Arifis - электронный арт-журнал

1.  

Не можем в панцире сознанья  

Узреть объёмность мирозданья! 

2.  

Прошлое кажется лучше настоящего оттого,  

Что в нём уничтожен страх перед будущим...  

3. 

Если человек говорит правду,  

Когда есть воля промолчать, –  

Это – добродетель.  

Если же говорит правду 

Из-за отсутствия воли промолчать, –  

Порок, граничащий с глупостью. 

4.  

Реальность трудна не оттого, что в ней всё порой противоречит здравому смыслу, но потому, что это всё одновременно 

противоречит не здравому смыслу тоже! 

5. 

Многие принимают за ностальгию не тоску по прошлому, 

Но ощущение неизбежности потери настоящего! 

6. 

Любая глупость, сказанная вовремя, обретает свойства мудрости  

http://arifis.ru/data/works/18113@sensori.jpg 

«…Вокруг розовая, блистающая реальность, распространяющаяся на огромное расстояние. Меня сюда вознесли два энергококона – белый и голубой. (Так здесь выглядят Ангелы!) 

Мое тело в этом измерении имеет совсем иную форму. Это совершенно прозрачный цилиндр с двумя конусами на концах, внутри которого два совмещенных голографических тетраэдра. В их середине огненная сердцевина. Через верхний и нижний конусы проходят энергопотоки. Цилиндр двигается или спиралеобразно вверх или скольжением по прямой в стороны. 

Среди равномерного розового пространства становится заметен источник яркого света. Цилиндр начинает двигаться в сторону источника яркого света, который скоро становится ясноразличимым. 

О! Это… глобальная тонкокристаллическая конструкция – Мозговой Сгусток, в виде двух гигантских, многогранных, конусообразных кристаллов. Они расположены параллельно друг другу, так, что нижняя вершина верхнего кристалла соединяется с верхней вершиной нижнего. В точке их контакта существует постоянный, колоссальный по мощи, накал энергии, который образует вокруг (радиальное!) энергоинформационное поле.  

Когда моё цилиндрическое тело оказалось в зоне радиального излучения, оно было сразу притянуто гигантским кристаллом, словно магнитом. Многочисленные грани кристалла были облеплены подобными, как у меня цилиндрами и другими формами. Вскоре я поняла, что они все проходят здесь процесс энергетической ассимиляции. 

Эта ассимиляция необходима для достижения полной синхронизации с вибрациями Мозгового Сгустка. Для того чтобы настройка на него могла сохраняться в дальнейшем.  

Однако вначале необходимо достичь синхронизации и сонастройки с розовой зоной – Энергией Любви. (Эту работу сонастройки с энергией Любви необходимо произвести на уровне своего планетарного опыта!) Розовая зона находится перед Центральным Солнцем или Центром Галактики Млечный Путь». 

Время от времени подобные путешествия не могли не порождать море вопросов. Разве это возможно? Разве я на самом деле могу оказаться в таких удалённых точках космического пространства? Но в мае 2002 года в книге Хосе Аргуэльеса я впервые прочла о сенсорной телепортации, о путешествиях во времени и пространстве, о том, что для них не существует границ и расстояний. В древности майя называли эти каналы сенсорной телепортации «кушан суум» и считали, что они исходят из солнечного сплетения человека и связывали его с нашим Солнцем – Кинич Ахау.  

Солнце – основа нашего разума и ментальности. Значит, природу путешествий точнее можно определить, как ментально-сенсорно–резонансную. Да, конечно! Ведь вначале Учитель всегда говорит мне о каком-то объекте реальности, затем я, должно быть, настраиваюсь на него мысленно и начинаю с ним резонировать (на одной волне!), а значит воспринимать (чувствознать!) и видеть его внутренним зрением. 

Теперь роль Солнца в моих путешествиях стала ещё более понятной, а также роль большого количества золотых коридоров и проходов.  

19. 08. 2002 г. 

«…Мы оказались в золотой среде, очень похожей на солнечную. Какая красота! Захватывает дух! 

Вдалеке золотые пирамиды. Под ногами золотой песок. В небе золотое светило… Но есть и другое… Фиолетовое! Вокруг него в небе играют розоватые отблески. 

Когда мы близко оказались у пирамиды, стал виден проход в зеркальный коридор. 

Мы продвинулись по коридору на некое расстояние и остановились. Снизу возникло гармоничное изображение правильной формы, состоящее из сферических фигур и чем-то напоминающее цветок. Из него неожиданным образом начали подниматься вверх цветные пульсации. 

В этот момент я увидела, что пространство вокруг нас приняло форму додекаэдра, а затем заметила сотни и тысячи наших отражений. Додекаэдр, будто расширился вверх, вниз, в стороны или это были тысячи других додекаэдров, в которых наши отражения размножились, как в пчелиных сотах. Затем все исчезло, стены разъехались и мы оказались в кубическом пространстве. 

Из углов куба шли лучи, пересекаясь в центре и образовывая световое облако, в котором скоро возникло изображение, которое разъяснило нам, что мы можем отсюда отправиться на планету высокоразвитых животных (отдаленно напоминающих наших слонов!). Для этого нам предоставляются золотые щитообразные приспособления (летающие средства!). Мы согласились. 

Затем некоторое время шёл процесс подготовки. Наши тонкие тела проходили тесты и сканирование под воздействием струящихся сквозь стены, потоков тетраидральных лучей. Потом всё исчезло и я обнаружила, что мы летим к неизвестной планете. 

Почему-то мы искали воду и скоро увидели гигантское озеро, со спокойной и чистой водной гладью. Вокруг него росли необыкновенные цветы и растения. Берег вокруг озера, местами напоминал ледяные или соляные образования и был чисто белым. 

Во время полета мы видели особенные конструкции, похожие на здания. Одна из них возвышалась на правом берегу озера. Это какое-то общественное место, где собираются местные жители. 

Эти существа действительно очень крупные на вид, ведь передвигаются они на двух ногах. Цвет кожи у них розовый, хобот относительно невелик. Есть подобие волос на голове. Глаза большие и умные. 

В центре помещения, где они собираются, находится большая конструкция, состоящая из подвижных золотых дисков, которые динамично функционируют в ходе собрания. 

Здесь они вырабатывают совместные намерения (или молятся?), не совсем ясно. Вскоре, на мои внутренние вопросы пришел ответ, в форме, одного повторяющегося слова. Это было слово – созидание!» 

Космическая тема увлекала меня всегда. Изображения планет и созвездий завораживали с детских лет. Очень нравилось кино, снятое в жанре космической научной фантастики: «Сталкер», «Космическая Одиссея», « Миссия на Марс»… 

Но почему мои путешествия не ограничивались лишь околоземными параллельными мирами? Ведь их, (по Даниилу Андрееву) вокруг нашей планеты – 240. Зачем нужно было видеть и знать о существовании миров за пределами Солнечной Системы, за границами видимого Космоса? 

