Всё обычно. Скучновато.
Муху выгнал за окно.
В телевизоре дебатов
Надоевшее говно.
Перфоратор ближе к ночи
Пробивает тишину.
С каждым часом жизнь короче
И в длину, и в ширину.
На душе темно и тяжко?
Что ни день, то парапет?
Пожалев себя, дурашку,
Топай дальше по тропе.
* * *
Хоть я не увалень, не соня
И недоумкам не чета,
Немало видел, но не понял
Из прожито́го ни черта.
Доверья к присказкам немного -
Они, признаться, часто врут.
Лишь в песнях скатертью дорога,
А пряник считан – чаще кнут.
За веком век – война и пьянка,
Кровавый подвиг и разврат,
Бог высоко, а в наши санки
Сел чёрте кто – ни сват, ни брат.
И каждый вздох – всего лишь случай,
Пока кирпич не упадёт.
Судьба не учит – только мучит,
Будь ты мудрец иль идиот,
Подвижник праведный иль лузер,
Колосс Родосский или гном,
Причин и следствий хитрый узел
Рубить привыкли топором.
Пословиц тьма, но ми́зер толку,
Блуждаем издревле впотьмах.
Не ноги вовсе кормят волка,
А чья-то глупость или страх.
Нас столько с детства поучали,
А за спиной ошибок груз.
И то, что золото – молчанье,
Придумал, явно, хитрый трус.
Когда рвёшь жилы, не до смеху,
Не до веселья, коль ослаб.
Но где же те, кто тише ехал,
И те, что ехали без баб?
Какая сила в юной вере,
Что всё по праву нам дано?..
На глаз, ни разу не отмерив,
Кромсаем жизни полотно.
И поговорки редко кстати,
Хотя внушались, не шутя.
И тот, кто грелся на полатях,
Не оставался без ломтя.
Порою целые народы,
Когда ощерилась беда,
Не зная броду, лезли в воду,
И расступалась вдруг вода.
Без веры я червяк ничтожный
И за себя гроша не дам...
Тьмы низких истин мне дорожe
Нас возвышающий обман.
Что-то вспомнилась вторая половина восьмидесятых...
Смутное время в преддверии кошмара девяностых. Попытка пира перед близкой чумой.
И покупка алкоголя у деловых таксистов в темное время суток.
Пятирублевою заначкою
Ночной поход был мотивирован.
Хоть и поймал удачно тачку я -
Отсос, Портос... Победа Пиррова.
Сорвавшись в штопор над империей,
Стихи легли на землю прозою:
Таксист сказал, что нет «Иверии»,
Остался только вермут розовый.
На пять рублей я мог во время то
Семь раз сходить в консерваторию...
Но сделал выбор в пользу вермута
И лег на грунт пластом истории.
На раз – кирдык, дыра во мне сквозит,
заблудшим светом, в крайности завитом.
Мое сознанье бредит и смердит
не будущим, лишь прошлым и убитым
моим безвременьем, разодранным в дыру.
Я – окаянен, выблеван стихами.
Все силюсь в дерзком – в чем-то… Не пойму
что будет после всех знамений с нами?
Моя борьба порой грешна,
на поворотах близится к спирали.
Да что мне нужно? Что мне? Ни рожна!
Лишь только б небеса мне никогда не врали…
Она работала в колхозе,
Кормила мясом города.
По грудь в траве, в крови, в навозе,
На подбородке – борода.
Ни на кого не уповая,
Пошла за Борьку – дурака.
Напьётся он – взлетала Рая
От кулака до потолка,
Как ангел в юбке долгополой,
И камнем падала во тьму.
Детей растила, после школы
И дочь, и сын пошли в тюрьму.
Не помню я, в какую зиму
Её душа, сгорев дотла,
Ушла в окно, подобно дыму.
Я испугалась и зашла.
Она заплакала вначале,
(А, стало быть, не померла).
Из-под платка глаза торчали,
Из-под подола – два крыла.
В каморке холод был собачий,
На стуле – царский рацион:
Картошка, лук и мозг телячий –
Под самогон.
Борис бухал, давился кашлем,
А мы с Раисой пили чай.
Дым улетал все выше, дальше -
Наверно, в рай.
Не попросила ни копейки,
Другой бы точно попросил.
Так и уснула в телогрейке
Без сна, без жизни и без сил.
Я на неё платок надела,
Укрыла мёртвое крыло.
Зачем оно в земное тело
Так основательно вросло?
Она с утра пойдет на дойку,
А через двадцать с лишним лет
Увидят Раю на помойке
С гнилой картошкой на обед...
Забыв о гибельных потёмках,
Её душа, наверняка,
Пасет бессмертного телёнка,
Над ним летая без платка.
Цикл "Карантинный калейдоскоп"
* * *
Одевшись строго по фэншую,
Бреду по лужам в гастроном.
А апокалипсис бушует,
Поставив город кверху дном.
В кустах напротив магазина
Открылся маленький базар:
Торгует масками детина
В зубастой маске по глаза.
Растёт количество загадок,
Идут распилы во всю прыть.
Спустили сверху распорядок:
Кому во сколько выходить.
Нас скоро, видимо, разуют,
Да и разденут догола.
Проснётся дремлющий Везувий –
Игра до первого гола́.
Потом парад, салют и танцы,
Проголосуем дружно "За"…
Но впереди американцы –
У них уже вовсю гроза.
В степях, далеких от столицы,
Чинарой выглядит платан.
Овидий тогу зря латал:
Сломалась ось на колеснице.
Что будет с Римом без него?
А прежде рвали на цитаты!
Преторианец и сенатор
Стих смаковали огневой.
Остался на краю земли
В давно не стиранной тунике
Среди народов злых и диких...
Себе из амфоры налил
Неразведёнки. Быть беде!
И возлежит почти готовый.
Еще глоток – и полшестого.
Теперь ему не до ...ээ... гетер.
Но пролетит веков кошмар,
Тот край понтийский станет нашим.
И гениальный бабник скажет:
"Имел он... Песен дивный дар!"
