.
Одинокая за тридцать...
"...Любить бы ей, не жечь слезами душу. (...)
И губы – в кровь (...)
Сквозь зубы – всхлип…
Застывший в горле стон…
(...)
Тигрица… женщина… и мать...
Мурлычет…
Как котёнок белоснежный."
Эдуард (mirage)
-----------------
(Примечание автора:
«одно из ранних, переработанное...
пытался влезть в шкуру женщины…»)
...И – с левой – р-раз! –
Не в бровь, а в глаз,
В тот самый, что недавно был залечен…
С обеих рук –
За хуком – хук! -
Вновь бюллетень на месяц обеспечен…
«Любовь-морковь!..» –
Шмяк! – губы в кровь…
Ты перед кем ломаешься, в натуре?..
И зубы – кряк!
Ты сплюнь… приляг, -
Да, не хотел бы быть я в твоей шкуре…
И стон, и всхлип,
И в горле хрип…
Поспи, – я сон твой – так и быть, уж, – не нарушу…
Сказал – лежать!..
Спать!..
Не дрожать!..
И брось на жалость бить,
не жги слезами душу…
Перековал
вас стольких я! –
Злых, одиноких, диких –
в ласковых и нежных…
«Тигрица» – говоришь? –
Ты у меня
Котенком
замурлычешь
белоснежным…
.
стенанье стен стечёт под ливневый экстаз
ночного неба приютившего дорогу
через несущую китайскую как вечность
почти берлинскую опавшую как пыль
торонамоленную былями от плача
из веточек пробившихся сквозь камень
и через флойдовскую музыки святую
по ветру носом чую дух твой рядом
сквозь все немыслимые глупости преграды
мы будем рядом
иду на солнце под очками и на мир
в тени сворачиваю плазменную дулю
в кармане сердца
в обстрелах герцами обструкции комрадов
ты приручил словами пулю золотую
и я ей рада хоть таинственно ревную
к себе конечно же
наивно и опять
и небо падает сном облака на руки
дождями плачет
умоляя покачать
через промокшую китайскую насквозь
им никогда там не забить последний гвоздь
на разность скорости расхристанности пули
и не понять
когда их напрочь обманули
кусая локти друг у друга по ночам
и снова хочется
уткнуться и молчать
в плечо твоё
смотреть как лёд последний тает
октавиановой весне целуя ноги
Песком просыплется
Миражный караван
Тщета…
Сквозь талию часов песочных
Тепло…
Оранжево… для всех…
Кожуркой апельсинов сочных
Светила блики…
В сонных лужах…
На мокрой серости дороги
Нищета… бездушных тел…
Здесь стужа нзит
Забыты Боги
Лёд равнодуший, безразличий
Жалких стонов…
Обезличий…
Пустых глазниц…
Полу… оскалов полу… лиц
На полу… мордах
Полу… клонов …
И всем на всё – по барабану!
Нас – рать!
Продать,
Предать – нирваной…
Распять любовь и свет…
Христа!
А кровь с креста… из рваной раны – водица…
Тёплая…
С небес
Холста…
Как душ
В кювет
Умерших душ
На недо… лица
Смеётся бес…
- Бараны, право, только брать…
Холить свой прах… и жрать…
И злиться…
Но время мчит, баран хищнеет в дикой гонке
Жесточится лукавством воровски…
Ничтожит смыслы, искривляя взгляд ребёнка…
Чьё сердце мечется как шарик от пинг-понга
По клетке рёбер… разрываясь на куски…
И… мнений нет, и боль как нарко-ломка
В руинах совести стлевает недо-жизнь
Звон тишины дробит в щебенку перепонки
Изломом вакуума лживых дешевизн
Итог – не некто… пыль, ничто…
Из « ничего» не выйдет толк
Пробит в калибр-решето….