Ещё одно открытие, сделанное благодаря Синхронографу – современной версии Календаря Майя остановило поток вопросов, (как и почему?). Согласно Солнечно-Лунному Календарю Нового Времени, мой день рождения имел 13-ый Тон Творения, который называется – Космический Тон Присутствия*. Он связан с каждым 13-ым днём календаря и последним 13-ым месяцем года, а также с Четырёхмерным Пульсаром Времени. 13-ый Тон Творения называют Космическими Вратами Времени и Священными Небесами Майя* – ОМНИ Галактическим Источником.  

* ТОН 13 – КОСМИЧЕСКИЙ ТОН ПРИСУТСТВИЯ – ПРОЯВЛЯЕТСЯ ЕЖЕГОДНО С 27 ИЮНЯ ПО 24 ИЮЛЯ. 13 ЛУНА ОСОБОЕ ВРЕМЯ ГОДА, КОГДА БОЖЕСТВЕННЫЙ ШИВА ТАНЦУЕТ СВОЙ ТАНЕЦ РАЗРУШЕНИЯ, ВО ИМЯ ВЕЧНОГО ОБНОВЛЕНИЯ, СОЗДАВАЕМОГО ТВОРЦАМИ БЫТИЯ – БРАХМОЙ И ВИШНУ. 13 ЛУНА ПОСЛЕДНИЙ, ЗАВЕРШАЮЩИЙ ПЕРИОД ГОДА. ОНА ДАРУЕТ ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ СИЛУ ЖИЗНЕСТОЙКОСТИ И ОБУЧАЕТ САКРАЛЬНОМУ ОПЫТУ “БЫТЬ ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС, НЕСМОТРЯ НИ НА ЧТО”. МИСТИЧЕСКОЕ ПРОЯВЛЕНИЕ ВЫСШЕЙ СИЛЫ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ, ПРОБУЖДАЕТ УВЕРЕННОСТЬ И НАДЕЖДУ НА БУДУЩЕЕ. ОНО ВЕДЁТ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ СООБЩЕСТВО ПО СПИРАЛИ ВРЕМЕНИ, К НОВЫМ РУБЕЖАМ И ВЫСОТАМ. ТОТЕМ 13-ОЙ ЛУНЫ – ЧЕРЕПАХА. НА ПАНЦИРЕ ЧЕРЕПАХИ – 13 ПЯТНЫШЕК. У ДРЕВНИХ МАЙЯ ОНА БЫЛА СИМВОЛОМ ПУТЕШЕСТВИЙ И ВРЕМЕНИ. СЕГОДНЯ В ЧЕСТЬ МИСТИЧЕСКОЙ ЧЕРЕПАХИ НАША ПЛАНЕТА ЗЕМЛЯ НАЗЫВАЕТСЯ – ЧЕРЕПАШИЙ ОСТРОВ 2013. В 2012-2013 ГОДУ, ПО ПРОРОЧЕСТВУ МАЙЯ, ЗЕМНОЙ ПЛАНЕТАРНЫЙ ДОМ ДОЛЖЕН ОТПРАВИТЬСЯ В ВОЛШЕБНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ, В НОВОЕ ИЗМЕРЕНИЕ РЕАЛЬНОСТИ. 

**13 Тонов Творения – 13 Небес. Древние майя верили в существование 13-ти Небес, которые они воспринимали, как Большой Звездный Дом, а Землю они любили и почитали, как свой Малый Дом. Звездный Дом в их образном представлении был подобен гигантской 13-ти ступенчатой пирамиде. 

Народ Майя знал о том, что в течение малых и больших циклов Времени Большой Звездный Дом управляет Малым Земным и что в нём обитают Великие Боги Солнца. Они так-же знали, что Душа человека приходит и поселяется в Малом Земном Доме из Большого.  

В современной версии календаря 13 Небес представлены, как 13 Галактических измерений или параллельных уровней реальности. 

*** Четырёхмерный Пульсар Времени связывает 1-ый, 5-ый, 9-ый и 13-ый Тона Творения и соответственно проявляется в 1-5 -9 -13-е дни и месяцы года. Единая творческая цель проявления данных Тонов Творения во Времени – синтез Науки и Искусства 

Глава 5. 

В университете работала женщина, не заметить которую было невозможно. Лет сорока. С крупными чертами лица. Статная блондинка. На своих каблуках она была не ниже меня ростом. Красавица? Лет двадцать назад – безусловно. Но и сейчас весьма близка к такому определению. Занималась проблемами древней истории. Одну из ее книг я даже прочел. Занимательно. Об остальном мне судить трудно. Лично знакомы мы не были.  

Я сидел в университетской библиотеке, просматривая новые журналы, когда увидел ее, направляющуюся явно ко мне. Обсуждать свои проблемы мы вышли в коридор. 

– Мистер Бенингсен, я собираюсь по окончании семестра заняться раскопками на севере Канады. Там есть места огромных скоплений останков древних животных.  

Она замолчала, ожидая, видимо, моей реакции. Ладно, выдам ей реакцию. 

– Миссис Крайски, но кости древних животных не входили до сих пор ни в сферу моих, ни, как мне известно, и в сферу ваших интересов! 

– Верно. Но я ищу подтверждения одной из глобальных катастроф, происшедшей на нашей планете в прошлом. Вас это не заинтересует? Возможны находки костей не только животных.  

Так. Это вроде наживки, которую мне предлагали заглотнуть. Вообще-то говоря, аргументация слабая. Повидимому, ей нужны были деньги. В связи с болезнью Диаса в Южной Америке ничего этим летом не намечалось. Почему бы и не заглотнуть? Почему бы ни заняться мировыми катастрофами? 

– Миссис Крайски, возможно это меня и заинтересует, но хотелось бы по-подробней.  

Она вынула из портфеля пластиковый файл и вручила его мне. 

– Здесь всё на восьми страницах. Реферат моей докторской диссертации. И еще переписка по этому вопросу с другими университетами. 

Мы договорились встретиться через день. Прочел я все это тут же в библиотеке. Что ж, очень возможно, что так оно в действительности и было, то есть произошла некая гигантская катастрофа. Возможно, даже глобальная, и обнаружить подтверждение этого было бы действительно интересно. Но мало ли на свете интересного? К тому же, этим вроде бы уже занимались. Я бы предпочел пустыню Наска, в которой предполагалось искать остатки неких сооружений, с высоты которых можно было наблюдать все рисунки этого гигантского календаря. Работы собирался вести один итальянский профессор. Меня, правда, смущала сама идея такого способа прочтения информации. Да и сам способ записи тоже был несколько сложноват. Но разбирался я в этом поверхностно, а посему препятствием для участия в экспедиции миссис Крайски мои сомнения быть не могли. Большое впечатление на меня произвели письма ряда ученых, затрагивающих эту проблему. Поэтому, когда на следующий день мы встретились, я уже был, что называется, готов. Выделенных ей средств было как всегда мало, и я обещал финансовую поддержку. Просмотрели и утвердили примерный план работ. 

Знакомство с Элеонорой, она же миссис Крайски, было значительным событием в моей довольно монотонной жизни. Мне нравилась моя работа, но следовало делать перерывы. Дома резвилось множество детишек. Подрастали дети Лусии, Мончитты, внуки Нэда. К счастью, места хватало на всех. Иногда появлялась Ненси. Она сильно повзрослела, и все больше времени проводила у Рольфа, с дочкой которого у нее было много общих интересов. Иногда я не выдерживал и вырывался на океанский простор. Погоды были неспокойными. Катер швыряло и кренило до опасных пределов, что, собственно, и требовалось. По субботам карты и умные разговоры с Джеком и его компанией. Узнав, про мои планы с Канадой, он заметил, что это будет мне прилично стоить. 

