Arifis - электронный арт-журнал

. 

• «Fabulae» 

• » Форум 

• » Переводы 

2012-03-18 07:24:29 

Юрий Лукач  

Роберт Сервис (1874-1958) 

Бродяжья страсть 

Бродяжья страсть гнала меня, по всей земле швыряла, 

Отняв покой, достаток и уют; 

Я шёл туда, где копит смерть пустых пластов отвалы, 

К семи морям я пролагал маршрут. 

Как в Аризоне проклинал я красные пустыни! 

На скалах там -- забвения печать; 

Там, словно омут, тишина... но обречён доныне 

Бродяжью страсть, скитаясь, утолять. 

Жнец и скотник, я видел много зол! 

Швец и плотник, весь мир я обошёл! 

Только снова я поутру, друзья, 

За порог потихоньку шасть; 

Мы бросаем дома, 

Если сводит с ума 

Нас бродя-жья страсть. 

Бродяжья страсть дарила мне озноб и лихорадку, 

Выматывая душу и кишки; 

И мне по милости её пришлось совсем несладко, 

Но я шагал, рассудку вопреки. 

От пира жизни мне, увы, достались только крошки, 

Богатств не нажил, по земле снуя, 

Но вновь трубит её труба, и мне пора в дорожку -- 

Бродяжью страсть не одолею я. 

Кручи, мили, в пути за годом год! 

В тучах пыли, немало взял высот! 

Но опять бреду по горам, друзья, 

Где легко ни за чих пропасть; 

Не уйти из тенёт, 

Если гонит вперёд 

Нас бродя-жья страсть. 

Бродяжья страсть преподала мне тайные науки, 

Которых не познает домосед: 

Ползти по тундре ледяной, в кровь истирая руки, 

Где на три дня людей в округе нет; 

Жевать шнурки от мокасин, глотать сырую рыбу, 

Когда еды закончился припас; 

Чтоб эту царскую жратву мы оценить смогли бы, 

Бродяжья страсть проучит нас не раз. 

Снова эхо, урок её жесток, 

Злого смеха над осыпью дорог; 

Но беру с утра я рюкзак, друзья, 

Ухожу безвестности в пасть; 

Жизнь в дому не мила, 

Если в путь позвала 

Нас бродя-жья страсть. 

Бродяжья страсть меня крылом своим благословила 

И я, её восторженный слуга, 

Смотрел, как пламя брызжет вниз от Божьего светила, 

Потопом заливая берега. 

Стекало золото с небес, и я считал гинеи, 

Как жирный скряга около ларя, 

Но, раб свободы, никогда я не разбогатею, 

Бродяжью страсть за то благодаря. 

Луг, овраги, тебе весь мир как дом, 

Дух бродяги, и мы идём, идём; 

Разведу сейчас костерок, друзья, 

Чтоб за чаем судьбину клясть; 

Уж таков этот зов -- 

Гонит, грудь уколов, 

Нас бродя-жья страсть. 

Бродяжья страсть до смерти суждена мне; 

Лицом на север, к прошлому спиной 

Скользить по льду, карабкаться на камни 

В погоне за Незримою страной. 

Я волен, словно птица; случись же, что случится -- 

Душой клянусь, я всё приму сполна. 

Бродяжья страсть -- гонитель мой, 

Бродяжья страсть -- учитель мой, 

Шагну во тьму, когда велит она. 

Хлеба мякиш, какой в ночи покой! 

Небо настежь, до звёзд подать рукой! 

Ты поди угадай -- то ли райский край, 

То ли адская ждёт напасть? 

И тропу потому 

Я на веру приму... 

Эх, бродя-жья страсть! 

________ 

Оригинал: 

The Wanderlust 

The Wanderlust has lured me to the seven lonely seas, 

Has dumped me on the tailing-piles of dearth; 

The Wanderlust has haled me from the morris chairs of ease, 

Has hurled me to the ends of all the earth. 

How bitterly I've cursed it, oh, the Painted Desert knows, 

The wraithlike heights that hug the pallid plain, 

The all-but-fluid silence, – yet the longing grows and grows, 

And I've got to glut the Wanderlust again. 

