Еще бы Полгода пьянки,
Ни дня ни ногой
В сознание.
Пустые склянки...
И черти ведут дознание!
А у него...
У него жена – просто сучка,
Преуспела весьма,
Преуспела в искусстве случки.
Разминает башку в пальцах,
Озираясь тоскливо.
То ль чекушке шею свернуть,
То ли по пиву?
Почему не ломают дверь?
Понятые, соседи?
Третьи сутки в квартире зверь
Обезумев бредит.
Очень чувственны
- О-ля-ля!
В спальной скульптуры:
Два прохромленных кобеля
И любимой его
Натура.
Молитва
пропавших без вести на войне
В этот край земли ото всех краев
привела нас войны чересполосица,
чтоб испили мы кровь окрестных ручьев…
Помяни нас, матушка Богородица!
Мы ушли в трясинную глину болот,
но не стали камнями сердца.
В клинописных списках расстрелянных рот
помяни нас, матушка Богородица!
Всех, кто глазами цветов и камней
безмятежно в небо навечно смотрится,
материнским покровом окутай-согрей,
помяни нас, матушка Богородица!
Мы омыты слезами осенних дождей,
неутешных жен-матерей – все, как водится…
Их сиротскую долю ты пожалей,
помяни их, матушка Богородица!
Сквозь десятки лет, через тысячи дней
нас разбудит детская разноголосица…
Не забудь про наших внуков-детей,
помяни их, матушка Богородица!
30.01.11
Ладно, кору и урок он дал.
Вариант:
Ладное, нам кору и урок Мане он дал.
по дороге в Сайгон снег в ладони летит
льётся олово света на подрамник картин
из трёх Д на пути лишь кино-далматин
недосутпным щенком бьётся слово и лижет
чьи-то руки в которых поводья пути
лошадей переправ не меняют
где ленивые люди любят больше себя
запах трав и спиртовок горящих глазницы
детский домик серийно несбывшимся снится
под одним одеялом любовь и разлука
одиночество сукой из динамика льётся
унисексовой Slavы прикрывая зверька
и трясёт от святых и простым воздаётся
у стеклянных дождей отобрав провода
из зеркальных колодцев – предпоследнее да
там живет слякоть мира и больная звезда
променявшая небо на землю
Прожитых лет череда – не беда!
Капля пол-сотая. Златом. В расплав.
Здесь на ошибку не выдано прав.
Тело – на время, душа – навсегда!
Тени, вокзалы, костры, города.
Звонкая строчка – эпиграфом глав.
Прожитых лет череда – не беда!
Капля пол-сотая. Златом. В расплав.
Мудрость, покой, ибо жизнь – суета,
Бренность секунд. Небесам расплескав,
Слёзы и боль меркантильных подстав.
Нежностью – свет. И птенцы у гнезда.
Прожитых лет череда – не беда!
Заснеженный город нетающий город
я был тобой горд и я был с тобой молод
А ныне сквозь узкие прорези дней
смотрю на обломки дворов площадей
на серую россыпь безликих построек
на смрадные пятна реклам и помоек
Сквозь путаницу твоих улиц и лиц
всплывают провалы замерзших глазниц
как гнёзда давно уже вымерших птиц
их все еще ждут птицеловы
с силками над кашей перловой
в приюте на двадцать пять коек
А двадцать шестая теплеет едва
на белой подушке моя голова
Скоро и здесь тоже будет огонь
в дыму завитом исчезает блед конь
напрасно кричать и молиться «не тронь!»
Сестер вереницы костер под божницей
вдоль лестницы Якова цепью бойницы
И разум в свое отраженье глядится
под шорох опавших знамен и времен
Мелькает в метели пылающий трон
пока еще пуст
но и черт станет свят
за тонкой чертой невозврата назад…
Заснеженный город нетающий город
как слепок предсмертный страны и народа.
Когда закроется апрель листом последним календарным,
И будет маяться сирень на разговоре кулуарном
Двух повстречавшихся людей в словах смешных и непонятных,
И хрустнет ветка, а за ней – тревожный звук, ещё невнятный,
Оставит в памяти надлом из аромата и порыва,
Он будет спать, но день за днём срывать цветы в букет разрыва,
Порою дарим на излом себя и сетуем, но редко
Припоминаем первый звук – напрасно сломанная ветка.