– Хотите войти в долю? 

– Нет, но помочь могу. Завтра акции (и он назвал известную компанию) начнут, по всей видимости, падать и их будут сбрасывать. Но потом всё должно стать на место. Информация конечно строго конфедициальная, но, припоминая ваши спекулятивные акции с серебряными рудниками, на которых вы лично ничегошеньки не заработали, полагаю, что так оно будет и на этот раз. − Черт возьми, значит, они все знали! Мне стало неловко. – Но сейчас риск куда более велик. Отважитесь? Можете заработать столько, что хватит весь север Канады перепахать. 

– Сколько? 

– Ну, бросьте миллионов двадцать. Рискну и я. Потери, даже если они и будут, не превысят пару миллионов. Но думаю, что я не ошибусь. Рискнем? 

Через неделю он позвонил. 

– Можете продать все и заработать миллиона два. А можете оставить. Думаю, они дадут не меньше 8% годовых. Вполне удачное помещение капитала. 

Я не очень рисковал. Участие Джека – это надежная гарантия. Боб когда-то сказал, что я счастливчик. Очень похоже на правду. Кстати о Бобе. Что-то давно никаких сигналов. 

______  

Неприятности начались в понедельник. Было новое платье у Элизабет, и Исабель активно консультировала. На следующий день после окончания первого семинара меня вызвали в деканат, и милейшая секретарша декана сказала, что нужно срочно ехать домой. Какие-то неприятности с женой. Действительно неприятности. Уложив детей, Исабель с помощью горничной легла сама, заглотнув при этом такую дозу какой-то дряни, что очнуться после этого можно было только что в раю. Но мало этого. Для страховки она себе еще что-то вколола. В общем, желаемый эффект был достигнут. Что тут скажешь? Конечно, жизнь у нее, не взирая на все мои старания, была не сахар. Виновным, кроме нее самой, был разве что случай. К возмездию она не стремилась. Такое стремление – естественно для людей. Я, собственно, этому чувству полностью сочувствую. Хотя, дал себя уговорить и за Фила сполна не рассчитался. Прости, Фил. Может еще случай представится. В этом как раз слабость «права гнева». Он перехлестывает вначале и у большинсва людей неправомерно затухает со временем. Впрочем, неправомерно ли? 

Через неделю после похорон, Ан привезла Диаса. К сожалению, привезла поздно. Операцию на сердце он не перенес. А еще через пару дней появился Боб. Его за какую-то самодеятельность перевели в центральный аппарат и посадили за такую работу, что через неделю он уволился. 

Боб безработный – это как-то не звучало, но куда денешься? Джек во время наших обычных субботних посиделок обещал мне его куда-нибудь пристроить. Элеонора, с которой мы за последнее время очень сблизились, предложила ему возглавить организационную часть нашей экспедиции. (Похоже, что раньше эта роль предназначалась мне). Он обещал подумать. Я заметил, что интерес Элеоноры носит не чисто производственный характер, но у меня никаких даже намеков на чувство ревности. А вообще-то я не очень понимал, как государство может разбрасываться столь ценными кадрами, как Боб! Но Джек сказал, что мне просто не все известно. Конечно. С этим спорить не приходилось. Меня Боб устраивал. И даже более того. Я вообще считал себя перед ним в долгу. 

При таких событиях жаловаться на монотонность жизни уже не приходилось. 

После кремации Диаса мы долго беседовали с Ан. Она очень изменилась за последние годы, много пила, и я не совсем понимал, на что она собирается существовать. Диас завещал мне весь свой архив и одну незаконченную книгу, которую просил довести до опубликования. Воспользовавшись случаем, я заплатил Ан за все бумаги, а она сделала вид, будто не понимает, что бумаги согласно завещанию и так принадлежат мне. Теперь у меня появилась конкретная цель и работа. Материала для завершения книги было более чем достаточно. Вообще, проблема времени, занятости, у меня была весьма существенна. В условиях, когда исчезает необходимость борьбы за хлеб насущный (что мне представляется противоестественным), тем более в условиях богатства, для человека, воспитанного отнюдь не в роскоши, проблема занятости, ощущение заполненности жизни чем-то осмысленным становится весьма существенной. Конечно, время можно было просто «убивать», то есть путешествовать, скупать произведения искусства, волочиться за женщинами и всякое такое. Большинству людей кажется, что были бы деньги, а что с ними делать – проблемы бы не составило. Что ж, для кого-то и впрямь не составило бы, но для меня составляло. Вот почему я так цеплялся за возможность преподавать, раскапывать древности и еще бог знает за какую работу. Кроме того, как я выяснил в последние годы, натура моя периодически требовала пребывания в ситуациях рисковых. Вот почему преподавание, сидение в библиотеках начинало мне о временем надоедать. Правда, события последних месяцев меня несколько взбодрили, если так можно сказать. Но серия потрясений разного калибра вроде бы закончилась, и снова началась рутина. 

С Элеонорой у меня установились ровные дружеские отношения. Мы вместе ходили в театры, на выставки, в музеи. Она была интересным собеседником. Всегда ровная, спокойная и как бы чуточку печальная. Полная противоположность ее дочери, которая в свои девятнадцать лет буквально излучала энергию как, впрочем, и положено в девятнадцать лет. 

Мы сидели в креслах на борту моей яхты и что-то читали. Команда носилась под присмотром Лусии по песчаному пляжу и, судя по доносившемуся визгу, отлично проводила время. Джессика только что прыгнула в воду прямо с борта и теперь выгребала к берегу. 

– Красивая у тебя дочка! 

– Влюблена в тебя по уши. 

– Ничего, это пройдет. 

– Она тебе нравится? 

– Очаровательная девушка. 

– Вот и женился бы на ней. 

– Мадам, вы странно шутите. Это в мои-то лета? 

– Но ты еще совершенно молодой человек! 

– Все относительно. 

– Намек поняла. Да я и не претендую. 

– Оставь, Элен. Что это тебя потянуло в матримональные сферы. К тому же спать с матерью и дочерью безнравственно.  

Она засмеялась. 

– Ты, Элен, загадка для стороннего наблюдателя. Где очередь жаждущих, где муж, любовники и просто толпы воздыхателей? У женщины такого калибра все это предполагается по умолчанию. 

– Конечно, некоторое нарушение стереотипа имеется, но мужья были. Опыт печален. Ребенок есть и любовник, какой ни какой – налицо. Что до отклонений, то они действительно наличествуют. Я, правда, надеялась, что они незаметны. Видимо нечто физиологическое. 

– Это на тебя повлияли занятия древней историей. 

– Скорей они легли на определенное состояние психики. 

– Хронический пессимизм? 

– Что-то вроде этого. А что, так заметно? Тебе неприятно? 