Soldier, sailor, in what a plight I've been! 

Tinker, tailor, oh what a sight I've seen! 

And I'm hitting the trail in the morning, boys, 

And you won't see my heels for dust; 

For it's «all day» with you 

When you answer the cue 

Of the Wan-der-lust. 

The Wanderlust has got me . . . by the belly-aching fire, 

By the fever and the freezing and the pain; 

By the darkness that just drowns you, by the wail of home desire, 

I've tried to break the spell of it – in vain. 

Life might have been a feast for me, now there are only crumbs; 

In rags and tatters, beggar-wise I sit; 

Yet there's no rest or peace for me, imperious it drums, 

The Wanderlust, and I must follow it. 

Highway, by-way, many a mile I've done; 

Rare way, fair way, many a height I've won; 

But I'm pulling my freight in the morning, boys, 

And it's over the hills or bust; 

For there's never a cure 

When you list to the lure 

Of the Wan-der-lust. 

The Wanderlust has taught me . . . it has whispered to my heart 

Things all you stay-at-homes will never know. 

The white man and the savage are but three short days apart, 

Three days of cursing, crawling, doubt and woe. 

Then it's down to chewing muclucs, to the water you can eat, 

To fish you bolt with nose held in your hand. 

When you get right down to cases, it's King's Grub that rules the races, 

And the Wanderlust will help you understand. 

Haunting, taunting, that is the spell of it; 

Mocking, baulking, that is the hell of it; 

But I'll shoulder my pack in the morning, boys, 

And I'm going because I must; 

For it's so-long to all 

When you answer the call 

Of the Wan-der-lust. 

The Wanderlust has blest me . . . in a ragged blanket curled, 

I've watched the gulf of Heaven foam with stars; 

I've walked with eyes wide open to the wonder of the world, 

I've seen God's flood of glory burst its bars. 

I've seen the gold a-blinding in the riffles of the sky, 

Till I fancied me a bloated plutocrat; 

But I'm freedom's happy bond-slave, and I will be till I die, 

And I've got to thank the Wanderlust for that. 

Wild heart, child heart, all of the world your home. 

Glad heart, mad heart, what can you do but roam? 

Oh, I'll beat it once more in the morning, boys, 

With a pinch of tea and a crust; 

For you cannot deny 

When you hark to the cry 

Of the Wan-der-lust. 

The Wanderlust will claim me at the finish for its own. 

I'll turn my back on men and face the Pole. 

Beyond the Arctic outposts I will venture all alone; 

Some Never-never Land will be my goal. 

Thank God! there's none will miss me, for I've been a bird of flight; 

And in my moccasins I'll take my call; 

For the Wanderlust has ruled me, 

And the Wanderlust has schooled me, 

And I'm ready for the darkest trail of all. 

Grim land, dim land, oh, how the vastness calls! 

Far land, star land, oh, how the stillness falls! 

For you never can tell if it's heaven or hell, 

And I'm taking the trail on trust; 

But I haven't a doubt 

That my soul will leap out 

On its Wan-der-lust. 

________ 

КОММЕНТАРИИ: 

olkomkov  

Юрий, прочел, присвистывая от изумления на каждой строфе.  

Но вот одна строчка, кажется, вышла синтаксически некорректно: 

Чтоб эту царскую жратву мы оценить смогли бы ... 

«Чтоб» уже содержит сослагательное наклонение и со второй частицей «бы» не сочетается. Или это специальный эффект? Но, по-моему, звучит не очень. 

В остальном же – !!! (Пение дифирамбов оставим благодарным потомкам! ) 

________ 

Юрий Лукач  

Спасибо, Олег! 

Двойное «бы» мне кажется одной из дарованных нам свыше поэтических вольностей. 

Но еще помозгую над этими строчками. 

________ 

Андрей Кротков  

Юрий, как мне думается, вопросов нет – отлично! 

Я было разинул пасть на эту вещь – но закрыл со стуком... 

________ 

Юрий Лукач 

Андрей, спасибо за отзыв! 

