.
* * *
"Русь еще жива, Русь еще поет..."
(Из песни)
Оберег наденешь ты едва ли –
От чужих миндалевидных глаз –
Сколько б раз тебя ни убивали,
И ни предавали б сколько раз...
Не ходи ты ночью в сад заросший,
Бродят люди пришлых там кровей, –
Басурманин – парень-то хороший,
Только – ножик прячет в рукаве...
Ох, не пой им песен своих вьюжных,
Льстивых – южных – опасайся чар!
И не пей их сладких вин жемчужных –
Нарожаешь новых янычар!
Но – поёшь (на шее жилка – дрожью...),
Напрочь позабыв и Крым, и рым...
...Эту жилку сын твой смуглокожий –
Перережет ножиком кривым...
.
Не ангел я… Но иногда, ночами, крылья,
Вполне реально вырастают из спины,
Когда все чувственные грёзы, сделав былью,
Твой силуэт мне робко дарит свет луны.
Тогда взлетаю, словно ангел в поднебесье,
И для тебя ворую с неба жемчуг звёзд…
Дарю греховную любовь… и что-то бесье,
В волне горячей вожделенья, в счастье слёз…
И в море страсти, неги всхлип, звучит рефреном:
- Хочу! Хочу тебя! Люблю! Люблю, родной!..
И гулким эхом в замирающей вселенной…
- Родная, Милая…
- Люблю! Сегодня – мой!
Любовь и страсть – взамен исчезнувших галактик,
И ночь в друзьях, и мало нам, и мы опять…
Адепты опыта, всех «сатанинских» практик
Себя божественно дарить… и грешно брать.
Вижу, радость моя, снова ты входишь в дом.
Я сижу в кресле с газетою и котом.
Снится мне: снимаешь пальто, говоришь «привет».
Забываю, уже забыл, что тебя здесь нет.
Вся страна, мне казалось, прощалась тогда с тобой,
Пронесли под музыку твой молодой портрет.
Всё покрылось листвой, всё заросло травой,
Снилась музыка эта, только тебя в ней нет.
Вей, осенний ветер, свисти на скупой мотив.
Ты тихонько качаешься, голову обхватив,
Оттого что не мать, не жена, не жива,
Оттого что всегда остаются только одни слова.
Не страна, не радость, не перезвон в тишине,
Надеваешь пальто, тихо киваешь мне.
Замечаю, что в последних стихах
Часто, ближе к концу, возникают животные.
Возникают и не стыдятся.
Смешная в своей деловитости ворона,
Резвящаяся собака.
Стыдиться ли мне?
Прячусь в скорлупке дома, еду в метро,
Заглядываю в книги.
Стыд и срам – говорю себе.
Меня заберут и выведут в скучный двор,
Собака, старательно высунув язык, выведет что-то в бумагах,
Ворона в нехорошем мундире тяжело вздохнёт.
Доигрался, допрыгался.
Вот она, жизнь в ощущении ужаса,
Прикрывание своим человеческим.
Подцепил гулёну тучку
Месяц остреньким рожком,
Прогулялся с ней под ручку
Вдаль по звёздам босиком.
А она, красавцу рада
Захотела за моря,
Чтоб под южным звездопадом
В небо бросить якоря…
Но хитёр пройдоха месяц,
Заманив на сеновал,
С тучкой долго куролесил,
Тело девичье ласкал.
И насытившись пороком,
Смылся в дальние края,
А она согласно сроку
Родила себе дитя.
И теперь уже рассветом
Просыпается заря,
А папаши рядом нету…
Тучка с дочкой ждут зазря.
Не топи меня в Лете – реке ледяного забвенья.
Я гляжу на тебя, доверяя тебе одному.
Ты исполнишь приказ. Я охотно приму все мученья.
Я верней и покорней несчастной собачки Муму.
Жизнь такая, как есть – не пытайся ее приукрасить,
Утопи меня в море, в реке, утопи где-нибудь,
Но молю об одном – только в Лете – не надо, Герасим!
Если надо, убей, только все же – прошу – не забудь!
Я пойму, что так лучше. Я справлюсь со страхом и болью.
Лишь застынет в глазах удивленная серая грусть.
И огромной любовью – моей безответной любовью, -
Словно темной водой, леденящей водой, – захлебнусь.
Старый автобус
с вечерними лицами
Крутится глобус
под пальцами-птицами
Вам выходить? -
Я не помню… Наверное…
Тонкая нить
вяжет клеточки нервные
Время мелькает под веками
время скрипит человеками
Стукнут подковки
минут – опять мимо
Нет остановки
Усталые мимы
в тесном автобусном коконе
глобус вращается окнами
Мы – манекены. Мы не…
птицы в мелькающем сне
мысли, пропавшие вне –
точки на крошечном глобусе
тени в усталом автобусе.
Ось прогибается с хрустом
Место водителя пусто
По колее неподсвеченной
едет навек «обилеченный»
мир под названием Русь.
Вам выходить. – Я боюсь…
Перевёрнута страница,
Новый день, как новый год,
Сны свои скрывают лица
И надрывно быт зовёт.
Подуставшая кольчуга
Спрячет сердце, стиснув грудь,
Маску дряхлую я туго
Натяну и снова в путь.
В мире липких, лживых правил,
Я «решателем» проблем
Выживаю, коль оставил
Мне отец копьё и шлем.
Защищаю чьи-то замки,
Мельниц ровный строй круша,
Жизнь не выдвинешь за рамки
Глупой службы в «полгроша».
Позабыта Дульсинея,
Что была так горяча,
Умный Санчо вместе с нею
Обустроил свой очаг.
Росинант – моя лошадка,
Фыркнув на такую жизнь,
Обессилев, дремлет сладко
В простоте своей души...
Но пока есть "великаны"
И ещё не кончен бой,
Будут ныть на теле раны
И шататься мельниц строй.