– Да нет. Порой, даже как-то созвучно. Помнишь, «Во многом знании много печали» 

– Да нет. Какое уж тут обилие знаний? Просто общая направленность психики. 

– В духе: «Все суета сует и всяческая суета»? Но периодами это бывает, чуть ли не со всеми. 

– Вот именно. Разница только в продолжительности периодов. Диапазон широк. От нуля до ста процентов. 

– А сколько у тебя? 

– Затрудняюсь в цифрах, но практически без значительных интервалов. Весьма распространенная нынче депрессия. Пессимизм всего лишь следствие. В таком состоянии мир – довольно таки малоприятная сфера обитания, а его обитатели – дрянь разных степеней. 

– Делается страшновато за себя. Вряд ли я удостоюсь исключения. 

– Нет, ты ничего, что наглядно подтверждается моим здесь присутствием. 

– Тебе бы не стоило заниматься именно этими раскопками. Они только еще больше укрепят твой пессимизм. Могут сделать его космическим что ли. 

– Но разве у тебя, человека во всех отношениях здорового и благополучного нет ощущения, что жизнь трагична, история, по преимуществу, собрание весьма печальных фактов, а то и просто ужасов. Да и на будущее уж очень маловероятно, что есть хоть какие-то гарантии торжества добра, справедливости и просто порядка. 

Я смотрел на красивую женщину, удобно расположившуюся в кресле, успешную в своей работе. Да, собственно, во всем, кроме разве что личной жизни, и подумал: а не разыгрывает она меня? Что-то такое, видимо, отразилось на моем лице, и она усмехнулась. 

– Зря я, наверное, вываливаю на тебя свои комплексы. Это означает, что я к тебе привыкла, и ты мне близок. 

– Спасибо. Но жизнь должна как-то защищаться от такого ее восприятия. 

– Набором частных проблем, которые приходиться решать, что бы существовать. Но главное – интересная работа, процесс познания.  

Я хотел добавить, что на первом месте все же здоровая психика, но воздержался. 

– Ну, добавь сюда общение с прекрасным, любовь. Очень помогает борьба за социальную справедливость. Тут дел хватит на много поколений. И, как ты правильно заметила, поиск истины – процесс познания. Все это, да и многое другое в той или иной степени блокирует пессимизм и позволяет избегнуть этой самой тотальности в восприятии негативного. 

– И для чего? 

– Негативное восприятие жизни, как правило, не продуктивно, не способствует позитивному развитию. 

– Так ты оптимистически смотришь в будущее? Веришь в позитивное развитие?  

Тон ее был по-прежнему насмешлив. 

– Я бы так не сказал. К тому мало оснований, но бороться за него стоит. Хотя бы в связи с отсутствием весомых альтернатив.  

На этом месте наша высоконаучная дискуссия была прервана самым неожиданным образом. Из воды появились две мужские ладони. 

– Мистер Беренс просит разрешения войти. 

− Пусть войдет, – нежно проворковала Элен. 

− Над палубой взметнулся мокрый торс Боба Беренса. 

− Где тут принимают на работу? И кто тут у вас главный? 

____  

Мы с Бобом жили в трейлере. Точнее, в кузове слегка переоборудованного грузовика. Элеонора жила в палатке. Так она распорядилась. Экспедиция оказалась удачной. Под слоем песка и гравия в два-три метра лежали груды костей самых разных животных весьма древнего происхождения. Сначала радовались самой находке. Костей было неисчислимое множество. Потом прибывшие палеонтологи определили, что все кости невероятно перемешаны и переломаны. Даже самые крупные. Причем, переломаны при жизни. Мысль о некой гигантской катастрофе находила свое убедительное подтверждение. Дела наши, в общем-то, шли к концу. Элеонора работала, что-то писала в своей палатке. Мы с Бобом, покуривая, просто созерцали закат, сидя в раскладных креслах и попивая из банок пиво. Боб показал себя отличным организатором. Экспедиция не знала никаких сбоев или задержек. И люди, а все проходили у Боба проверку, работали на совесть. Впрочем, платили мы тоже не плохо.  

− Фред, − поставив банку на песок, сказал Боб, − я вот что хочу тебе сказать. Тебя убить хотят. Причем в самое ближайшее время. 

За годы общения к словам Боба я привык относиться серьезно. Даже если они произносились с некоторой ленцой и в самой мирной обстановке. Да и тема для шуток подходила мало. 

− Кто и за что?  

Я старался не нарушить вечернюю идиллию, и потому спросил в той же небрежной тональности. 

− Ты его знаешь. Сегодня я получил от друзей факс. Пожалуй, можно уже не сомневаться. Придется тебе, как обычно, оплатить почтовые и прочие расходы. Хуже то, что сегодня он достал свой пистолет. Я и мой парень с ног сбились, его разыскивая, но не нашли. Понятно было, что где-то в лесу, но лес большой! А сегодня он отлучился и пришел уже с оружием. Что делать будем? 

− Пойдем и отберем. 

− Можно и так. А потом? Полиции тут нет. 

− Это все за Ральфа? 

− По-видимому. А может быть, за содействие в ограблении национального достояния. Впрочем, в данный момент – это не так уж важно. 

− Кто его послал? 

− Если очень нужно, то и это можно узнать. Но в принципе, ведь, и так понятно! 

− Понимаешь, такой поступок представляется уж очень нерациональным. 

− По меркам рядовых американских граждан. Но тут действуют совсем другие люди и в совсем других обстоятельствах. Неотвратимость мести повышает боевой дух клана террористов. А может быть это родственник? 

− Я хотел бы с ним поговорить. Как его зовут? 

− Пако. Толку от разговора не будет, но если хочешь – попробуй. И хотя пистолет я на всякий случай обезвредил, но не расслабляйся. 

− Как это тебе удалось? 

− Вот-вот! Тебе расскажи! – Он ухмыльнулся. 

______ 

Вечером мы сидели в палатке Элеоноры и обсуждали текущие дела. Собственно, нужно было сворачиваться. Когда порядок отъезда был обговорен, Боб налил всем виски, и мы выпили за успешное окончание работ. Немного посидели молча. Глядя в пустоту, Элен задумчиво сказала. 

− Вы можете себе представить, что тут происходило? Слава богу, что людей тогда еще не было! Но ведь все может повториться. И никакая техника нас не спасет. И ведь когда-нибудь случиться. Брр. 

− Вполне может. По-видимому, такие катастрофы неизбежны, и продолжительность существования цивилизаций этим и ограничивается. Если они не успевают достигнуть какого-то порога, за которым им уже ничего не страшно. 

− В мое представление о Вселенной эта идея как-то не вписывается. 

− Ладно, − сказал Боб. – Спустимся на землю. Есть соображения, по которым Фреду нужно уехать завтра же. Да его присутствие на данном этапе и необязательно. – Элеонора посмотрела на нас с нескрываемым удивлением. 

− С чем это связано? – Боб ответил резковато. 

− К экспедиции, и к тебе лично это не имеет ни малейшего отношения. Речь идет о безопасности Фреда.  

Она потрясла головой. 

− В чем дело? 

− Элен, − голос Боба звучал непривычно просительно. – Обещаю несколько позже все объяснить, а сегодня уж поверь мне на слово. 