Я тоже неделю ходил кругами, пока не поймал созвучие: the Wanderlust – бродяжья страсть. Тогда потихоньку пошло.  

________ 

Юрий Юрченко 

Не настолько владею английским, чтобы оценить, как этот текст звучит в оригинале, но, все же, мне кажется, вряд ли в задачу автора оригинального текста входило пародирование или перепевы старых советских (времен освоения целины, Дальнего Востока, Крайнего Севера и строительства БАМа) песен: 

Юрий Лукач написал: 

                          Бродяжья страсть гнала меня, по всей земле швыряла, 

                          Отняв покой, достаток и уют; 

                          Я шёл туда, где копит смерть пустых пластов отвалы, 

                          К семи морям я пролагал маршрут. 

_____ 

                          А жизнь меня по всей земле мотала, 

                          Под стук колес ко мне приходят сны. 

                          А мне всегда чего-то не хватало: 

                          Зимою – лета, осенью – весны. 

                                         (Тухманов/Харитонов) 

И дальше – те же перепевы десятков советских песен: слышите? – голос Л.Лещенко, поющего про радости таежных дорог, про героические «ползания по тундре ледяной», и про прочие романтические прелести бродяжьей жизни, открывающимся непоседам и недоступных «домоседам»: 

_____ 

Юрий Лукач написал: 

                          Бродяжья страсть до смерти суждена мне; 

                          Лицом на север, к прошлому спиной 

                          Скользить по льду, карабкаться на камни 

                          В погоне за Незримою страной. 

_____ 

                          Не ищем мы широкой протоптaнной дороги, 

                          Нас ждут лавины, горы и ледники. 

                          До старости осталось пока довольно много, 

                          А детство не вмещается в рюкзаки. 

                                         (Из сов. туристической песни 60-х) 

_________ 

Юрий Лукач написал: 

                          От пира жизни мне, увы, достались только крошки, 

                          Богатств не нажил, по земле снуя, 

                          Но вновь трубит её труба, и мне пора в дорожку -- 

                          Бродяжью страсть не одолею я. 

                          ……….. 

                          Бродяжья страсть преподала мне тайные науки, 

                          Которых не познает домосед: 

                          Ползти по тундре ледяной, в кровь истирая руки, 

                          Где на три дня людей в округе нет 

_____ 

                          За тысячу ветров, за синими горами 

                          Не ждем мы вас у дымовых костров ночных,- 

                          Вы все равно сбежите, домой сбежите к маме, 

                          А нам не надо спутников таких. 

                          Мы проживем без ваших пожеланий, 

                          Без ваших поучительных бесед. 

                          Сидите лучше дома на диване, 

                          Счастливо оставаться, домосед. 

                                         (Из сов. туристической песни 60-х – 70-х лет) 

______ 

Юрий Лукач написал: 

                          «Богатств не нажил, по земле снуя…» 

«По земле снуя» – по-моему, оч. плохо. 

_____ 

Юрий Лукач написал: 

                          «Жнец и скотник, я видел много зол! 

                          Швец и плотник, весь мир я обошёл! 

                          Только снова я поутру, друзья, 

                          За порог потихоньку шасть; 

                          Мы бросаем дома, 

                          Если сводит с ума 

                          Нас бродя-жья страсть.» 

На мой взгляд – плохие русские стихи. 

_______ 

Юрий Лукач написал: 

                          «Чтоб эту царскую жратву мы оценить смогли бы, 

                          Бродяжья страсть проучит нас не раз.» 

См. предыдущий комментарий 

______ 

Юрий Лукач написал: 

                          «Снова эхо, урок её жесток, 

                          Злого смеха над осыпью дорог; 

                          Но беру с утра я рюкзак, друзья, 

                          Ухожу безвестности в пасть; 

                          Жизнь в дому не мила, 

                          Если в путь позвала 

                          Нас бродя-жья страсть.» 

