Arifis - электронный арт-журнал

Злопыхателям, интриганам, сплетникам и прочим столь же несчастным существам посвящается. 

И вот набрёл в итоге своего странствия Петушок на сад. Большой такой, просторный, а в нём изобилие: вот тебе – фрукты; вот тебе – овощи; вот – цветы; вот – тень; вот – ароматы; вот нежный шелест, колышимых ветром листьев. Ходил-бродил Петушок среди этого роскошества и наслаждался: ел, пил, в теньке отдыхал, благоухание обонял. Хорррошо! Ка-ка-как хорошо! 

Но не долго его наслаждение длилось. Испортилось у Петушка настроение. Стыдно ему стало. От чего же стыдно-то? Да, вот, поддался прелестям сада, дал себя очаровать. Негоже так расслабляться! И вознегодовал тогда Петушок: Да как он смеет, этот сад, так нагло процветать?! И уже другими глазами посмотрел он на его бесстыдные прелести: тени, ароматы, овощи, фрукты, ручейки журчащие, лужайки зелёные, небо синее. Да-а-а, работы край непочатый! Засучив пёрышки, стал Петушок трудиться. Поест побольше, посытнее, да скорей какашки вырабатывает. Да на свой организм злится, что сие благое дело тот столь медленно исполняет. А уж с каким наслаждением раскладывает Петушок свои самодельные продукты на все эти кабачки да одуванчики, на ивы да крапивы!  

Но радость его недолгой оказалась. Решил он обозреть итоги своей творческой деятельности, прогуляться, так сказать, по местам боевой и трудовой славы. Ну, идёт, ну смотрит, а итогов-то не видно. Как так!? Тут же – на этом вот месте, большую кучу плодов своих творческих усилий совсем недавно установил, а теперь нет даже следа! Озабоченный сим неприятным открытием, в пылу ещё более неприятных предчувствий, помчался Петушок дальше. И точно. Съел сад все его украшения и только пуще цветёт. Ах, так – возопил Петушок, – Ну тогда я тебя ещё сильней украшу! Вот тебе, вот, получай, получай! 

Притомился Петушок. Отдохнуть решил. А где отдохнуть? Уж не в этом ли теньке? Опять, что ли, очарованью поддаваться?! И сел он тогда на самом неудобном месте, которое только смог найти, ничего из садовых плодов есть не стал, из журчащих ручейков воду не пьёт – отдыхает. К новому бою готовится. Да что-то как-то в пустом желудке плохо его грозные боеприпасы вырабатываются.  

Затосковал Петушок. Захотелось ему обратно в родной курятник. Но без победы как возвращаться? Куры-то засмеют! Если они ещё там остались… Ко-ко-ко, как-как-как они там без меня? Торопиться обратно надо. Какой бы им гостинец принести, радостью их сердца чтоб наполнить? Нет, не гостинец это будет, а добыча. Боевой, грубо говоря, трофей.  

Прошёлся Петушок по протоптанным им давеча тропкам, по уютным тенистым полянкам и как бы ненароком, чрезвычайно случайно отхлебнул из ручейка вкусной водицы. Совсем случайно. Да много так, да с наслаждением. И понял, что бежать скорей отсюда надо. Мчаться! Стремглав! 

Уж как он, бедняга, помчался! Чуть было про трофей не забыл. Уже на самом краю сада вспомнил, схватил какое-то зёрнышко в клювик, да дальше побежал. Куда побежал? А не важно – куда. С перепугу КУДА – совсем не важно. Намного важней – ОТКУДА. Заблудился Петушок. Угодил ни то в степь, ни то в пустыню. И жажда его мучит, и голод терзает. А пернатый боец зёрнышко не ест. Бережёт.  

