* * *
Болит, опять болит...
Казалось – отболело,
И можно б доживать,
спокойно, не спеша,
Не мудрствуя, как встарь:
направо, иль налево?
Сомнения забыть.
Но нет – жива душа.
Небритая тоска
осклабится в потёмках:
Что, станешь рифмовать?
Бездарная стезя…
Исчёрканный листок
в досаде с хрустом скомкав,
Воюя с немотой,
малюешь вензеля.
Пока не зазвенит,
пока не выйдет боком,
Насквозь, вразрез, шутя,
бездумно, без прикрас,
Как колос, прорастёт
подсказанная Богом
Строка. И боль уйдёт,
отпустит хоть на час.
И, вознеся хвалу
Творцу за передышку,
Вернёшься в прежний круг
обыденных забот.
Завидная судьба?
О, да! И даже слишком...
Ведь снова заболит.
И снова заживёт…
1.
Альпинист стоял на пике
И увидел вдалеке
Удивительные блики –
Самолёт вошёл в …
2.
Наша Машенька мала,
Не пошла ещё и в школу,
У её пальто пола
Достаёт почти до…
3.
Носят все, и даже трусы,
Не серёжки и не бусы,
Не шикарные усы,
А обычные…
4.
Малышам внушал Серёжка:
- Эх вы, чудо-чудаки,
У козлят бывают рожки,
А в пакетиках…
5.
На горе катались с Таней,
И чтоб было ей смешней,
Мы нарочно с другом Саней
Выпадали из…
6.
Ерунду не городи,
Не киты Землёю вертят,
И, конечно, не тверди
О какой-то плоской…
7.
Когда хороший шеф при замах,
Хороших очень тоже, знамо,
То наша фирма при делах,
И есть на большее…
8.
Наша бабушка Фекла
Больше сотни лет жила,
Нелегко ей в жизни было,
Но крепка у предков…
9.
Это просто красота –
Говорит Егор Федоту. –
У клинка есть острота,
А у клоуна…
10.
И туманисто, и мглисто
На реке в глухую рань,
Ты найди, кораблик, пристань,
И быстрее к ней…
Ответы вразбивку: тверди, пристань, трусы, пике, пола, жила, замах, острота, рожки, саней
. . . . . . . . В. Р.
Подумаешь вслух: неужели всё это пройдёт?
Мы тихо исчезнем? И мы не появимся снова?..
Володя, а помнишь, как прячется в мраморный грот
Изысканный и грациозный жираф Гумилёва?
Я точно такого же грушей кормила с руки,
И гладила пальцем его ароматные губы.
А грот был высоким, и щели меж прутьев узки…
Печальные звери, смирившиеся жизнелюбы.
Какой у жирафа горячий и длинный язык,
Как нежно он нюхал, откусывал жёлтую грушу…
Ты бледен сейчас… Нет, хороший мой, ты светлолик,
Как будущий ангел, спасающий тёмную душу,
Целующий в щёку меня, и в плечо, и в ладонь -
Так трепетно, будто уже исчезать начинаю…
А я развела бестолковый холодный огонь,
Который вполне уместился бы в слове «не знаю».
И только бы всё отразилось, продлилось, сбылось,
И только бы не оставаться сейчас у истока
Реки, где, наверное, водится смерть и лосось…
Не знаю, Володя. Послушай: далёко, далёко…
Свистать наверх! – И все пошли наверх
И сверху зачарованно глядели
На выдумку, на землю не для всех,
Которая уже на самом деле.
Один смотрел в слезах, остолбенев,
Другой смотрел насмешливо, со злобой,
И что-то распускалось в глубине
Под чей-то властный крик: «Тебя особо,
Раззява, что ли, нужно приглашать?
Смотри, смотри!» И заспанный очкарик
Смотрел вперед, не в силах прошептать:
«Благодарю». А все уже кричали
И обнимались, и летел на них
Земной приют негаданный, последний,
И доставал трясущийся старик
Из шкафа свой сюртук тысячелетний.
Необыкновенной красоты –
Но не облака и не цветы.
Их не уничтожить, не сломать –
Потому что даже не назвать.
Мы с приятелем бутылку на двоих,
На газоне жухлом посидим,
Оттого, что не бывало их,
Это только музыка и дым.
Спи в берлоге, алкогольный зверь.
В трезвом сизом воздухе дневном
Растеряться от глухих потерь,
Поспешить в ближайший гастроном.
И пьянеешь заново пока -
Необыкновенной красоты
Видишь эти вроде облака,
Ласковые вроде бы цветы.
.
* * *
Чище... Прозрачней... Проще...
Без зауми, без туманов –
Как соловей в роще...
Как поздний Георгий Иванов...
23 мая.
Жребий брошен
На скатерть неба,
На ребро раскаленный пятак.
Лепишь дни, словно мякиш хлеба,
Но не вылепится никак.
Летний вечер.
И режутся в шашки
Мужики, пацаны – в футбол.
И орет маманя на Машку.
Из окОн рекошетит:
Го-о-ол!
Там пока еще все по правде.
Иль пока еще верим,
Что так.
А из книг «Молодая гвардия»...
И все ясно какой он враг.
Повзрослели умом.
Казалось,
Прозревали, вставая с колен.
И плевали, крестясь и каясь,
На страну, возжелав перемен.
И сбылось.
Вот она – свобода.
Жри сколь хочешь, а хочешь, пей.
По горячке, как кони воду,
Мы хлебаем гуртом елей.
Все на кучу: умы и совесть.
Перемерив как метром- деньгой,
Жизнь загнали в бульварную повесть.
Жизни нет, жизнь теперь – изгой.
Все морально, успех подлецам.
Здесь сейчас только Бог не шулер
Я вторая попытка отца.
Значит, бать, ни хера ты не умер.
Будем, бать,
Значит, будем жить.
Мать их всех, будем жить по совести.
Мы бедны, но и им не добыть
Человечьей
Простой гордости.
Жизнь – сложнее аккордов Дольского,
Полнозвучней любых аккордов…
На пути слишком много скользкого,
Чтоб хоть малых достичь рекордов.
Но, порою, довольно случая, -
И врывается в душу счастье.
А душа уже вся измучена,
И такое бывает часто!
Стоит только на миг расслабиться
И позвать его: счастье, где ты?
И мелькая нарядным платьицем,
Убежит
Оно от ответа!
Стоит только спросить украдкою:
Ты ушло?.. Ты ещё вернёшься?..
Обратится оно загадкою,
И кругом станет снова – ложь всё!
…Древо – жизнь опадает листьями,
Если корни томятся жаждой, -
Алчут счастья, но счастье истиной
Оросит судьбу лишь однажды…
(с) Борычев Алексей
Я лежу. Гудит голова,
Жаром тягостным тело измучено,
И в тумане мелькают слова
По запутанным мыслей излучинам.
Словно тягостный грех души
Не даёт мне в жару покоя.
И в вечерней благой тиши
Гибну я от душевного зноя.
Что-то жуткое сделал я
Руку тонущему не подал?
Или гению подлил яд?
Иль соратников мрази продал.
На свою беду не пойму
Знаю только – грех мой безмерен.
И за это в бредовом аду
Догорать мне удел отмерен.
И горю, и гудит голова
За вину, или так, от случая.
Я добром пойду к алтарю
Отпусти ты меня не мучая.
Не цепляюсь за тонкую нить
Всё равно уходить, так надо ли
Так меня прожигать и душить
Чтобы сделать обычной падалью.
……………………………………
Догорает моя голова,
Уплывают куда-то слова…..
И вина…навсегда… никогда
