Морская Чайка.
Борис Сподынюк.
Был хмурый день, кипело море.
Волна гонялась за волной,
как мужики, осатаневши в ссоре,
вели друг с другом смертный бой.
И вздыбив тонны вод морских
Волна на скалы их бросает,
на мириады брызг разбив,
шипя, обратно уползает.
Грохочет ветер насыщая
той влагой воздух и скалу,
насквозь всё естество пронзая
людей стоящих на молу.
А над бушующей стихией
от радости клекоча,
Летала чайка, как мессия,
любовь и счастье нам пророча.
Всё это будет, лишь услышишь,
ты шум волны ночной порой.
С любимым в унисон задышишь,
в восторге, выгнувшись дугой.
За перенаселённым краем
Есть перенаселённый край.
Там – мы живём и умираем,
Смеёмся, силимся, страдаем.
А здесь река. Здесь месяц май.
Здесь это перенаселенье
Лишь на бумаге. Как январь.
Или ноябрь. Свет весенний.
Река. Зелёный гул растений.
Условный старый календарь.
И люди. Словно в справке ЖЭКу.
Лишь на бумаге. Вот, читай:
«Не протолкнуться человеку».
Меж тем один он входит в реку.
Кричи, зови. Не умирай.
Родился я и полной мерой
Мир зачерпнул вокруг себя.
Но первый вздох и крик мой первый
Слетели, целое дробя.
А мир тем больше разделялся,
Чем дальше я дышал и жил.
Раскалывался, преломлялся,
Пока не превратился в пыль.
И каждая его пылинка
В себе хранила целый свет,
А я ступал, как невидимка,
И думал, что спасенья нет,
Что в бесконечной этой дроби
Безжизненно отражена
Лишь череда Твоих подобий,
И душу не спасет она.
А целое – мне мнилось точно -
Один лишь раз сверкнёт во тьме
Той самой бесконечной ночью,
Когда глаза закроют мне.
* * *
Заливает души избу,
Хочешь – пей, хочешь – волком вой.
И в глазу сорвало резьбу,
В третьем слева – течёт струёй.
А из окон гудит сквозняк,
Старый фикус в дугу согнул.
И колодец души иссяк -
Зря ведром волочить по дну.
Неуютен очаг души,
В котелке ночевала мышь,
Хоть кукуй, хоть стихи пиши,
Как, качаясь, шумел камыш.
Подожгу я избу – гори,
Полыхай огнём до небес,
Чтоб сгорели дотла внутри
Все, кто в душу без спроса влез.
Завалился в душе плетень,
Обломился конец пера,
Угольки, зола, дребедень. . .
Всё, пожалуй, валить пора!
Мне было десять лет, а брату – восемь,
А бабочкам, наверное, полдня.
Они садились на руки и плечи,
И мы носили их, как носят свечи.
Боялись потушить, случайно сбросить,
Как искры первобытного огня.
Мы знали толк в полётах и в катушках,
И, бабочек за крылышки держа,
Привязывали нити к мягким брюшкам.
Узлы, казалось, были не тугие,
Они взлетали – сильные такие -
Почти что до второго этажа.
Мы шли за ними в розовые дали,
Постромки потихоньку провисали.
Ни далей и ни роз, мы шли обратно.
Разорванная нить, цветные пятна…
- Артём, чего насупился?
- Ничо.
И бабочка садилась на плечо.
Не победить мне сумерек моих,
Когда закатный цвет уже притих,
Когда наступит время для двоих,
когда ты знаешь, говорят о них,
Словах, что лишь скажи,
Напевом в стих,
Тогда печально бродит маета,
Отыскивает дом, где пустота,
Где лампа не горит, где темнота,
Где фильм не тот, и книга там не та,
Где одиночество -
Святая простота.
Как просто, лампу выключить, заснуть
пустырник выпить, под него вздремнуть
и вздрагивать, едва заслышав шум…
скорей бы утро, и дела без дум.
7.07.2009
В кадке апельсин вышел на балкон
Нынешней погодой летней изумлён -
Где простор и свет, и хотя б жара,
мушки рядом нет, даже комара?
Вот бывали дни, помню как сейчас,
Трубочкою листья закрутились враз,
Чтобы не сгореть, чтоб не иссушить
Где моя хозяйка? Не забудь полить!
Ниагарой дождь льет и льет весь день?
Скоро ли пройдет, вот ему не лень!
Обещаю я, торжественно клянусь,
Если вновь пройдет, капустой обернусь
7.07.2009
У муравья на то хватает силы,
Чтоб жить по сердцу или по уму.
А человек создал себе могилу
По образу и духу своему.
Он бы любил – но некого и нечем,
Он жить хотел – но он не знал, куда.
Вздохнул – и пустоту очеловечил.
И в доме поселилась пустота.
Глядел в окно, считал ночные звёзды,
Спал на диване, кутаясь в тепло.
И что-то рядом, равное по росту,
Как тихий газ, струилось и текло.
За что тебе твоя страна
Давала ордена?
- За то, что кончилась война,
За жизнь мою без сна.
Зачем ты ордена надел,
Идешь, устал и бел?
- Я просто показать хотел,
Что выжить я сумел.
А хорошо ты воевал?
- В живых я не стрелял.
Я просто по земле шагал.
Чужого я не взял.
Теперь передо мной Москва,
Как мягкая трава.
В широкой зелени жива
И в орденах мертва.