Сколько страданий претерпел Петушок, сколько соблазнов отринул, сколько житейских каверз одолел – про то отдельную поэму писать надо. Но достиг, всё же, порога родного курятника. Бросил он зёрнышко у своих ножек и призадумался. А зёрнышко своими озорными чешуйками так соблазнительно сверкает. Всякие гастрономические фантазии в голове возбуждает. Вознегодовал Петушок, и в гневе развернув к нему жерло своего орудия творческого труда, брызнул на зёрнышко капельку. Почему так мало? – Ну не было у него больше боеприпасов! С ужасом подумал Петушок, что и промахнуться ведь мог. Чем бы тогда зёрнышко мазюкал?! Кошмар! 

Отдохнул Петушок после своей, так тяжко давшейся ему, победы над зёрнышком и стал народ созывать: «Доблестные обитатели курятника! Ка-ка-какой трофей я с войны принёс!» Встрепенулся курятник: «Кто-кто-кто? Где-где? Как-как?» Увидали курицы Петушка и шум подняли: одни его бранят за то, что невесть где столько времени шлялся; другие рады-радёшеньки тому, что живой вернулся; третьи трофей ищут; четвёртые угощенье готовят.  

А Петушок, подбоченясь, объявляет: «Поглядите, ненаглядные дамы, какую какшку я в бою добыл!» А сам взглядом на зёрнышко указывает. Закудахтали курицы: "Так это же зёрнышко! Какой ты, Петушок, заботливый, отощал весь, а зёрнышко в курятник принёс! Мог ведь сам съесть, но соблазн преодолел!" 

Ближайшая же курица собралась было уже клюнуть зёрнышко, да только запах учуяла какой-то знакомый. «Эгей, Петушок, а зачем же ты обкакал зёрнышко?», – спросила наивная дама, на зная всей подоплёки. 

- Куры, вы и есть куры, – осерчал Петушок, – говорю же – какашка это. Вон запах какой противный излучает! 

- Ну да, запах и впрямь противный, – подтвердила наивная дама. 

- Хоть противный, зато родной, – заявила курица без гребешка, обнюхав трофей. 

- И всё-таки оно зёрнышко, – упрямо заявила курица без перьев. 

- Вечно ты поперёк норовишь, – принялась стыдить её курица без гребешка и, чтобы пресечь дальнейшие препирательства, шмякнула на зёрнышко увесистую вонючую-превонючую какашку.  

Уловив направление ветров общественного мнения, наивная дама проделала то же самое, а за ней и весь курятник. Теперь уже никто не мог утверждать, что эта вот вонючая гора является зёрнышком. Удовлетворённый таким единодушием, Петушок позволил себя накормить, напоить, спать уложить и т.д., как и полагается во всех порядочных сказках. 

В общем, жизнь пошла своим чередом. Но однажды Курица без перьев спросила: "Что же, эта гора так тут и будет стоять, место занимать? Давайте перенесём её куда подальше!" 

- Неразумное ты существо, – обрушил на неё укоризну Петушок, – мы теперь с этим злом бороться будем! 

- Как это? 

- А вот как! – ответил Петушок, – и принялся уязвлять гору клювиком. 

- Айдате над горой глумиться! – крикнула Курица без гребешка, восприняв такой оборот событий.  

Сбежались куры да разных сортов подростки на зов, поднялись на правое дело. Топчут гору, крыльями по ней бьют, клювики в неё вонзают. Петушок в сторонку отошёл, чтоб чуток отдохнуть, глянул мельком, да и замер в восхищении. Родная стихия! Аж прослезился от умиления! Вот она борьба со злом во всей своей красе! Вот оно величие правого дела! Вот его петушиное предназначение! Смысл жизни.  