Она пожала плечами, разглядывая нас с нескрываемым удивлением.  

Утром ко мне подошел Пако. Черноволосый и невысокий крепыш с приятным лицом. 

− Мистер Беренс сказал, что вы хотели со мной поговорить. 

− Да, Пако. Давай пройдем, – я махнул рукой в сторону леса, − посидим. Разговор может оказаться длинным. 

− Тогда я, с вашего разрешения, сбегаю за сигаретами. 

Понятно, за какими сигаретами ты идешь! 

− Конечно! Я подожду. 

Он развернулся и направился к палаткам рабочих. Одновременно еще какой-то парень двинулся в том же направлении. Очень скоро Пако появился и направился ко мне. Ни слова не говоря, мы двинулись в лес. Я уселся на поваленное дерево. Он устроился в развилке напротив. Между нами было не больше пяти футов. 

− Закурим? – Я сунул руку в карман и увидел, что он весь напрягся. Потом тоже полез в карман и достал сигареты. 

− Так что вы мне хотели сказать, мистер Бенингсен?  

В лице и голосе легкая насмешка. 

− Пако, я затеял этот разговор в надежде спасти тебе жизнь. − Лицо его, не утратив насмешливости, изобразило крайнее удивление. − Ты ушел из университета с четвертого курса? 

− Вы хотите сказать, что меня выгнали с четвертого курса? 

− Да, да, разумеется. Это я к тому, что ты образованный человек и должен кое-что понимать. Ральф меня понимал. – При имени Ральфа он вскочил и выхватил пистолет. 

− Оставь, это успеется. А знаешь, ты не уложился в норматив. Мой сержант тебе бы это не спустил. 

− Какой сержант? – Лицо его стало злым, и черты заострились. 

− Видишь ли, в отличие от тебя мне пришлось самому уйти из университета после второго курса. Денег на учебу не было. Отец заболел, и все накопления ушли на лечение. Вот я в армию и подался. Спецвойска. Два года отпахал. Потом меня выперли. Я подзаработал немного и снова пошел доучиваться.  

Он молчал, и выражение лица его не предвещало ничего хорошего. 

− Сядь, Пако, и убери стрелялку. Рука устанет. Кстати, как тебя по настоящему зовут?  

Он не ответил, не сводя с меня глаз. Видимо, решал задачу: стрелять или дать мне еще поговорить 

− Если бы я хотел тебя убрать, то давно бы это сделал. Но посуди сам, за что мне тебя убивать? Ты мужественный и честный парень, бросивший вызов вашей и мировой эксплуататорской сволочи. Я сочувствую тебе и твоим товарищам. При полном понимании безнадежности ваших усилий вот так взять и все изменить, сама попытка внушает уважение. В историческом процессе – это не случайное явление. Альф говорил, что у Спартака тоже не было шансов против Рима, но совокупность таких восстаний, в конце концов, доканали империю. Хотя главная причина не в них. 

− Ты приговорен за то, что выдал Ральфа.  

Голос его стал хриплым. 

− Поверь, ни я, ни Исабель Ральфа не выдавали. Клерикалы и военные просто использовали Исабель без ее ведома. Но вы ведь рассчитались с ними! И, поверь, мне не жалко того епископа, хотя его смерть ведь ничего не изменила по существу! А вот Исабель пострадала ни за что! 

− Это ты мне голову морочишь с перепугу. 

− Пако, спрячь свою пушку и давай спокойно разберемся. Кстати, она у тебя не стреляет. – Он мгновенно прицелился и спустил курок. Раздался щелчок, но выстрела не последовало. Лицо его исказилось. Он еще дважды попытался выстрелить, но, видимо, Боб сточил ему боек. Я выхватил пистолет и прикрикнул на него. 

− Всё. Хватит дурака валять! Чертов убийца! Глупый сопляк.  

Он сунул пистолет за пояс и вновь уселся на место. Говорить с человеком, который только что пытался тебя убить, было не легко. Да и нервы были напряжены. Сто процентной гарантии, что он не выстрелит, у меня ведь всё же не было. 

− Я смотрю, ты не поддерживаешь моих усилий сохранить тебе жизнь.  

Он пожал плечами. 

− Стреляй! Твоя взяла! 

− Пако, убивать людей – последнее дело. Это, когда уже нет другого выхода. Нельзя это делать с такой легкостью! Ты же не автомат, не кибер, не зомби! Ты же мыслящая личность! 

− Вот вы мне объясните, почему у нас дети мрут от голода и болезней, народ грабят ваши ставленники, нас расстреливают порой без суда и следствия, а нам убивать этих мерзавцев нельзя? Ну-ка, янки! Давай. Я тебя послушаю. 

Что я мог ему ответить? Он ведь был прав! Мир устроен несправедливо, и борьба за его устройство даже вот такими методами – справедлива. 

− Пако, разве я возражаю против вашей вооруженной борьбы? Она закономерна, хотя ваши идеалы химеричны. Неужели опыт России вас ничему не научил? Но, повторяю, борьба за социальную справедливость закономерна, хотя она лишь малая составляющая той совокупности сил, которые определяют ход исторического процесса. Но подумай сам. Вы хотите убить человека, который хоть как-то пытался помочь вам. 

− Знаю. Ты накормил несколько детей и способствовал ограблению наших национальных богатств. 

− А, по-твоему – пусть лучше дети голодают, и взрослые сидят без работы? Ведь городок ожил! А, главное, нет других реальных способов поднять хоть как-то экономику, приобщить людей к современной цивилизации. 

− Их заработки в десять раз ниже, чем в Штатах. Это просто грабеж. 

− Но если капиталисту не дать заработать, он же не инвестирует ни цента! Вам самим это дело не поднять. Куда уходят займы? Их разворовывает ваша правящая элита. Если уж так чешутся руки, стреляй в них! Конечно, это не выход, но эмоционально я бы тебя понял. А для развития экономики нет другого выхода. Сегодня нет. 

− Есть. Надо уничтожить капитализм. 

− Хорошо бы! Это примерно то же самое, что во времена рабства сказать: хорошо бы уничтожить рабство. Ну, а что взамен? Не было альтернативы рабству в первом веке. Нет альтернативы капитализму сегодня. Ты же знаешь, попытки были. А чем все кончалось? 

− Значит, пусть так все и будет. Воры пусть воруют. Американские компании пусть грабят мир. А мы будем сидеть, и ждать у моря погоды! Или молить бога о ниспослании чуда. 

− Нет, бороться необходимо, но цели должны быть иными. Попытки построить социализм сегодня – это утопия. Причем, совсем не безобидная. Люди, на мой взгляд, еще не доросли до светлых идеалов подлинного социализма. Решить задачу социальной справедливости одним революционным ударом невозможно. 

− Послушай, твоя болтовня мне надоела. Стреляй или я пошел. 

− Хорошо. Оставим мировые проблемы. Брось оружие и можешь уходить. 

Он встал и бросил мне под ноги свой пистолет. Правильный был расчет! Этим он на какое-то мгновение отвлек мое внимание, выхватил нож и метнул в меня. Почти одновременно я приподнял плечо и выстрелил. Нож вошел в руку. Острая боль. Он опрокинулся назад. Ноги его зацепились за развилку и еще некоторое время подергивались. Из-за деревьев с пистолетами в руках выбежали запыхавшиеся Боб со своим парнем. 