Изваян… монстр – барано-волк
Из чёрной эговости садо-мазо болью
Бездумным кредо недо… палача
С периферий маразмы тел влача
В миазмы ненависти сытых градов стольных…
В контраст гниющих изнутри Рублёвских вилл…
От вил…
Отца-пьянчуги…
Пары белых крыл…
Из детства пьющего взахлёб полёт с холма
И взбрыкивая ржущего нелепо…
И знающего мёд соседских слив…
В полночный вой…взрезая кобальт неба
Осенним клином обезглавленных молитв…
* * *
В отчаянной борьбе с самой собой дала,
Расслабившись на днях, обидную промашку.
И в голове теперь свистящая дыра,
И порвана в клочки любимая тельняшка.
С иллюзий резко сняв искристую вуаль,
Изнанки скверну жизнь мне разом показала,
Что правят всюду бал мутанты, дрянь и шваль,
И, чтобы не пропасть, не поднимай забрала.
Вокруг меня рычат шакалы злобных строк,
Ущербные, как пни, бездарные писаки.
Господь мне ниспослал неумолимый рок,
И тянется судьба от драки и до драки.
И пацифистов вой под полною луной -
Мол, хватит воевать, как ёжики в тумане -
Не может убедить уже рассудок мой.
Тельняшку жаль до слёз, но медь одна в кармане.
тебя нельзя предугадать
а и не стоит
седьмое чувство не мелеет
в ванне дней
и мне твой пульс как тик
последнего героя
романа века из промотанных
вестей
впиваясь в нежность как студент
в гранат подруги
а не миазмы составления
программ
я к вам пишу и бог заламывает
руки
молчит и плачет почему же
не ему
твои провалы лишь разгон
перед полётом
но градус боли не взирает
на посыл
мои слова порой невнятнее
болота
но это чтобы глаз дурной не
надкусил
что там метла иль баба ёжка
ступой старой
в твоих желаний белоснежный
монастырь
над облаками загремев под все
фанфары
крылатым городом лечу
а снизу мир
такой же маленький как свет
звезды полярной
у сердца спички где единственный
и сны
где бережет тебя зелёный плащ
весны
слова и сын не саксаул
а побратим
К***
Меня смутил высокий слог,
Не просто на него ответить –
Вы сочинили некролог,
А адресат на этом свете.
Кто вечный приобрел покой,
Расставшись с суетливым миром,
Ошибки больше никакой
Не совершит – ему кумиром
Легко взойти на пьедестал.
Живой там простоять не может
И часа – скажет, что устал,
Напьется или скорчит рожу….
Так эти колкие слова
Свидетельствуют – я жива.
Лесной король с оторванной рукой
Уткнулся в небо неподвижным взглядом,
Смешные гномы копошатся рядом,
И феи пляшут танец колдовской.
Две тысячи одиннадцатый год
Волшебный лес хранит свои загадки,
Блестят на солнце буки кожей гладкой,
И папоротник огненно цветет.
что снится рунам саксаула
в пустой обветренной степи
монгола вылитые скулы
из меди солнца
и следы
табуна птиц слетевших ввысь
пока лассо на гордой шее
не обречёт на пошлый твист
служебно верных приручений
не победить свободы зов
а может снится шум дождя
курган присыпанный и сила
которая в песок ушла
и никого не победила
и никому не помогла
и мать которая кормила
не полководца не врага
а долгожданное дитя
и как впервые приостыла
от черни ран
нельзя нельзя
укрыться ланью верной тени
столетья боли на крови
с любовью будут гнёзда вить
в пустыне города грачи
вернув тепло для меланхолий
мой луч умеет искривляться
рычащим стонам дураков
под гравитации порога
тот манускрипт не обманул
мне снишься ты и саксаул
оживший в листьях
мы станем матерью ему
чужим пророем норы лисьи
к дождям пророчества причислив
не встреч погасшую слезу
храня молочный зуб врага
в кармане облака
у мам
есть долг и право понимать
обвал обманов и обам
у пазух ветра а не бога
под шоколадный дым сигар