Разворошённая куча дерьма наполнила курятник удушающим запахом. В борьбе со злом уже появились первые жертвы: некоторые куры и, особливо, цыплята, не выдерживали такой вони и теряли своё птичье сознание. Их срочно выносили из курятника на свежий воздух. В петушке же сей смрад будоражил воображение. Мысли его причудливо перепутались и продолжали перепутываться. Уже ему казалось, что он спаситель не только всего курячества, но даже всего птичества. Что завален весь мир мусором, а он, Петушок, возглавляет борьбу за чистоту, за свежесть, за красоту – ну, в общем, за всё хорошее, доброе, разумное, светлое. В этой борьбе ему судьбой (или какими-то высшими силами) дарован особый дар вырабатывать дерьмо в неимоверных количествах. И вот он вырабатывает дерьмо, разбрасывает его, раскидывает, распыляет, а мир от этого становится всё чище и чище, светлей и светлей. И т.д. и т.п. 

Очнулся Петушок уже на свежем воздухе, вне курятника. И, увы, вне столь заманчивых, возвышенных фантазий. Приглядевшись к своему жерлу, окончательно понял Петушок, где же он теперь находится. Ах, мечты, мечты!  

Вокруг Петушка корчились его соратники и соратницы в борьбе со злом. Кто-то лежал молча, кто-то стонал и противно кудахтал. Немного оклемавшись, предводитель пополз в сторону курятника. Когда он был почти у двери, навстречу ему вдруг помчался народ с воплями ужаса, растрёпанными перьями и окончательно вздыбленными гребешками. «Вы куда-хта-хта?!» – прошептал Петушок. Ему никто не ответил. Когда он, наконец, оказался внутри курятника, то застал там только Курицу без перьев. Она молча разевала клюв, и медленно водила головой из стороны в сторону, стоя пред средоточием зла. Посреди него торчал росток, увенчанный пёстрым цветком. 

Не успел Петушок осмыслить происшедшее, как снаружи курятника послышалось истерическое кудахтанье, перешедшее довольно быстро в, ни разу не слыханные Петушком, вопли ужаса. Петушковы соратники помчались обратно в курятник. Высунув глаз в окно, поскольку пробиться к двери не было никакой возможности, Петушок принялся обозревать доступную его взору часть внешнего пространства, в надежде обнаружить источник куриного ужаса.  

Что же увидел он? – Деревце. Обыкновенное деревце. Но ещё вчера его на этом месте не было. Откуда оно взялось? Петушок стал расспрашивать прибежавших соратников о причине их столь стремительного возвращения в это средоточие смрада. «О! Там такое, такое, о-го-го! Такое…», – причитали они, размахивая, измазанными во зле, крыльями. 

В отчаянии Петушок стал выкарабкиваться в окно. Измазав окончательно оконный проём всё тем же вездесущим злом, исцарапавшись, лишившись пары десятков перьев, он сумел-таки пробраться наружу.  

«Деревце…. Откуда оно здесь? Что происходит?» Терзаемый этими вопросами, волоча крылья, поковылял он в сторону деревца. Поднявшись на холм с внезапно появившимся на нём деревцем, Петушок обнаружил вдали какие-то заросли. «Когда же они успели вырасти? Неужели…, неужели это сад. Неужели это сад пришёл за мной? Что он от меня хочет?» Петушок оглянулся на курятник. Со стороны двери сад, оказывается, подступил совсем близко. Вот что так напугало и без того одуревших от вони птиц! 

Как мог, он, вяло маша крыльями, побежал к двери. Вошёл в курятник и услышал какие-то гневные выкрики. Прислушался. «Это она во всём виновата, бейте её!» – слышался охрипший голос Курицы без гребешка. Петушок залез на спины и головы стоящих впереди него птиц и увидел окружённую в центре курятника курицу без перьев. Толпа одобрительно ворчала. "Это из-за неё мы дышим этой вонью! Из-за неё на нас напали эти растения. Растерзайте её!" 

«И впрямь», – подумал Петушок, – "мне она тоже казалась всё время подозрительной. Так вот в чём, оказывается, дело. Ну, конечно! Она и виновата во всём! Вишь, перья отрасти не успевают! Неспроста ей перья народ выщипывает. Поделом!" 

