Между Прагой и Вероной
Альп колючее крещендо
Нарастает непреклонно.
Музыкальная легенда —
Медный Моцарт, ставший брендом,
Речка Зальцах, горы, горы —
Все в снегу об эту пору.
Мирабель в тумане бледном
Утопает, и не скоро
Лепестки раскроют розы.
Только зелень старой бронзы,
Да на куполе собора
Бирюзу сквозь тонкий флёр
Ты, наверное, заметил,
Если день был свеж и светел,
Прежде чем до Унтерсберга
Начал взлёт фуникулёр…
Наведи у нас порядок,
Дорогой товарищ Бог!
Чтоб еврей с арабским братом
Жили дружно боком в бок.
Чтоб про ненависть кликуши
Разговоров не вели,
Чтоб почаще у хохлушек
Ночевали москали.
Чтобы щучие кошмары
Не пугали карася,
А зубастые волчары
Не кусали поросят!
К 76-летию освобождения
Ленинграда от фашистов.
Мы – до пепла
в бомбежках
сгорали
в огне
Умирали от
голода
стоя
И
убитые
по войне
шли
с живыми
единым строем
До
последнего
ленинградского
блокадного
штыкового
боя
__
Мы
вашему
веку
смотрим
в глаза
из
братских
могил
из-под
земли
Люди!
Рождённые
после нас
не
перестаньте
быть Людьми!
__
Не – дайте
погаснуть
Белому
Свету
Мраку
войны
убить
планету
нЕдо -
человекам
гитлерам
трумэнам
21-го века.
—
Иуды – всегда
готовы
пойти – вспять
Землю Христа
распять.
В темно синей вазе белые пионы,
Тайною окутан каждый лепесток.
Вдалеке чуть слышен стон аккордеона,
И струится в окна солнечный поток.
А в лучах пылинки медленно кочуют
От цветастой шали к стопке старых книг.
Черный кот мурлычит, словно что-то чует...
Может гость вчерашний в мир его проник?
В соавторстве с Арсением Платтом
* * *
Разобрался давно с обидами
И почти что вернул кураж...
А ему я, нет, не завидую.
Ты его, как меня, предашь.
Бросив пить и побрившись наголо,
И инстинкт основной уняв,
Воспаряю над миром ангелом,
Всех простив, кто преда́л меня.
Милосерден бываю разово,
Хоть на небо без стука вхож.
И пока не спешу выбрасывать
Из карманов кистень и нож.
Но лихую тропу порошею
Скоро набело заметёт.
Если ласково, по-хорошему,
То к любой подберёшь подход.
На любую натуру хитрую
Есть с обратной резьбою винт.
Я беседу провел с поллитрою...
Из окна стал светлее вид.
А когда со второй заканчивал,
Крылья выросли за спиной…
И нашептывал голос вкрадчивый:
– Не пора ль ещё по одной?
Согласился. Добавил. С тормозом
Только трусы несутся вдаль!
Расставаясь с печальным образом,
Ростом вырос, красавцем стал.
Серость буден стаканы скрасили,
Избежать петли удалось.
И живу я с собой в согласии
После литра лишь, меньше – врозь.
Под ленинградскими березами
Да в страхе страшной мировой,
О, мальчик с бедной головой.
С паническими гладиолусами
Ступает скорбно в третий класс,
Не узнавая всякого из нас.
Друзей его летающие личики,
Остроугольные значки,
О, в коробках занюханные спички,
О, кур подвешивание на крючки.
О, всюду космос.
Вот берет Надежда Игоревна,
И, пальцем медленным по глобусу скользя,
О, взрытый глобус -
Ничего не выиграно.
Летим в столовую по космосу, друзья.
Где Стыд и Срам, и золотом по золоту
Картина стыдного и страшного суда,
Зверьки неутоляемого голода
И ленинградские траншеи навсегда.
Хотелось мне в холодный вечер,
Приняв саке, кричать «Банзай»!
Но в доме тихо, хвастать нечем,
Опять на ладан дышит Сайт.
Остепенился дух бунтарский,
Скопцом настроенный на лад.
Один Гришаев жестом барским
Стишок бросает в дошколят.
ЮЮ когда-то тут со смаком
Сиял сверхновой, но померк.
И графоманов ставит раком
Лишь после дождика в четверг.
Насмешники точили лясы,
Входили в раж до хрипоты...
И вот седые ловеласы
Забили вялые болты.
Утихомирились путаны
И отошли, отдав концы.
А удалые капитаны
На суше кур пасут: "Цып, цып!"
Ни с чем вернулись аргонавты,
Пропил факир свою чалму...
И завопил последний автор:
"Мне очень страшно одному!"
Я в молочном отделе стою
Ты в отделе как будто мясном
Розоватую дымку
Сквозь пройдёшь и оставишь навечно свою
На плече моём руку-улыбку
Голубая гора молока
Творожки и сметана
Это, что ли, душа призывает смотреть в облака-облака
И теперь и всегда постоянно
Милый друг, ты на север
А я, друг мой милый, на юг
Расступаются легкие двери
Сколько набрано! Не хватает возлюбленных рук
Вечен оклик потери
Баснословный снежок вот и здесь
Как будто лицо без конца
Уточняет черты, ты покинешь
Тротуары и сквер, оставляя вопрос – мы ли есть?
Рук возлюбленных от лица не отнимешь
