А медицина тоже творчество:
Зверь умирает – оживи.
И наплевать, что в сердце корчатся
Стихи о вере и любви.
Я понимаю их стремления -
Бежать на свет из темноты
Для оформления и чтения,
Застывшей в горле, немоты.
Им хватит ручки и блокнотика,
А я должна спасти котят.
Стихи слабей антибиотика
И никого не исцелят.
Неравноценные призвания
Живут, рассудку вопреки.
Одно ведёт к заболеваниям
От изнурительной тоски.
Другое – точно, рассуждающе,
Ведёт меня на ближний бой
За всех мурлыкающих, лающих,
Живущих на передовой.
Я выбираю битву с нечистью
В крови и в плоти, и в кости.
Собаку или человечество
Стихами точно не спасти.
Они во мне – водица мёртвая,
В яйце – игла и в ране – соль.
Непроходимая, упёртая,
Моя хроническая боль.
Спит дацан и спят буддисты,
Грустный месяц над рекой
Видит: русские туристы
Возвращаются домой.
(Анна Старко)
Разбегаются буддисты,
Ужас гонит в горы лам,
Это русские туристы
Посетили их дацан.
(Олег Нечаянный)
.......................................
Что ни парень, то плечистый,
У девчонок – строен стан.
Это русские нудисты
Посетили Ватикан.
Никакого криминала!
Вход свободен, лишь плати.
И шептали кардиналы:
"Ангелочки во плоти..."
"Мне б вон ту слегка полапать.
Не позвать ли на фуршет?"
И облизывался Папа,
Фантазируя сюжет.
Знак пришел из-под сутаны:
Не совсем еще ослаб!
А швейцарская охрана
Алебардами трясла.
Довелось увидеть близко
Столько юных женских тел.
Но задумчивый епископ
На парнишку поглядел...
Мой командир спьяну блажит, ведет на смерть безудержно в ночь,
Бежит впереди солдатской цепи и кроет матом всех в гриву и в клочья.
Наган его на санскрите чудит и, пуль не жалея, помогает слову.
А он вражий утюжит окоп и подставляет под пули хмельную голову.
А после атаки вновь просит: – Налей!
Не пей, командир мой, не пей!
Моего командира снаряд не берет, и пули боятся его безголовья.
Он снова командует нам: – Вперед! И умывает нас свежей, о Боже мой!, кровью.
Куда его к чёрту опять понесло? Зачем ему эта чужая высотка?
Мы убитыми уже все полегли, но неукротима луженая глотка -
Из окопа грохочет он снова: – Налей!
Не пей, командир мой, не пей!
Моего командира враги не убьют. У него иная судьба-злодейка:
Он умрет от цирроза через триста дней с последним желанием: – Налей-ка…
Не пей, командир мой, не пей!
* * *
Горло до хрипа
сжал добиблейский хаос.
Ты кислоты мне
трижды на темя капни.
Что там от нашей
прошлой любви осталось?
Время такое –
бросать в огород камни.
Юность уходит
быстро, внезапно, подло.
Что дальше будет –
року до нас нет дела.
Вырублен сквер, где
не раз получал в морду,
И отвечал, пусть
даже и неумело.
Лишь на манеже
клоуны шутят те же,
Классика жанра,
юмор для идиотов.
Фокусник бабу
тупо пилою режет,
Мясо дымится
и вызывает рвоту.
Я не желаю –
слышите, кукловоды? -
Мякишем сайтов
пидорам лайки ставить.
Хватит репостов!
Я предпочёл свободу,
Жизнь вне рекламы,
чтоб не засрали память.
Тролли повсюду,
зомби везде и орки,
В гаджете каждом
норы у них и гнёзда,
Жрут мозг в Пекине,
Лондоне и Нью-Йорке,
Надо спасаться,
и́наче будет поздно.
Быть может молитва моя опьянела
от сути лучистого рая с конфеткой?
