Светлой памяти моих родных дедов:
Аникея, раскулаченного в 1930 г.,
расстрелянного в 1937г., и Архипа,
погибшего в ГУЛАГе на строительстве
г. Комсомольска-на-Амуре.
Мой дед Аникей – раскулачен.
Убить кулака – не злодейство.
Спасибо товарищу Сталину,
за наше бездедное детство!
И деда Архипа – замучил.
В ГУЛАГе, в тайге на Амуре.
Спасибо товарищу Сталину,
волку – в овечьей – шкуре!
Под мудрым водительством Сталина,
мы, выросли – волчьими – стаями.
Одни – без вины – стали зэками.
Другие, с виной, вертухаями.
За то – что детей – он нянчил,
на воле – в тюрьмах и в зоне,
спасибо, товарищу Сталину.
Вождю – и – вору в законе!
В стране и партийно, и правильно.
ГУЛАГ – безотказное средство.
Спасибо – товарищу Каину,
за – счастливое детство!
Светлых прядей ослепленье,
Взгляд – преданий целина.
Ещё чистое творенье,
Что росистая трава...
Вдоль фигуры оживленье,
Резвость – длинное сплетенье,
Словно в долах дерева
Извиваются слова,
Манят в рощу к провиденью,
К неразгаданному пенью.
Неотступна неба высь,
В жёлту вьюгу окунись!
04.09.09
1.
И мне приснилось, будто поутру
Какая-то бессмысленная сила
Меня, как лист осенний на ветру,
Невидимой стеною окружила.
И я, дрожа, намазал бутерброд
И съел, и вышел, и захлопнул двери,
И видел сон уже наоборот
(Себя не видя в нём, по крайней мере).
2.
Гремел салют и пышно распускал
Цветы свои, свои цвета и тени.
Вместить приезжих силился вокзал:
Они салют увидеть захотели.
Насмешливая тётка в пиджаке
Держала за руку зарёванное чадо.
«Любовь» – из искр сложилось вдалеке,
Но это ничего не означало.
3.
Муж обыскался бедную жену
В предпраздничной универмажной давке,
Сейчас, – он думал, – малость поднажму…,
Но нитки вдруг полезли и булавки,
Красивое бардовое пальто
На манекене страшно затрещало,
Не муж, – жена сказала, – ЗО-ЛО-ТО!
И в шею благодарно задышала.
4.
И я проснулся. Ты, моя жена,
Лежала рядом. В темноте белело
Пустое зеркало. Неспящая шпана
(Суббота, вспомнил) во дворе свистела.
Отдельно, внятно тикали часы,
Чужого света полоса лежала,
И темноту мою от этой полосы
Почти что ничего не отделяло.
Вот и жизнь показалась случайной.
Взять конфету и чаю налить,
И глотками горячими пить,
Телевизор переключая.
Говорят: холода, голода.
Я за чистую принял монету
Безучастную присказку эту,
С голубого экрана вода.
Так всю жизнь: невнимательно жил,
Потребляя и землю, и воздух.
Оглянулся – и синие звёзды,
Разучившись любить, полюбил.
Неизбежное зло
солнце пусти им в пустыни
первым дождём
после грозы
мир по колено
или по локти
когти твои
так красиво рисуют
руны дорог земли
Грог и глинтвейн
давно
но
тает волна
лучше вина
здесь не бывает
протуберанцы
тоже нужны
чтоб не ослепнуть
в окрике
лепо
склепы сменив на небо
в руки твои пропав
звёздно
добро неизбежно
прозой
нежность небрежная
яблоней снег облетел
и обнажилась завязь
так не хотелось прежде забот
дыма пускать огонь
солнцем внутри опаляясь
Всё верно или всё равно,
Мой месяц-друг меня покинул,
А город залезал в окно.
Так время спешное стремится
Ворваться внутрь и унять,
Взбить одеяло, простынь смять.
Но всё же, месяц, жаль мне, жаль,
Что ты слетел, и всё равнее
С моим сердечным твой хрусталь.
А раньше ночь была чернее,
И ты недвижимо висел
В мерцании летящих стрел.
Я помню, ты смотрела на дорогу,
Я за столом сидел
И чаю подливал, и тихий ветер
По радио бесцветно шелестел,
Пощёлкивал, убавила ты громкость,
И стало окончательно темно,
Лишь фонари немного освещали
Самих себя. Морозное окно
Для зренья оставляло амбразуру
В виде овала чёрного стекла,
Казалось – прикипеть бы насмерть
И всё смотреть, смотреть.
Никто не шёл. Зажглось нутро машины.
Сосед минуты три-четыре
Прогревал мотор,
Завёл, и долго, как во сне, поехал влево.
Снова всё счернело.
На подоконнике блестел вчерашний снег.
Я допивал уже шестую чашку,
Когда внезапно ты
Как будто тихо вскрикнула. Я тут же
Поспешно встал, обнял тебя за плечи
(Как мог, возможно, сделать кто другой: картинно, неумело).
Ты обернулась. Твои глаза блестели
От слёз.
И я, от предвкушенья чего-то настоящего,
Всё ближе, ближе, в сантиметре от,
Стоял, сжимая спинку стула, озарённый
Внезапным светом.
На вечерние смотрины
Приплывали
Облака.
Над берёзовою рощей
Застывали
Акварели,
На меня глядели птицы
Отрешённо,
Свысока.
Я смотрел на небеса –
А небеса в меня
Смотрели.
Надо мною
Глубиною
Небо,
Я лежу на дне,
И ни капельки не страшно –
Удержаться только мне бы
В предвечернем полумраке,
В этом тёплом майском дне,
Между тёплою травою
И бездонным
Тёплым
Небом.
Поплывёт закат по речке,
Как купалинский
Венок,
Загорятся в небе звёзды,
Майским вечером
Согреты,
Никого со мной –
И всё же
Я не буду одинок,
Будут мне шептать берёзы
Свои детские
Секреты…
Мне когда-нибудь исполнится.
Мне когда-нибудь,
Да вспомнится,
Как берёза поздним вечером
Над зеркальной гладью клонится,
Как она руками-ветками
К отраженью неба тянется...
Мне когда-нибудь,
Да вспомнится.
Мне когда-нибудь
Останется.