− Я же тебе говорил, что бесполезно. Куда он тебя? Джек, бегом за аптечкой. 

Последствий вся эта история не имела. Рана довольно быстро зажила. Боб в очередной раз назвал меня счастливчиком, присовокупив, правда, еще некоторые не слишком благозвучные эпитеты. Элеонора съязвила, что моя рана – это материализовавшийся гнев униженных и обездоленных. Труп Пако закопали в том же лесу. Боб передал мне несколько писем от его родителей, из которых я узнал, что Пако за время пребывания в Штатах дважды высылал им деньги. Один раз сто долларов, а уже устроившись к нам на работу, триста. Боб организовал пересылку еще нескольких денежных переводов из разных концов Соединенных Штатов, продемонстрировав мне попутно искусство подделки почерков. Это должно было запутать следствие, если бы таковое началось. Но зря мы беспокоились. Никто не заинтересовался судьбой исчезнувшего террориста. А примерно через месяц Элеонора вышла замуж за Боба. Я в порядке свадебного подарка купил им приличную квартиру в Нью-Йорке, и перевел изрядную сумму на имя Боба. 

Следующие пару месяцев я чувствовал себя довольно скверно. Со мной случилось то, чего я меньше всего ожидал – депрессия. Попытки ее игнорировать или подавить волевыми импульсами успеха не имели. Собственно, ничего такого особенного со мной не происходило. Я возился с детьми, по обыкновению много читал, встречался с разными людьми, женщинами, но в интервалах между какой-либо деятельностью, а иногда и в процессе, на меня накатывало ощущение подавленности, тоски и какой-то безотчетной тревоги. Иногда, глядя в книгу, ловил себя на том, что давно уже ничего не читаю, а просто сижу в некой прострации, в каком-то оцепенении. Мне становилось страшновато. Особенно от ощущения бессмысленности жизни и ненужности всего, что я делаю. Понял, что надо сдаваться и занялся поисками врача. Оказалось, что врачей таких – легион, но с помощью Джека вроде бы нашел того, кого мне было нужно, и пошел. 

Я, собственно, не воображал свое состояние каким-то исключительным, но все же был удивлен, обнаружив в приемной множество пациентов. Наверное, и говорят все примерно одно и то же. И доктор все это выслушивает в тысячный раз. И сам говорит всем примерно одно и то же. И те же лекарства… Но это же нормально, одернул я себя. Примерно так и должно быть. 

Сестра проверила мою запись в журнале, извинилась, что придется немного подождать, но уже через несколько минут ввела меня в кабинет помощника профессора. Совсем еще молодой человек задавал вопросы, порой весьма неприятные и заносил их в компьютер. Когда он закончил, сестра повела меня к профессору. К моему удивлению в приемной осталось всего два человека. 

Внешность профессора была внушительной. Вполне подстать его высокой репутации. Когда я зашел, он, видимо, читал с экрана мое собеседование с ассистентом. Поздоровался и жестом пригласил сесть. Закончив чтение, не без любопытства, как мне показалось, принялся меня разглядывать. Что во мне такого было необычного? Обыкновенный рослый мужчина средних лет с несколько насмешливым выражением лица. По крайней мере, так мне казалось. 

− Как вы сами считаете, причиной вашего состояния послужил конфликт в экспедиции? 

− По-видимому. 

− Тогда вы что-то недоговариваете.  

Естественно, я недоговаривал. Ассистенту я сказал, что один из рабочих набросился на меня с ножом, и мне пришлось применить оружие. 

− Для лечения так уж важны подробности? 

− Не только подробности, но мотивы и результат. А так же ваша оценка происшедшего. Вам приходилось раньше убивать людей? Не беспокойтесь. Достоянием полиции ваша информация не станет. 

− Да, приходилось. 

− И вы испытывали в связи с этим аналогичные состояния? 

− Нет, никогда. 

− В чем же, по-вашему, разница? 

− Разница в том, что, защищаясь, я убил хорошего молодого человека.  

У меня возникло ощущение, что меня допрашивает следователь полиции. Но я преодолел свои ощущения и пытался отвечать предельно откровенно. 

− Почему же хороший молодой человек хотел вас убить? 

− Мы по разному понимали пути и способы дальнейшего развития человечества. Но главное, конечно, не в этом. Он получил приказ от руководства своей организации ликвидировать меня. Они считали, что я и моя покойная жена повинны в смерти одного их товарища. Но нас просто использовали! Мы совершенно не подозревали ничего и, в сущности, ни в чем не виноваты. 

− Вам не удалось его переубедить? 

− К сожалению, не удалось. Когда я выстрелил, и он упал, ноги его зацепились за дерево и продолжали еще какое-то время дергаться. Эта картина все время всплывает у меня в голове. Особенно перед сном. 

− А другие ваши жертвы?  

Эти слова мне совсем не понравились. 

− Это были негодяи разного калибра, либо незнакомые мне люди, пытавшиеся меня убить. Воспоминания об этом не доставляют мне никакого удовольствия, но как-то не затрагивают совесть. Видите ли, я мог его не убивать, а только ранить. Или вообще не стрелять, а попытаться передать его полиции. В той глухомани, конечно, не было никакой полиции, но попытаться можно было. Я выстрелил рефлекторно. Он был честный и самоотверженный человек. Вот в чем проблема. Я замолчал. 

− Вам его жаль? 

− Конечно. 

− Несмотря на то, что он пытался вас убить? У него, как я понимаю, это случайно не получилось. 

− В общем-то, да. 

−Вы, надо отметить, представляете несколько необычное сочетание человеческих качеств. − Я промолчал. − Вы необычайно удачливы в жизни. 

− Пожалуй. Мой приятель называет меня счастливчиком. У большинства людей счастье ассоциирует по преимуществу с деньгами. Но когда у тебя уже есть деньги, другие проблемы как бы меняют свой масштаб.  

Он молча продолжал меня разглядывать. Словно какой-то экспонат. Потом произнес: 

− Знаете, не все проблемы со здоровьем, к сожалению, разрешимы, но, я полагаю, ваша проблема решится благополучно. Со временем все сгладится. Выпишу вам кое-какие лекарства. Новые впечатления и лекарства ускорят выздоровление. Возможно, нам придется еще пару раз встретиться. – Он выписывал мне рецепты. – А не съездить ли вам в Европу? Хорошо бы с приятной спутницей. И вообще, − он улыбался, − очень советую влюбиться и жениться. Поверьте, всё еще есть очень достойные внимания женщины. 

− Я знаю. Такими были мои жены. 

Весной я твердо решил съездить в Европу. Но до этого хотел показаться еще одному врачу. Просто для страховки. Его мне рекомендовал опять-таки Джек. По каким-то неведомым для меня причинам мир психиатров был ему хорошо знаком.  

____ 

Миссис Келли в прошлом заведовала клиникой и преподавала на курсах повышения квалификации. У профессора Келли было много печатных трудов и обширная клиентура в самых элитарных слоях общества. В прошлом. Но для своих друзей она делала исключения, консультируя их и сегодня на дому в почти семейной обстановке. 

