Летит со свистом время-кнут,
Нас выгоняя с выпаса.
Смиряться с тем, что промелькну -
Не стану. Накось, выкуси.

Потомкам Кинг оставит жуть,
Шанель – лосьон питательный...
А я стихами наслежу,
Чтоб вляпались читатели!

Как будто из былины или сна
Явилась и возвысилась главою
До облаков громадная сосна,
От основанья ствол ее раздвоен.
И кроной двуединою шумя,
Раскинулась шатром у края леса —
Прохладным среди огненного дня,
Его голубоватая завеса
Притягивает взгляд издалека,
И хочется войти под полог тени,
Но подожди, не двигайся пока
Не видят нас пугливые олени.

.

                       * * *

.

                                 Часы, постойте... здесь нельзя шуметь,
                                 Остановите шорох шестеренок
                                 И маятника блещущую медь,
                                 Быть может, незаметно, как ребенок,
                                 Уснувший под затейливый рассказ,
                                 Притихнет время, позабыв о нас.

                                 Замрет в зените беспечальный день,
                                 Шагнувший в август — к цинниям и астрам,
                                 И мы уйдем в мечтательную лень,
                                 Не ожидая злобного коварства
                                 Зимы, что обрывает лепестки
                                 И птичью трель, и нежный плеск реки…

                                 Лишь стены защищают как скала,
                                 И никуда не улетают птицы
                                 С обоев ярких. Рыцари стола —
                                 Подсвечники, не дремлют на границе
                                 Вне-временья. Не облетит цветок,
                                 Что перышком намечен между строк.

                                 Природе и рассудку вопреки,
                                 Цель всякого земного созиданья —
                                 Замедлить бег невидимой реки,
                                 Что приближает с вечностью свиданье.
                                 И тайная мечта часовщика —
                                 Часы, что будут отмерять века.

                                         Елена Ковалева (Evita)
                                         «В комнате»

.

Вне-временья не облетит цветок
из бедного невежества былого,
Что перышком намечен между строк –
появится и растворится снова.

И тайная мечта часовщика —
Посверкивая циркулем железным –
Часы, что будут отмерять века,
не внемля увереньям бесполезным.

Запущены моих друзей дела,
И никуда не улетают птицы,
и лишь, как прежде, девочки Дега —
Подсвечники, не дремлют на границе.

Замедлить бег невидимой реки,
нет в их домах ни музыки, ни пенья,
Природе и рассудку вопреки,
голубенькие оправляют перья.

Замрет в зените беспечальный день,
звучат шаги — мои друзья уходят.
И ты уйдешь в мечтательную лень,
той темноте за окнами угоден.

Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх
Что приближает с вечностью свиданье.
К предательству таинственная страсть —
Цель всякого земного созиданья.

Так призови меня и награди!
Не ожидая злобного коварства,
утешусь, прислонясь к твоей груди,
Шагнувши в август — к цинниям и астрам…

Даруй мне тишь твоих библиотек –
Остановите шорох шестеренок! –
и — мудрая — я позабуду всех,
Быть может, незаметно, как ребенок,

Уснувший под затейливый рассказ,
на том конце замедленного жеста
Притихнет время, позабыв о нас.
и ощутит сиротство, как блаженство.

.

Твои дома, Маттео Массагранде,
Погружены в томительную тайну —
Их залы, коридоры и веранды
Как будто бы готовы нам случайно
Ее открыть. Но сколько б ни старалась
Вглядеться в пыльный сумрак анфилады,
Лишь старых балок чувствую усталость,
Да изредка дыхание прохлады
С балкона и, конечно же, досаду
От вида недоступных перспектив,
Что взгляд уводят в направленьи сада,
Как будто еле слышимый мотив
И дразнит, и зовет покинуть плен
Так живописно обветшавших стен.

Едва дыша от злобы и тоски,
Импровизирую на чьих-то струнах…
Там, далеко, у медленной реки,
Замшелый камень в непонятных рунах.
Никто не знает, что там, сделка, спор?
А, может быть, сосед бранит соседа…
Но тот поэт, что навострил топор
И нацарапал, может быть, беседу
О вечности, о жизни, о любви,
О днях последних или о рожденье,
О смерти ли, о плоскости земли,
Он разве не достоин восхищенья?
Нет. Не достоин. Надо было хоть
Татарина у камня приколоть…

Распахнута в лето зеленая дверь,
Платаны и лавры пронизаны солнцем,
Под ними гуляет свободно, поверь,
Гривастый, с огромными крыльями, зверь
В компании с синим быком-иноходцем.
Они говорят на одном языке
И речи их музыкой кажутся странной,
Еще к ним приходит всегда налегке
В плаще белоснежном мечтательный странник.
Ах, если бы звуки их речи понять
И в сад — за порог обветшавшего дома,
Войти под сияние летнего дня…
Но двери распахнуты не для меня,
И мучает тайной язык незнакомый.