Толпа, между тем, приступила к делу. Петушок выполз за дверь и опустился перед курятником. С наслаждением слушал он доносящиеся из его нутра вопли и прочие воинственные звуки. Потом всё это стало затихать и затихло совсем. Тишина. Удивительная сделалась тишина. Повеяло свежестью. В десяти шагах от Петушка излучали аромат всевозможные цветы, осторожно шелестели листья, зрели плоды. «Почему же так тихо?», – встревожился Петушок. 

Он заглянул в курятник. Оказалось, что у курицы без перьев нашлись сторонники и защитники. К тому же немалая часть птиц уже валялась без сознания, поверженная всё тем же растревоженным злом, и участия в прениях не принимала. 

Тут кто-то из толпы опрометчиво крикнул: "Изгнать их надо из курятника! Раз они с нашим обществом не считаются, то пусть сами отдельно поживут!" 

Петушок же, боясь опять одуреть и в столь ответственный для судьбы курятника момент оказаться без сознания, в глубь помещения входить не отваживался. Пока он переминался у входа, общество приняло решение. Пяток изгоев поплёлся страдать прямиком в разросшийся перед курятником сад. Вскоре после ухода, из сада послышались их восторженные восклицания. Одуревший от смрада остальной народ поплёлся проверить в чём там дело. К тому же – не хотелось победителям и дальше пребывать в своей опасной для здоровья цитадели. Потому подались на проверку все, кто ещё пребывал в хоть каком-то сознании. Им было ОТКУДА и КУДА идти.  

Нравственное разложение куриного общества свершилось стремительно. Позабыв свою куриную гордость, птицы принялись вдыхать садовые благоухания и поедать его изощрённые плоды. 

- Опомнитесь! Что вы делаете? – пытался увещевать их Петушок. Но, в очередной раз за этот день одурев (теперь уже от садовых ароматов), птицы вели себя крайне неразумно и Петушковых призывов не слушались. Тогда Петушок вернулся в курятник, нагрёб, сколько смог, зла, и понёс своё сокровище в сад. А там его недальновидные сородичи уже столпились перед огромной тыквой. Раскудахтались в восхищении. Смотреть противно! Петушок и не стал на них смотреть. Он просто вывалил на тыкву то, что принёс, и принялся с наслаждением размазывать вываленное по полированной поверхности тыквы. 

- Ты чего это, Петушок? – удивилась изгнанница – Курица без перьев. 

- И чего вы на это дерьмо уставились? – с издёвкой в голосе спросил собравшихся Петушок, закончив свою работу. 

- Но это же тыква! 

- Какая ещё тыква?! Ты, что ли, спятила, беспёрая? 

Пока они таким вот изящным манером вели полемику, остальные представители куриного племени быстренько разбежались по саду. – А чего такую белиберду слушать, когда вокруг столько интересного и вкусного? Беспёрая тоже замолкла и уходить начала.  

- Ты это куда? А дискутировать? Я ж не все свои доводы ещё изложил! 

- А мне твои доводы не интересны. Иди вон в курятник дискутировать – там ты понимание быстро найдёшь. 

Что ж – побрёл раздосадованный борец со злом в свою цитадель добродетели. И застал-таки там двух куриц: одну наивную, а другую без гребешка. Пожаловался он им на своих невежливых соплеменников и поддержку получил.  

- Да-а-а, погрязло наше общество во зле – самого Петушка уже ни во что не ставят! – возмутилась Курица без гребешка. 

- Ну мы-то здесь – в цитадели добродетели! Уж мы-то не позволим злу так нагло торжествовать! – оптимистически прокудахтала Наивная дама. 

Так и потекли их трудовые будни: ночью, тайком друг от дружки, они пробирались в сад, досыта наедались и напивались, а днём, переработав всё это в надлежащие полемические доводы, выплёскивали их на всевозможные плоды, которые приносили из сада (теперь уже явно) для честного и справедливого обсуждения их достоинств. Ну, например: 

- Какой же это баклажан?! – возмущалась Наивная дама, разглядывая предварительно обработанный только что ею кокосовый орех, – Это же какая-то каракатица! Ишь, баклажаном себя возомнила! 

