Где воду добывают как руду,
На раскаленной каменной Венере,
И я туда когда-нибудь уйду
(Перемещусь туда, по крайней мере).
Отчаянье лежит на дне морском.
На дне морском, и разглядишь едва ли,
Куда идёт бессмертье косяком,
Туда, куда – не знаем, не читали.
И после, в жар малиновых плавилен
Ступая за глотком чужой воды,
«Отчаянье…» Всё так, а я бессилен.
А ты бессмертна, и всесильна ты.
я ль на свете всех глупее
я ль...
ветер
летящий вдаль
ты передай тихих шагов звук
сердцем
если его защемить сильно
немилосердно
неуловимо
неконтролируемо
оно превращается в волка
снегом седых волхвов
мулатки души живой
боль
это где оседает муть
мы настоящие словно студень
в новый кому-то год
на раскалённой сковороде масла
вода шипит
и улетает в небо
ей не страшны
токи остуд
и выкрутасы веба
веры ущербность в том
что пресловутый бок
их нарисованных правил
правил как мог
а нужно бы как хотел
он же как нож
все разделил на части
если хороший достоин счастья
то почему любви
ищут сорвав запястья
и почему она
так же редка как яд
что между жертвой и палачом
кровью скрепивших Я
смертью сроднивших в братья
в бред распущу обойму
боли
АК в кусты брошу
прости
хороший
лживость д анайцев
ты...
Утро. Умытое солнце светом ласкает цветы.
Их поливаю под донце белых горшочков, просты
помыслы в час этот ранний -
надо сготовить обед, к солнцу сходить на свидание,
в вазу поставить букет – тот, что нарву по дороге
полем, заросшим травой... будут натружены ноги,
нет, пусть цветы за тропою так и растут...
Дача – прополка, поливка: репа, и лук, и морковь,
жжется бессильно крапивка, серп для нее уж готов!
Заросли чертополоха и молочая туда же.
Отдых на даче – неплохо, словно в сезон распродажи:
солнце – бесплатно, досыта, травы – росою умыты,
радуга в тучах сверкает, грядки – все тут.
Утро. Умытое солнце светом ласкает цветы...
День отряхнется, проснется. Лето. Июль. Где же ты?
*
пока они
как врач за голую зарплату
учитель за подложку одиночества
таксист за право есть купаты
проктолог за желанье непохожести
и робость не скатиться в геи
бродячий мент за кости власть
сны проституток после смены
седьмого юзера
прислуга в дорогих отелях
в еду плюющая у двери
за липкость ожиданий чаевых
как отбивные на тарелках
чужих дорог умов и трюков
пока они как инструмент
из стада своего
ломают нас
мир истончается как капелька росы
в аккорд последнего касанья
к корням роняющая небо
прошу
ломай меня
когда не грусть
а синяки уставшей злобы
меня как сивку укатают
**
и не уйду и не вернусь
тобой останусь
пуская в волокно волос
на всю поверхность кожи
анестезию дикой дрожи
и нам деревья запоют
сонату лунную
мы все наёмники могил
и помоги им помоги
меня ломая
не Ольга
не Татьяна
чуть другая
но
к вам дышу
хромой Пегас
нас снова вывезет из грязи
***
красиво жить не запретишь
а выживать красиво не научишь
когда жмут прутья в голове
ты это верно не поймешь
забрось все в сердца бардачок
и позабудь
ты был всегда
когда не знала и искала
сносила лбы
дороги
и личины
ты был всегда
единственным и лучшим
из эфы сделать макраме...
такие берега по мне
из необычно сумасшедших
ты никогда
запомни
никогда
не будешь временем прошедшим
по Стеньке шапка
волны по княжне
Не видя смотрит, замокревшим взглядом
Мир искажён за пеленою слёз…
В носу так щиплет, но… обидчик рядом
И пусть болит… не зареветь, не надо…
И виду не подать, не сморщить нос…
Беспечна Мариванна… красит губы
Ей не до них, ей замуж невтерпёж…
Плевать, что дошколята – злы и грубы,
Жестоки до того, что скалят зубы,
И доброты во многих – ни на грош…
А он стоит, плечом упёршись в стену,
В руке совок – другой стирает кровь…
Из ссадины… и пусть болит колено…
Ведь за спиной, его подружка Лена
Он за неё стоит…
И за любовь!
фонтан на площади
витраж подвижный неба
в нем облака умытые в лице
последней девочки которой на ночь сказку
не эмульгатором диснеевских раскрасок
а теплым голосом домашним перескажут
слегка уставшим и растрепанным от вспышки
тепла коротких замыканий из on-line
расскажут вечное про счастье до причастий
и обвенчаний перед словом и людьми
сминая голос на сюжетных поворотах
историй жизни опуская тень минора
и сцена взгляда и актриса у кровати
что ни дадут то принимают и играют
фонтан сливается и кажется вода
уже не время обречённое на память
а наши дети у которых возле капищ
забрали солнечность Ярила за кресты
фонтан в окошке остановки три минуты
автобус замер я пишу на стеклах тенью
стоят колеса только я упрямо еду
судьбой и крышей по касательной к тебе
как дух призывник от забора до обеда
ты столько лет с горой хлопочешь на руках
боясь в дороге расплескать её озера
из этих дней и снов в затяжку дышит город
ты обречен любимый просто обречен
на мир в себе и этот медленный успех
они не знают что красивая покорность
совсем не слабость а любовь уставших рек
под зеркалами белокаменного льда
тех городов где еще помнят вкус морошки
бросая капельки копеек в сны фонтанов
можно перекрыть шлюз
блюз перестебать в степ
нежно полюбить шлюх
выжать из песка хлеб
в памятник вдохнуть жизнь
плавить на струне медь
целовать в подол бриз
словом прикормить смерть
тверди объявить шах
матом приручить шох
кожу разорвать в кровь
и прикрыть щитом герб
герпес облизать днём
выняньчить щенка слов
в глаз им золотой сон
а стране угля – кул
это не стихи
мля
если оборвут взгляд
зелень на костры fool
у меня внутри кряк
якорям чужих слов
если не поймешь я
богу передам руль...
Подождали семеро одного меня
И пошли по косточкам разбирать:
Кто такой и откуда твоя родня,
И не пора ли тебя делить-раздевать.
Кто такой? Родился я там и там.
И родня моя там, только сам я – тут,
И привык я гулять по таким местам,
Там, где семеро одного не ждут.
А идите-ка вы, милые, не знаю, куда.
Ведь и сам уже не знаю, кто я такой,
Знаю только я, что вы – не моя беда,
А моя – на том берегу, вон, машет рукой…
Танцевала так ты в этом платье, котором,
Платье, в котором цветок выглядывал из цветка,
Как ты красива – смотрел и думал – как далека,
Так ты кружилась, сама становясь узором.
Всё пронеслось: застолье, и музыка, и такси,
В котором я погибал на твоих коленях,
Как ты могла за эти годы так расцвести,
Годы, в которые мы ничего не сумели.
Так ты говоришь – всё бессмысленно, жизнь жива.
Жизнь продолжает жить без тебя, так что же.
А за окном всё те же цветы, те кружева,
В жёлтом свету лицо твоё всё особеннее, всё строже.
