– уже с лета ничего не пишу
воспитанием занимаюсь
вернее – выкармливанием
всё как всегда – изображаю из себя
тяну из пустоты существования
«надо ли и кому» – вопрос риторический
каждый раз, накормив и вымыв посуду, уходить,
удалив номер телефона из записной книжки
– вычеркнуть из памяти?
«вычеркнуть из памяти» – банальность, правда, спасительная
и оттого отдающая запахом валокардина и анисовых капель
да, можно ещё выпить пять таблеток активированного угля
и зажевать их диролом – это так похоже на наше каждодневое утро,
да и на каждодневный вечер тоже
можно ещё купить крысиного яду, развести его в молоке и добавить в кофе,
который и в постель подавать не надо, потому что нет её, этой постели
- а что есть?
- есть аббревиатура жизненных целей
- но это же шизофрения?
- да, ну и что же?
ведь когда эта нелепица впадает в несвязный поток слов –
родила, придушила и трупик выкинула на помойку –
препарируйте, ежели охота,
или просто дайте тихо замумифицироваться
вечновозрождающимся банальностям –
то можно восстановить номер телефона
и замереть на знакомый рингтон
и выйти на третий уровень
и снова сражаться
с анимированными банальностями
и с продолжением жизни
– сражаться?
– да! правда, если «сражаться» – правильная аббревиатура...
До нас дойдет,
дойдет возможно скованностью
с былыми тайнами заносчивых времен,
в отметках чувств,
в восторгах зачарованных
от рук любимых, от родных имен,
в заманчивости смелых ожиданий.
Я духом долго рос
в потворстве бурь развратных роз,
чтобы принять тебя в своей вселенной.
Две сути верой сверены.
Две сути вожделенны.
Две сути узнаны, смиренны
в нерасторжимой масти,
в безропотность угаданных ролей,
в которых нет ни зависти, ни власти,
в которых нет ни страха, ни идей…
кроме одной – любить!
Непостижимое и вечное,
Тебя измерить не дано.
В тоске покоя мысль беспечная
Увлечена тобой давно.
Безмерны тайны бытия
Загадки вечности и бренности
Мир, измененья претерпя,
Лишь Вас оставил в неизменности.
И вот уж сколько тысяч лет
Всё вопрошает человечество
Откуда в нас душевный свет?
И где души нашей отечество?
И почему без божества
Не мыслим совести и святости?
Ведь всех прогрессов торжества
Не прибавляют людям радости.
А свет любви и красоты
Звезды мечты чарующей
Чадит в тумане суеты
Души пустой, тоскующей.
Непостижимое и вечное
От плоских истин защити!
Уйди навечно в бесконечное
И нас от пошлости спаси.
Ребёнок появляется в крови…
Той первой
Что кормила и дышала
Где все опять не помнят что начало
Не столько свет
Но боль и короли
Как нищие в рождении кричали
Мы выдумали бога и потом
Умыли руки души обрывая
Друг другу
Под дурацким колпаком
Рассказывая детям про любовь
Не веря что она еще живая
Мы врём не для чего
А просто так
Как дикторы синоптикам далёки
И тихо вырождаемся в бардак
Того что изначально одиноко
Побрякивая ключиками рая
Осанистых нисанов и тойот
Ни сана ни на йоту доброты
Отпущенного лодочкой тепла
И дьявол снова стрелочник тела
Бутылочно сливает по старинке
Когда посмотришь в душу с потолка
Глазами вознесения елабуг
Ни бог ни дьявол
Это …холода
И сытый управдом урод и лабух…
Любила…тихо руки целовать
А здесь слезой стекают на колени
Читаю и мне кажется опять
Проигранное богом поколение
Но бьётся как дитя упрямый стих
Без крови…млечным спасом на Тебе
Замкнувшийся спиралькою Тибет
Прервавший неожиданность рождений
Ни крика ни ухода сожалений…
Но рядом …не художник…не поэт…
Мне обычно не нравились безразмерные стихотворные строчки,
как неприятные мысли в цепком разнообразии их неприглядных видов.
Время пойти по лавкам, чтоб дойти до безденежной точки
в стараниях перемолоть/подсластить/проглотить все полученные за жизнь обиды.
Но всегда неизменно радуют сливки в кофе до краёв чашки —
кружевной белоснежный фартучек на платье коричного цвета.
Хотя, давным-давно, когда юность красила и давались поблажки,
на всё те же вопросы я уже не находила ответа.
Почему желания так запредельны, будто и нет их вовсе?
Почему мне всё-таки даётся и эта невозможность, и то, что я вообще не просила?
Ненасытно и страстно хандрю, и вот он — ответ в вопросе,
в сочетании горечи чёрной и молочной жизненной силы.