- Мы тебя научим хорошим манерам, противная каракатица! – подхватывает Курица без гребешка. 

- Посмотрите только на эту грязнулю! Куда ты прёшь, дура, тут же порядочное общество! – раззадоривается Петушок. 

С каждым разом дело получалось всё лучше и лучше: какшки становились всё вонючестей и обильней, а доводы обвинителей всё справедливей и справедливей. 

Однажды, во время очередной победоносной разборки, на крыше послышался какой-то шум. Недоумённый Петушок вышел посмотреть: кто это посмел нарушить ход их священного ритуала? По крыше разгуливали три крупных птицы. С большим трудом Петушок распознал в одной из них бывшую курицу без перьев.  

- Неужто ты, беспёрая? 

- Ну да, я. 

- Что ты там делаешь? 

- Да, вот, показываю детям как мир устроен, какие в нём места есть. 

- А на крышу как забралась? 

- Хм?! Прилетела. Крылья-то у меня теперь – во! 

И расправила она свои крылья. Да такие они оказались красивые, сильные, что Петушок аж прослезился от восхищения. Но быстро опомнился. Негоже так расслабляться борцу со злом.  

- Слышь, Петушок, а вы тут так всё и занимаетесь своей ерундой? – продолжала, межу тем, пернатая красавица. 

- Ты о чём это? 

- Да о ваших идейных полемиках. 

- Ах, вот ты как! – рассердился Петушок. Жерло его рефлекторно чвыркнуло и выдало чрезвычайно вонючую лужицу. 

- Мама, а что это он делает? – спросила молодая курица. 

- Это он со злом борется. 

- А где оно? – спросил молодой петушок. 

- Он думает, что зло – это мы. 

- Какой он забавный, – заметил молодой петушок. 

- Ах, вы так! Ну, я вам сейчас устрою! Уж я вам покажу! Ах вы, грязные выродки! – разразился угрозами бессменный борец со злом. От волнения с ним сделались какие-то судороги и жерло его стало беспорядочно чвыркать, извергая новые порции ядовито воняющего вещества. Поскольку Петушок оказался в эпицентре этого стихийного бедствия, та первым и был им поражён. Голова у него закружилась, горло сдавило удушьем и он, вяло захлопав крыльями, шмякнулся в им же созданную лужу. 

- Мама, ему дурно! Он погибает! Его надо спасать! – запричитала молодая курица. 

- Дочь, невозможно спасти птицу от неё самой. Он же сам эту лужу сотворил. Нас хотел уязвить. Вот и пострадал сам от своих же действий. 

- Он говорил про каких-то грязных выродков. Это кто такие? 

- Мне кажется, что он имел в виду нас. 

- Но мы же не грязные, – недоумённо произнесла дочь оглядев себя и своих спутников, – а, вот, он как раз грязный. 

- Мама, может быть, мы ещё куда-нибудь полетим? Тут мне уже скучно стало, – спросил молодой петушок. 

- Да, и в самом деле, – откликнулась красавица, – полетим на Озеро. Там изумительной красоты вода: прозрачная, искрящаяся, таинственная! 

Они оттолкнулись от крыши курятника и взмыли в небо. Как легко махали они крыльями! Одурманенному Петушку показалось, что это он летит на встречу с высшими силами мирозданья, которые возложили на него тяжкую работу – бороться со злом во всём мире. И вот летит он, преисполненный гордости за честно выполненную работу. И т.д. и т.п. 

Очнулся он у садового родника. Соратницы вымыли его и напоили родниковой водой, что и привело спасителя мироздания в чувство. 

- Ух, ты! Очухался! Что же это с тобой приключилось, опора ты наша! – залопотала Наивная дама. 

- Ах, воздух-то какой! – разомлел Петушок, – …Что вы говорите? 

- Что с тобой приключилось, говорю, – повторила Наивная дама. 