Ну вот. Финиш. Игры закончились.

И послевкусие от них какое-то неприятное осталось.

А как же иначе? Ведь товар был просрочен на год. Вот и подпортился.

Понюхаешь – вроде вполне съедобен. Но поешь – и блевать тянет.

И особо-то ругаться на результаты не приходится.

Наши заняли 5 место по золоту и 3 по общему медальному зачету.

А если бы девчонок-гимнасток не засудили, то и британцев бы обошли.

Но Грибоедов на то и классик, чтобы в корень зреть: “А судьи кто?”

Кто, кто? Конь в пальто! Полячка, украинка, хорватка, канадка, чешка…

Наши доброжелатели. Справедливые, объективные и аполитичные.

Но дело не только в этом.

Просто никакого праздника не получилось.

Пустые трибуны создавали какой-то апокалиптический фон, название “Токио-2020” вызывало ощущение попаданца в прошлое, а количество ЛГБТ-активистов среди спортсменов тоже напоминало о попаданцах, но уже в другом филологическом смысле.

И все это выглядело карикатурно.

С явно намеренным искажением привычных пропорций.

С нарушением устоявшейся гармонии.

С нескрываемой подначкой.

И вот Игры закончились.

Крепчающий маразм сменился вялотекущей шизофренией.

Посмотрим, что будет через 3 года в Париже!

Опасаюсь, что полузабытая фраза “Увидеть Париж и умереть”, станет не только изящным словесным парадоксом, но и самым настоящим руководством к действию...

Часы постойте... здесь нельзя шуметь,
Остановите тренье шестеренок
И маятника блещущую медь,
Быть может, незаметно, как ребенок,
Уснувший под затейливый рассказ,
Притихнет время, позабыв о нас.

Замрет в зените беспечальный день,
Шагнувший в август — к цинниям и астрам,
И мы уйдем в мечтательную лень,
Не ожидая злобного коварства
Зимы, что обрывает лепестки
И птичью трель, и нежный плеск реки…

Лишь стены защищают как скала,
И никуда не улетают птицы
С обоев ярких, рыцари стола —
Подсвечники, не дремлют на границе
Вне-временья. Не облетит цветок,
Что перышком начертан между строк.

Природе и рассудку вопреки,
Мечта и цель любого созиданья —
Замедлить бег невидимой реки,
Что приближает с вечностью свиданье.
И тайная мечта часовщика —
Создать часы, что будут бить века.

Какие страсти кипят вокруг Лии Ахеджаковой!

Бывшие мирные люди с пеной у рта доказывают или несгибаемую прямоту отважной актрисы, или непрошибаемость древней дурехи.
Народ разбился на два враждебных лагеря и ожесточенно роет окопы, минирует нейтральную полосу и соревнуется в идеологических диверсиях.

А комиссары в пыльных шлемах с обеих сторон подливают масло в разгорающееся пламя…
И плевать, что из-за горизонта торчат уши Третьей Мировой, что природа засрана до предпоследней крайности, что пандемия призраком бродит по Земле…
А пофиг!
Ахеджакова – форева!

День за днем мычание телячье...
А хотелось чтоб погорячей.
Как друзей получше рассобачить?
Надо им задать вопрос: “Крым чей?”

Мы себя привычно баламутим,
Аритмию чувствуя в груди...
В соцсетях кричим: “Изыди, Путин!”
И мечтаем шепотом: “Введи!”

“Все мы, все мы в этом мире тленны”?
Но на разум положив писюн,
Про актрису Лию непременно
Мы друг дружке врежем правду всю!
)

.

.

(На мотив «Течет реченька, да по песочечку...» в исполнении Дины Верни)

Течет реченька, ее тесные
Бережочки прячут,
Птица певчая – сердце женское –
Жалуется, плачет:

"...Где леса густы, реки где чисты,
Где луга покосны?.. –
Берега пусты, вышки да кресты,
«Зоны» да погосты…

Там, по берегам, шум стоял да гам –
Свадьбы-новоселья…
Нынче – глухо там, ветер по углам,
Горькое похмелье…

Парни-мальчики, кепки-маечки,
Первые любови…
Девки-мамочки, щечки-ямочки
Да платочки вдовьи…

Сгнил родимый дом, сгинул брат с отцом,
Пó свету скитаясь…
Тишь в краю родном, поселился в нем
Ласковый китаец…

Взвыл голодный волк, да и он – умолк…
Поросло всё былью…
что ж, начальнички, вы, охраннички,
Сделали с Сибирью?.."

Течет реченька мимо церковки –
Брошена, пустует...

Птица певчая – сердце женское
Плачет и тоскует…

Arifis - электронный арт-журнал