Меня встретила приятная дама лет шестидесяти (на самом деле, как я узнал позже, миссис Келли было к тому времени 72 года) и сразу расположила к себе милой светской болтовней, которую она, впрочем, очень скоро перевела на проблемы моего здоровья. «Выпотрошила» она меня основательно. Одобрила назначения своего предшественника и пригласила в гости на музыкальный вечер. «Надеюсь, вам будет интересно. Если вы любите музыку». Музыку я любил, и вечерами был не очень-то занят. К тому же я понял, что этот вечер (или вечера) как-то соотносятся с лечением. Схожу разок, а там видно будет. На прощанье миссис Келли сказала:  

− Я угощаю чаем с печеньем.  

Я заказал пару тортов и мороженое. 

Гостей насчитал всего восемь. Одна молоденькая девица пытающаяся, как мне шепнула хозяйка, пробиться в кордебалет театра. Молодая красавица лет под тридцать. Певица, которая тоже куда-то пробивается. Остальные – старики и старушки артистического, как я понял, происхождения.  

Квартира миссис Келли состояла, видимо, из нескольких помещений, но гостей принимали в большой комнате с колонной, отстоявшей от стенки футов на десять. Между колонной и стеной – стол. Вдоль стен – диванчики и небольшие мягкие кресла. Рояль стоял в углу. Таким образом, большая часть пола, покрытого лакированным паркетом, была свободна. Один, внушительного вида седовласый старик, уселся за рояль. Второй – невысокий, сухонький старичок достал из футляра скрипку. У старушек на вооружении были виолончель и альт. Шестеро слушателей расположились в креслах и на диванчиках. Гайдн. Сонаты. Я далеко не специалист, но когда играют плохо – переношу с трудом. Они, на мой взгляд, а, точнее, слух, играли очень хорошо. Общая обстановка взаимной доброжелательности, искренняя любовь к музыке, какое-то особое выражение их лиц – я словно в другой мир перенесся. Мир гармонии и красоты. Даже трагические моменты как бы сглаживались, умерялись очарованием звуков. В каком-то месте я даже почувствовал слезы на глазах, но отнес это на счет своего нервно-психического расстройства. Потом несколько арий спела темноволосая Джуди. Прозвучало чудесное сопрано. Наверняка было что-то, из-за чего в театр ее не вносили на руках, а нужно было пробиваться, но мне такие тонкости недоступны. Зависело бы от меня – внес бы несомненно. И не только в театр. За столом почувствовал, что все здесь давно свои. По крайней мере, старики. Правда, их разговоры и шутки были мне не всегда понятны. Это был свой мирок пожилых людей от искусства. И как в нем оказалась профессор-психиатр, было не совсем понятно, но и не столь уж существенно. В прихожей, где мы с миссис Келли встречали мороженое, она при мне положила сто долларов в какую-то сумочку. Положила так, что бы я видел. 

− Это певице? 

− Да. У Джуди сейчас с деньгами проблемы. Я все понял и доложил еще сотню. 

Танцевали только две пары. Я с балетной девушкой и седовласый пианист с Джуди. Прямо таки увел ее у меня. С Молли мы немного повыкрутасничали. Точнее сказать, выкрутасничала она, а я с трудом соответствовал в основном в режиме поддержки. Заслужили аплодисменты. Потом мы танцевали с Джуди, и это было даже больше, чем просто приятно. 

В заключение вечера, как я потом узнал, всегда показывали какие-нибудь записи. На этот раз я принес по просьбе миссис Келли свой фильм, который из многочисленных отрывков сварганил профессионал высокого класса. Мы тогда возились с развалинами древнего храма в горах. Я там висел между небом и землей на фоне снежных вершин, что, видимо, должно было продемонстрировать мою отчаянность и чуть ли не героизм. В сущности же − ничего такого выдающегося. Но места красивые. Особенно, когда смотришь все это в уютной гостиной, где нет удушающей жары и всяких жалящих тварей. В общем, всем понравилось, а мне понравился вечер. Я даже затеял с седовласым пианистом интересный разговор об искусстве, но было уже поздно, и мы решили продолжить в следующий раз. 

Все кроме Джуди и Молли жили рядом, поэтому развозить по домам пришлось только их. Расставаясь с Джуди, я выразил надежду, что увижу ее в следующий раз. Главное, она дала мне свой телефон. 

Все статьи были написаны и подготовлены к печати. Книгу Диаса я тоже закончил и издал. Работы не было. Делать мне, кроме продолжения самообразования, тоже было нечего. Каждый день я уезжал утром «на работу», а в действительности перемещался в свою городскую квартиру и читал, читал… Иногда ехал в пригород, в родительский дом. Если погода позволяла, сидел на палубе яхты. Правда, зимой – это долго продолжаться не могло, и я переходил в каюту. Конкретных целей у меня не было, и ответить на вопрос, зачем я штудирую философию или историю искусств мне было бы сложно. Конечно, расширение кругозора для преподавателя гуманитарных дисциплин вещь полезная, хотя и подавляющая своей беспредельностью. Вечерами я иногда ходил к Джуди в театр. Она изредка выступала на вторых ролях. Контракта с ней не заключали и платили мало. Как-то ночью она мне сказала:  

− Не знаю, что бы я делала в этом городе без твоей поддержки?  

Должен признать, что выступавшие в этом же театре на первых ролях действительно были лучше, хотя в Гранд Опера их не приглашали. Мы туда иногда с Джуди ходили, после чего у нее, как правило, на долго портилось настроение. Но тут я не в силах был ей помочь. Мне кажется, она начинала склоняться к мысли, что следует выйти за меня замуж, заняться детьми, домашним хозяйством. Но это ей «не светило». Никаких особо нежных чувств Джуди у меня не вызывала, как, очевидно, и я у нее. Нас сблизили обстоятельства, и их неизменность поддерживала нашу близость. Но статная красавица с хорошей фигурой могла решить свои проблемы и помимо меня. Моим главным козырем были не высокий рост и несколько выдающийся подбородок, а деньги. Малоприятное для меня заключение, но что поделаешь? 

В театре я частенько встречал, особенно на репетициях, пожилого актера с повадками героя-любовника. От былой импозантности мало что осталось, но, видимо, у него вообще мало, что в жизни осталось кроме воспоминаний и любви к театру, к его атмосфере, интригам. Как я узнал, он и в лучшие годы своей карьеры не особо блистал. Несколько попыток переместиться в Голливуд тоже оказались безуспешными. Что ж, винить его в этом было нельзя. Чем располагаем, тем и пользуемся. 

Однажды, после спектакля мы собирались с Джуди поужинать.  

− Давай пригласим Тома. Он, как всегда, на мели.  

Я подумал, что один ужин вряд ли Тому поможет! Да и сам он мне ни к чему, но…Пригласили. 

За столом они с Джуди оживленно обменивались мнениями о перипетиях личной жизни режиссера, примадонны, балетмейстера и т.д. Мне это надоело, и я попытался перевести разговор в более интересную для меня плоскость. 

