На конкурс
gumergik
КОМАРОВО
Сонет
Мне от бабушки – татарки…
А.Ахматова
Глухие тропы Павловского парка
Припомнились на кладбище пустом.
Ахматова – крещёная татарка -
Под чёрным упокоилась крестом.
Стена – известняковой белой кладкой
И белым барельефом – голова.
Осенний дождь слезами льёт украдкой,
И, умирая, падает листва.
Все виделось: лежит одной из многих
В ряду могил, увы, и здесь одна.
Лишь ели обнялись вокруг, как боги,
Бокалом неба, выпитым до дна.
Паломник шел... пешком, ловил попутки,
Чтоб посидеть у знаменитой «будки».
ХАЙЯМ
Рубаи
Прекрасны всем Хафиз и Навои.
Но в этот путь возьму я рубаи.
Прости меня, хоть ты велик, Хайям,-
Возьму лишь форму, а стихи – свои.
ДВА РОМАНА
Лимерик
Писатель засел в Комарово -
создать два романа суровых.
И создал романы:
С Приходько Оксаной,
Второй – с Алевтиной Петровых.
07.10.2009, Павловск
Бессонница Понтия Пилата
...когда глазам читать настанет срок
всё, что доселе было им незримо,
в садах камней прочтёт судьбу пророк,
бродя пустынею руин Ершалаима...
когда луны холодной бледный свет
растопит жар полдневного светила,
и на воде оставив вечный след,
взбежит по волнам вечного отлива...
когда прохладой воздух напоён
и умащён маслами из оливы,
и град покорный – клятие времён! -
- из смрада улиц дышит торопливо...
когда утишит головную боль
бой барабанов на разрыв сосудов,
и жизнь предстанет не как страшный бой
и не кровавой костомясой грудой...
когда от ярости густеет в жилах кровь
и каменеют шея и затылок,
и гневно рвёт покорность
дрожи бровь,
бессильно содержимое бутылок...
когда трещит от сухости гортань
(иль этот треск – от дроби барабанной?),
и рот изрыгнет сладостную брань -
- свободу слов прекрасной жизни бранной...
когда средь обретений и потерь,
с готовностью взрастив во всех покорность,
и сам убил бы непокорства тень,
и тут же – и саму свою готовность...
когда от подозрений и обид,
доносов, жалоб, клятвопреступлений
ничто, казалось, больше не хранит,
включая тех, прикованных к коленям...
когда судьба наместника жалка
и схожа с жизнью сборщика налогов,
и дашь зарок во славу на века
быть надзирателем поверженных народов...
когда земля, чужим ковром горбясь,
постылой миссии – нетвёрдая опора,
и блеск когорт карающих и власть
развеют ропот рабских заговоров...
когда глаза философа-врача,
проникнув в плоть и суть слепой болезни,
и мучают, предвидя, и кричат,
пророча бед и кар вселенских бездны...
когда от памяти бесформенной отсечь
немую часть, вопящую средь сердца,
и ею обагрить безвольный меч,
поднятый на мадонну и младенца...
когда собака, твой последний друг,
читая мысли, ляжет мягким шаром,
и жар её, пройдя сквозь кисти рук,
притушит мыслей злобные пожары...
когда тепла собачьего толчки
передадутся стынущему сердцу,
и выманят на лунный луч сверчки
чрез зелени распахнутую дверцу...
когда приливы славы всех времён
венчают ветвью вечною оливы,
покой и бред в смятеньи обретён
луны безмолвной в свете говорливом...
10.05.90.
Первый монолог Понтия Пилата
Пред грозой я всегда теряю покой.
Точно молнии просверк расколет мозг!
И кровавое месиво яростных розг
застилает глаза зелёной лузгой.
Крылья ласточек или летучих мышей
чертят в воздухе знак бичевого прищёлка?!
По серебряной глади небесного шёлка
трётся грифель крылатых карандашей.
Из-под перьев аспидный порошок
осыпается перхотью на письмена.
Но за крыльями не разглядеть имена,
и сквозь крылья слышится злобный смешок.
Головешкою череп пылает в зелёном огне.
Веки боли самой не разлепишь вовек,
каменеет ракушечным панцирем кожица век,
слепнет свет синей искрою в головне.
Уронить бы пылающий череп в лоно земли!
Пусть земля остужает юдифиным жаром!!
По небесной жаровне катиться бы огненным шаром,
или яду б сейчас из цикуты и конопли!!!
Запах розы! И боль, и бред – это страх векового обмана!
Уходи! Уходи навек Уходи в обман Гефсимана!
Я пропал, я погиб, я ослеп! Лишь мечту о покое лелею...
Уходи! Уходи навек Уходи в свою Галилею!
Старый пёс пеклом шкуры расплавит пожар
полыхающей смертной скуки...
Если истина стоит креста, я себя обрекаю на Марсия муки
волей божьей и властью кесарева перста...
То ли болью моей, то ли кровью твоей я свои омываю руки!...
15.05.96.