- Приключилось-то? А вот что! Напали на меня злыдни из сада, обрушили на меня с крыши всякую вонючую пакость! Но я их, всё же, прогнал! Прогнал, можно сказать, рискуя жизнью. 

- Какой же ты у нас геройский Петушок! – заворковала Курица без гребешка. 

- Да уж точно! Несомненно! – подхватила Наивная дама, между делом скармливая Петушку садовые плоды: одни – освежающие рассудок, и другие – ободряющие тело. 

- Знаешь, что, Петушок, – заговорила Наивная дама, когда Петушок окончательно протрезвел, – а почему бы нам не усовершенствовать наши способы борьбы со злом? 

- Это как же? – насторожился Петушок. 

- А давай мы будем эти злостные плоды просто поедать, чтоб их меньше в мире становилось. 

- Мы их будем поедать, поедать! – возбуждённо подхватила это предложение Курица без гребешка. 

- Ха! Оно-то, зло, от нас такого хода и не ждёт! Ловко! – восхитился Петушок. 

- Так что, вперёд на борьбу со злом? – изготовившись к рывку, спросила Курица без гребешка. 

- Вперёд! – с пафосом воскликнул Петушок. 

И воспылала беспощадная борьба. Прежде чем съесть какую-нибудь травинку, они высказывали к ней своё отношение, гневно заклеймляли её справедливой критикой, выносили ей суровый приговор и тут же приводили его в исполнение путём поедания провинившегося плода. Но такая длительная процедура им быстро надоела и они разом приговорили весь сад к поеданию и совершенно легально, без всяких дальнейших объяснений, принялись вкушать наслаждения, садом щедро даруемые. Из этих событий Петушок вывел для себя жизненное правило: Не важно что и как есть на самом деле, не важно кто ты сам, а важно, во что бы то ни стало, при любых обстоятельствах, твердить о своей победе над злом, тогда что-нибудь да восторжествует! 

В незапамятные времена жил посреди Китая (который тогда назывался совсем по другому, но не в этом дело) некто Мунь Ди. Жил он так, как считал нужным (во всяком случае, старался так жить), о чём-то своём размышлял и в итоге пришёл к кое-каким выводам, которые изложил в самодельной книжке (которая была совсем не похожа на современные, но не в этом дело). Книжку эту понемногу переписывали, перечитывали и с течением времени она стала известна по всей стране. Когда же сам Мунь Ди, дожив до преклонных лет, всётаки, умер, слава о нём уже прочно утвердилась во всей стране. 

Прошла тысяча лет (может быть чуть больше или меньше, не в этом ведь дело) и в стране имя Мунь Ди стало уже легендарным, и чего только ему ни приписывали, каких только добродетелей ни присовокупляли, уж как только им ни восхищались, как только ни исхитрялись поставить его несмыш-лёной молодёжи в пример. Да и сама молодёжь не прочь была уподобиться Великому Мунь Ди. Они внимательно прочитывали его книжку, старательно вдумывались в её смысл и старались жить как там предписывалось (а, надо сказать, язык имеет свойство изменятся: к старым словам, с течением времени, присоединяются дополнительные значения, возникают новые слова, исчезают старые слова и т.п. и это уже существенно). Правда к тому времени накопилось немало (а, вообще-то, слишком много) всяких пояснений, толкований и прочих комментариев к книге Великого Мунь Ди (а, следует отметить, авторы толкований пишут о том как они сами понимают, то, что прочитали (и это тоже существенно)) которые нередко и читались легче, и понимались скорей, поскольку были написаны недавно (лет 200-300 назад) и язык этих произведений ещё действительно был понятен. 