− Мистер Бредли, как вы оцениваете сегодняшний спектакль? 

− Просто Том. По-моему, все было хорошо. Конечно, мы не дотягиваем до великих образцов, но тут проблема отчасти и финансовая. 

− Вы имеете в виду количество участников, костюмы, декорации. 

− Да. 

− Но ведь у спектакля есть и чисто профессиональная составляющая! Разве не это главное?  

Он вдруг посерьезнел и задумался. 

− Фред, в наш театр люди приходят отдохнуть, переменить обстановку, покрасоваться, прикоснуться к прекрасному. Проблем у них хватает дома и на работе. Времена, когда театр проповедовал, прошли. Сегодня он развлекает. Это – главное направление, хотя есть и другие, не столь массовые.  

Если бы он не говорил так серьезно, я оставил бы его в покое. 

− То есть раньше в жизни возникали проблемы, и театр помогал их решать. А нынче проблемы то ли мелкие, то ли не решаемые, и театр ими и не пытается заниматься. Или, может быть зрителю итак все понятно? 

Том сосредоточенно жевал, и чувствовалось, что он собирается с мыслями. Оставь старика в покое! – сказал я себе. Он не теоретик театрального искусства. Что за скверная манера ставить людей в неловкое положение! Не слишком ли большая цена за ужин? 

− Фред, это вина не театра, а времени, в котором мы живем, специфических условий именно этой страны. Время сытое и одновременно кризисное. Что бы создать другой театр, нужны другие условия, другие пьесы, другая публика. И все это есть, только преобладает иное. Да и кто нынче будет вкладывать деньги в это дело? Имею в виду высокое искусство.  

Передо мной сидел совсем другой человек. И то, что он говорил, было достаточно серьезно. 

− В чем-то вы правы. Но ведь это не очень-то хорошо! 

− Конечно. Так в нашей жизни вообще много такого, что лучше бы ему не быть. Но жизнь такая, и не нам ее переделывать. Сколько пробовали – добром не кончалось. – О, это было уже совсем серьезно. – А вы, Фред, думаете иначе? 

− Я представляю себе, что массы людей в этой стране достигли относительного благополучия и получили возможность тратить время и деньги на развлечения. Но эти массы интеллектуально очень не развиты. Почти всё, что за пределами развлекаловки, им просто «не по зубам». В абсолютном исчислении количество серьезных потребителей искусства, пожалуй, не уменьшилось, но относительно их очень не много. А время действительно кризисное, но это глобальный кризис цивилизации. Не думаю, что это существенно сказывается именно на театре. 

− Сказывается, Фред. Сказывается. Пошлость захлестывает сытые страны. Это глобальный процесс. Конечно, есть другие театры, которые по-прежнему занимаются исследованием человеческой души, не суетятся перед зрителем, но их все меньше. Преобладают спектакли, в которых, чтобы получить удовольствие, не нужен культурный багаж. В них велика, если можно так выразиться, шоу-составляющая. 

Помолчали. 

−Том, за что вы любите театр? Ведь вы, как я обнаружил, серьезно мыслящий человек! Вся эта мишура не должна бы играть для вас такой уж существенной роли. Тем более, вопрос, с кем спит главный режиссер. 

− Не в ней суть, Фред, не в ней. Хотя и она приятна. Человеческие отношения – разве это не интересно? Красочные зрелища – разве это плохо? Скверность только в пропорциях. Если такое шоу хорошо поставлено и нормально профинансировано – оно вполне способно доставить эстетическое наслаждение даже взыскательному зрителю. Но все же суть не в том. Я говорю о сути, причинах любви к театру. – Немного помолчав, продолжил: − Внутренняя жизнь театра со стороны людей не театральных – малоприятное зрелище. Это среда себялюбцев, интриганов, невротиков. Не случайно, Фред, совсем не случайно, потому что актеры – особые люди. Даже если актеры они не очень хорошие. В наш меркантильный век, пожалуй, только они сохранили высокий уровень бескорыстия. Там играют с высочайшей самоотдачей, там происходят сказочные превращения, там творят иную жизнь, иной мир. Пусть не всегда удачно, но все же! И если вы видите во внутренней жизни театра только интриги, но не ощущаете главного, то вы просто обыватель, случайно затесавшийся в театральный мир. Надеюсь, я никого не обидел? 

− Что ж, я мысленно аплодирую вам, Том! Вы философ, видите суть вещей! Не часто слышишь такое. Как насчет шампанского? 

− Спасибо, Фред. Не стоит. Мне и так этот ужин может боком выйти. Годы, Фред, годы…Я не философ, но кое-какие мысли порой в голову приходят. Правильней будет сказать, приходили. 

Сидя за рулем по дороге домой, я припоминал нашу неожиданно серьезную беседу с Томом. Вот тебе и герой-любовник! Конечно, оба мы те еще специалисты-театроведы! Какого-нибудь серьезного профессионала наши умозаключения, возможно, своей тривиальностью и позабавили бы. Но так уж мозг человеческий устроен. Даже осознавая свою некомпетентность, понимая дефицит исходной информации и достаточного количества извилин, мы почти по любому вопросу имеем свое мнение. Или это только в тех кругах, где я вращаюсь?  

___ 

Прослушивая вечером по обыкновению автоответчик, услышал среди прочего следующее. 

« Монсеньор Бернардо де Аларкон хотел бы встретиться с мистером Фредом Бенинсгеном в удобное для него время. Просьба позвонить по любому из двух телефонов…» 

Ясно. Новый епископ прибыл в с визитом в Нью-Йорк и хотел бы встретиться. Не очень понятно, зачем я ему нужен? И зачем он мне нужен? Но отказать неудобно. И кто его знает, может быть, интересный человек? Уже по привычке звоню Бобу. Трубку взяла Элеонора. 

− Привет! Это я. Еще узнаешь? Как жизнь? 

− Еще узнаю. Жизнь на удивление хороша. 

− Приятно слышать. 

− Ты не поддержишь меня в следующей экспедиции? 

− Не понял. Ты ведь получила то, что хотела! Что еще надеешься раскопать? Впрочем, что бы ты не решила, моя поддержка тебе всегда обеспечена. 

− Спасибо, Фред. Тебе нужен Боб? 

− И Боб тоже. 

− Фред, привет! Спасибо за содействие. Я снова при деле. – Сие следовало понимать так, что усилия Джека, предпринятые по моей просьбе, увенчались успехом и Боб снова в ЦРУ. И даже вышел в начальники. 

− Боб, меня приглашает на рандеву новый епископ. В двух словах, что за человек? 

− Как ты относишься к нынешнему папе? 

− Весьма положительно. Очень образованный человек и симпатичная личность. Говорю это при всем моем неизменном атеизме. 

− Так вот, монсеньор Бернардо де Аларкон из того же теста. Очень образованный и свободомыслящий человек и, в то же время, верный слуга святого престола. Насколько я тебя знаю, получишь удовольствие от общения с ним. Если, разумеется, он будет к тебе расположен. 

− Спасибо, Боб. Как дела на службе? 

− Все о’кей. Приходите в воскресенье с Элизабет в гости. 

− Ладно. Уточню у Эли и перезвоню.