Когда-нибудь и я земною пылью стану,
Запомнив навсегда последний свой рассвет,
Но знаю, что всегда старалась без обмана
В делах,что на земле, Небес увидеть свет.
Отрезок жизни мал. Песчинками стекая,
дни юности ушли, мне озаряя путь,
Но радугой закат все также восхищает,
И музыкою сфер вернусь...когда-нибудь.
6.10.09
Обед у прокуратора
(из альбома зарисовок на темы
апокрифических сюжетов)
"Элий Ламия, окажи мне честь -
– приходи завтра ко мне обедать."
Анатоль Франс, Прокуратор Иудеи.
"Охотно могу сообщить это, –
– отозвался Пилат, – ибо я был
свидетелем этого."
Михаил Булгаков, Мастер и Маргарита.
...-видишь, в расплаве бокала мерцает звезда,
мир ослепил целулоидный свет,
словно в сладчайшем ответе "да"
слышится горькое «нет»...
- слышал ты, говорливой воды жернова,
как мучными клубами окутанный дед,
вторят внуку заветные мельниковы слова?
- Нет.
- А не знаешь ты про страну, где снега, как пески,
где мороз дышит встречно и вслед,
и заснежены и сердца, и виски?
- Нет.
- Слышал, там, за морями, в нездешнем лесу
съединились щеголий вспорх и песчаный след
с незакатным солнцем, чернеющим на весу...
- Нет, нет!
- Знаешь, тот край меж снегов и берёз
серебристым сияньем согрет,
и набат к монастырским сводам примёрз?
- Нет, нет!
- Только там месяцами дожди и мороз,
и пьянящий жар изобильных лет...
Видел ты зарницы весенних гроз?
- Нет, нет!
- Там пригодны к письму куски бересты.
Вот – прочти потом свиток вневременных замет.
Я пишу мемуары. А ты?
- Нет, нет...
- И напрасно! Я помню почти как сейчас
о полёте ласточки или дрозда
в колоннаде проклятого Храма твой рассказ...
- Да, да!
- О германской засаде в долине Дев,
как подобно осиному рою
облепила пехотный манипул звериная стая или орда,
и ты спас центуриона Крысобоя...
- Да, да, да!!
- А не помнишь ли из Назарета врача?
Он казнён был, наивный ребёнок-поэт,
белокрылый птенец вороного грача...
- Нет...нет...нет...
- Я с тех пор не забуду блудницу одну,
что всегда для меня танцевала,
распуская волос медно-рыжих волну,
точно пламя приливного вала...
Оливковый овал голубиных глазниц
был наполнен варварским сладострастьем.
Непохожа во всём на обычных блудниц...
и лишь терпким вином
заглушал я ненасытное её полновластье...
Я её потерял и не смог отыскать... Говорили, она
уходила за чудотворцем из Назарета...
И, любовью новой исцелена,
исцеляла сама Словом Нового Завета...
02.05.97.
Гранатовый браслет
Зачарованный странник судьбы!
Не гадай на каприз кастаньеты,
что предскажет, как свет из тьмы,
жар гранатового браслета.
Он похож на тело змеи,
и, обвитым запястьем согретый,
жадный взор дотла пепелит
жар гранатового браслета.
Но обманчив фортуны лик,
не пеняй на шкатулку с секретом:
ни один секрет не хранит
жар гранатового браслета.
И лежит заклятья печать
нерушимою силой завета:
лишь родной душе передать
жар гранатового браслета...
Оборванцем босым бродя,
будней прах я втоптал в жнивьё,
прошепчу, не встретив Тебя:
"Да святится имя Твоё!"
S.C.
* * *
Вдохнуть твое дыхание – и что же? –
Под проливным дождем в глухую ночь
Бежать мне от того, кто всех дороже,
И грохот сердца заглушить не смочь.
Мой пульс гремит в ушах безумным стуком,
Звон каблуков по гулкой мостовой –
Из мира исчезают звук за звуком
И остается только голос твой.
gumergik
ТРИПТИХ О ЗЕНИТЕ
1.
Был стадион похож на круги ада,
в ушах то воет, то вздыхает, то звенит,
то тридцать тысяч «Песню Ленинграда»
затянут хором, то орут: «Вперед, Зенит!»
Ору и сам перед экраном как дурак я,
ушла Лаура: лишь бы погулять ей…
И хорошо, я в кайфе пью араку,
а тут Динамо забивает – вот проклятье!
Хвала Аллаху, что есть шанс второго тайма,
что в раздевалке жару всем поддаст Давыдов:
и Кежму пристыдит – да заиграй ты!
Фаттиха поругает – как не стыдно!
Клуб продолжает свой поход в элиту –
Забили два гола – виват Зениту!
2.
Он вновь под свой вернулся кров,
Голы влетают – будь здоров!
А сине-бело-голубые
Лишь злятся на финты любые…
Чем им не угодил Быстров?
3.
Писать рубаи и мусабы
Не в тему о Зените как бы…
Несчастного полу-араба,
Прости, о, мудрый мой Хайям,
Что нарушает твое табу.
