулось и замерло:
Снег, ночная аптека, фонарь.
И секунда, короткою льдинкою
Обрываясь в бесснежную тьму,
Показалась волшебной картинкою,
Мигом счастья блеснула ему.
Там, где кончается начало,
Где замер в танце летний сад,
Неспешно лился звездопад,
Негромко музыка звучала.
Она смеялась и звала.
Она текла.
Она плыла…
И были в ней звезды мерцанье.
И шёпот.
И колокола.
В июльский вечер тёмно-синий
С тобой мы были заодно.
И утонуть нам суждено
В нот невесомой паутине…
Она рыдала и рвала.
Она смеялась и плыла…
И были в ней упругость лета.
И шёпот.
И колокола.
Она тоскует и смеётся.
Она бежит издалека
Сквозь реки, зимы, облака…
Она когда-нибудь вернётся…
Неосязаемо-тепла,
Превыше и добра,
И зла…
И были в ней рассвет и полночь.
И шёпот.
И колокола.
Хочу, шагнув с обрыва,
улететь
Парить над пропастью,
И ветру петь,
Найти тюльпан рубиновый
На склоне,
Где алычовый цвет, слегка
Вспененный,
Как мириады звезд усыплет
Плечи
Где метеором след мечты
Замечен.
Где дуновение весны –
Не мука,
Где сон, не избавление,
А скука…
Где юность без сомненья
И страданий.
Мне б улететь от тех
Воспоминаний…
Умирают от разрыва сердца,
от того, что бьешься лбом о стенку
от того, что никуда не деться,
от того, что по душе – коленкой
Оттого, что на закате лета
Понимаешь – осень будет вечной,
Понимаешь, что осталось где-то
Детство рядом с юностью беспечной
От того, что больно ранит стужа
Черствости людской, непониманья
От того, что словно воздух нужен,
добрый знак и доброе вниманье
Умирают….
Это сердце…
Сер..
дце.