День светлый, день радостный,
и я – неумелый:
зарей наслаждаться,
орать оголтело от счастья,
от верности доброму Богу…
Опять упал. И вряд ли встанет.
В душе моей метет метель.
И нет нужды с подругой Таней
Лететь в мажорный Куршевель.
И, наложив на радость вето,
Обрушил он привычный мир.
Не рано ли направил вектор
На полшестого, черт возьми?
Он и вчера стоял не слишком,
Ну, а сегодня – полный крах.
Расслабившись, упал рублишко
У Наебулли... у Набиуллиной в руках.
Я в озарённое кафе каким-то светом
Зашёл и к столику я подошёл
Я к столику я подошёл при этом
Я сел и ливень за окном пошёл
Я заказал еды я с ней и чаю
Я заказал и показалось мне в окне
Что я сижу я здесь и не скучаю
Пока все льётся это мне и мне
Лицом я сел туда чтоб видно было
Как воздевают тонкие мечи
Сто тысяч я туда чтобы гудело
Я было чтобы были горячи
Легкие слёзы прямо из печи
Друзья летят мои и утешают
И воздевают тонкие мечи
В окне дрожащем над водой сверкают
Холодные блестящие лучи
Пока от табака сгорал отец
И колесил, бухой, на «неотложке»,
Любовь варила горький леденец
Из сахара, сгорающего в ложке.
Отца не потушили доктора.
Остались пробки, спички и окурки
Дровами погребального костра,
Картинками из сказки о Снегурке.
Любовь не так наивна. Но внутри
Горит её несбывшаяся ласка.
Горит, как пёс бездомный сухари
Грызёт, на выживание натаскан.
Горит, сжигая страшный черновик,
И с каждым днём становится заметней.
Пылает так, как будто нет любви
На свете, кроме девочки двухлетней.
С трудом вместит детдомовский уют,
Где будут настоящие конфеты,
Ядро, венец творенья, абсолют
Местами отмороженной планеты.
Любовь её согрела и спасла,
И лучше космонавтов разглядела:
Земля не голуба и не кругла,
А тусклое бесформенное тело.
И если здесь какой-нибудь дурак
Её окликнет Любкой по привычке...
Пред ним – Любовь. Любовь! И только так.
В одних трусах и с бантиком в косичке.
Не покупай штаны на вырост
Детишкам маленьким, отец!
Головорез-коронавирус
Готовит массовый пипец.
Уже подкрался незаметно
Твой завершающий экстрим.
Ты хочешь жить? Хотеть не вредно.
Вот медный таз. Накройся им.
Без недовольного народца
Неважен станет курс рубля.
И, может быть, собой займется
Помолодевшая Земля!
Чтоб книжичке моей придать
Недостающий ей объём
Я к ней гербариев вложил
Что собирали мы с отцом
Когда он тут на свете жил
Такие листья, стебельки
ПереложЁнные листом
Я думал тем заинтересовать
Издателя моих стихов
Опять-таки, тем придать
Недостающий ей объём
Такие листья, стебельки
Ну и конечно же стихи
Должны были вместе в той
Хорошей книжечке побыть
Не быть какой-то пустотой
Чуть грустно было оттого:
Я не закончил их любить
Издатель извинялся вдруг
Сказал что как-то он устал
Чтоб книжечку мою любить
И постепенно перестал
Писать и денег так просить
Мне было жалко оттого
Гербариев я попросил
Назад вернуть, чтоб в книги детства
Назад с любовью положить
Но мне издатель написал
Что их давно уж отсылал
Все потерялись вдруг они
В какой-то бандероли
И стали дальними вдруг дни
В которых листья собирал
С отцом в лесу и в поле
Но близкими вдруг стали дни
Когда они побыли
Вместе: гербарии, стихи
В неизданной хорошей
Хорошей книжечке одной:
Ничья в на свете нелюбовь
Их не остановила
Лежала книжечка тут, на столе
Как будто так и было.