Но вообще-то речь не о Мунь Ди, а о Лао Цзы, который жил в Китае в описываемое время (че-рез 1000 лет после Мунь Ди). Жил он так, как считал нужным (во всяком случае, старался так жить), о чём-то своём размышлял и в итоге пришёл к кое-каким выводам, которые не преминул изложить в са-модельной книге (говорят, будто его чуть ли не силой вынудили эту книгу написать, но это ведь не проверишь, потому что мы сами живём почти 3000 лет спустя после Лао Цзы (или 2700 лет спустя, или ещё как-то, но это не столь существенно)). Лао Цзы слушал то, что окружающие говорили о Мунь Ди, сопоставлял со своим опытом и удивлялся, потому что опыт говорил ему другое, иногда совсем не по-хожее на то, что говорили вокруг, иногда не совсем непохожее, иногда ему казалось, что они нечто су-щественное уловили, а иногда казалось, что говорящие уделяют внимание совершенно и чрезвычайно несущественному. Книга Лао Цзы постепенно становилась известной всё большему кругу людей и по-началу возмущала их тем, что в ней нигде не упоминается Мунь Ди. Но со временем к этой книге при-выкли, кого-то даже заинтересовал её автор и они пришли на него посмотреть. Поскольку у каждого из пришедших было представление о Великом Мунь Ди (у каждого своё, отличное от других (и это суще-ственно)), а Лао Цзы фактом написания своей книги претендовал на обладание Великим Знанием (ко-торым, как тогда в Китае считалось, обладал только Великий Мунь Ди (и это тоже существенно)), то они стали сравнивать Лао Цзы с Мунь Ди. Что-то им казалось схожим, что-то различным, но, в целом, Мунь Ди казался им значительно превосходящим своей мудростью этого самоуверенного Лао Цзы, но кое-чему они были бы не прочь у него научиться. Лао Цзы тоже был не прочь их чему-нибудь научить и поэтому предложил самое большее, что только мог предложить. Он предложил им жить рядом, чтобы они могли наблюдать за ним, работать вместе с ним и таким путём постичь нечто не вмещающееся в книги. Пришедшие заколебались, но, подумав, ответили, что они бы рады жить с Лао Цзы рядом, но у них дома коты не кормлены остались, поэтому они с болью в сердце вынуждены отказаться от такого предложения. И они разошлись по домам к своим не кормленным котам, а по пути рассуждали: "Какое, однако, у этого Лао Цзы большое самомнение, ведь он считает, что лучше разбирается в жизни, чем сам Великий Мунь Ди. 

Оставшись один, Лао Цзы думал об ушедших: "Какое, однако, у них большое самомнение, ведь они полагают, что умеют отличать существенное от несущественного!" 

А путники размышляли: "Если у кого и стоит учиться, то только у Великого Учителя, зачем тра-тить время попусту с незначительными учителями, что существенного они могут дать!" 

Оставшись один, Лао Цзы думал: "Какое у них, однако, огромное самомнение, ведь они хотят учиться только у Великого Учителя и не заботятся о том, чтобы быть достойными его, ведь чтобы иметь Великого Учителя надо самому быть Великим Учеником." 

А путники шли и размышляли: "Вот был бы здесь Великий Мунь Ди, он бы поставил на место этого выскочку!" 

А Лао Цзы думал об ушедших: "Встреться им сейчас на пути настоящий Мунь Ди, они бы его не узнали, ведь они его никогда не видели, не слышали, не осязали, не обоняли, он целиком ими приду-ман. Они знают, что могут безнаказанно сетовать о том, что Великого Мунь Ди нет рядом, они могут безнаказанно говорить о том, что хотят его встретить, потому что его нет и он им не встретится. А раз так, они могут спокойно кормить своих котов." 

Так Лао Цзы остался один со своим знанием. Но, возможно, это был совсем не Лао Цзы, к тому же, вполне возможно, что описанные события происходили совсем не в Китае, а где-нибудь ещё (для истории это, может быть, и важно, как это может быть важным для людей, кормящих котов, чтобы в спорах об исторической достоверности события похоронить суть самого события). Но в том, что они безусловно происходили, я не сомневаюсь, уж очень это в ладу с человеческой природой.