См. предыдущий комментарий 

________ 

Юрий Лукач написал: 

                          «Ты поди угадай -- то ли райский край» 

Есть устоявшееся выражение: «райский угол», но «райский край» – на мой взгляд звучит нелепо, да и просто по звуку нехорошо – царапает… 

________ 

Андрей Кротков 

Юрий Юрченко написал: 

«Не настолько владею английским, чтобы оценить, как этот текст звучит в оригинале, но, все же, мне кажется, вряд ли в задачу автора оригинального текста входило пародирование или перепевы старых советских (времен освоения целины, Дальнего Востока, Крайнего Севера и строительства БАМа) песен» 

______ 

Юрий, извините, что влезаю поперёк...  

В ваших наблюдениях есть доля истины. Но дело-то в том, что «пародист» Сервис жил и писал задолго до «пародируемых». Он совсем не классический поэт, для его речевого стиля характерна как раз такая простонародная сниженность в балладном духе – за что его и по сей день многие считают простецким и чуть ли не вульгарно-кабацким поэтом. Сравнение Сервиса с Киплингом – ни на чём не основанное броское выражение, ничего общего между ними нет. 

Северная романтика Сервиса и советская туристическая романтика работали, если так можно выразиться, на одном поле и на одном материальном субстрате. И нет ничего удивительного, что между ними имеется своего рода стилистическое родство – даже при полном отсутствии литературных взаимодействий (до 2000 года стихи Сервиса в переводе на русский язык не печатались). Стихи Сервиса, в русском переводе выглаженные до безликой среднелитературности, будут никакими. А тот стилистический пласт, о котором вы говорите, максимально близок к задаче перевода именно стихов Сервиса, но и его средствами эта задача не исчерпывается. Поэтому ощущение прямого сходства, которое у вас появилось – поверхностное и не совсем верное. На деле соотношение куда сложнее. 

________ 

Юрий Юрченко 

Андрей Кротков написал: 

дело-то в том, что «пародист» Сервис жил и писал задолго до «пародируемых». 

Не поверите, но я догадывался об этом, Андрей.  

Андрей Кротков написал: 

«Он совсем не классический поэт, для его речевого стиля характерна как раз такая простонародная сниженность в балладном духе... Сравнение Сервиса с Киплингом – ни на чём не основанное броское выражение, ничего общего между ними нет.» 

______ 

Наверное, Вы правы, но в русской версии Ю.Лукача, отнюдь не сходство с Киплингом режет глаз и слух, а – как я уже сказал – Тухманов/Харитонов и еще десятки советских туристически-геологически-романтических песен 60-х – 70-х лет о всяких «непоседах с рюкзаками», то есть то, что Вы называете «простонародной сниженностью в балладном духе». 

Андрей Кротков написал: 

«Северная романтика Сервиса и советская туристическая романтика работали, если так можно выразиться, на одном поле и на одном материальном субстрате. И нет ничего удивительного, что между ними имеется своего рода стилистическое родство» 

______ 

Удивительное – есть, и оно, прежде всего, в том, что автор «русской версии» текста настырно не хочет (или не способен) проверять себя на слух, и в рез-те, первое, что видит и слышит читатель – не нового, неизвестного ему англоязычного автора с присущей только ему индивидуальностью, но – набившие оскомину, заезженные и избитые мотивы и перепевы старых советских песен. «Приду домой – там ты сидишь», то есть – открыл канадского поэта в русском изложении, а там – тот же БАМ. 

Андрей Кротков написал: 

«Стихи Сервиса, в русском переводе выглаженные до безликой среднелитературности, будут никакими.» 

______ 

Так они и получились (на мой взгляд) в рез-те – никакими и безликими, такими же, как эти самые советские туристические песни, только те, все-таки, написаны были гораздо лучше, то есть поэзии там было побольше, «по земле снуя» и «райских краев» в них не было, как не было и таких «косяков», как  

                            "Снова эхо, урок её жесток, 

                            Злого смеха над осыпью дорог..." 

Андрей Кротков написал: 

«А тот стилистический пласт, о котором вы говорите, максимально близок к задаче перевода именно стихов Сервиса, но и его средствами эта задача не исчерпывается.» 

______ 

Какая бы ни была задача переводчика, прежде всего – это должны быть хорошие стихи на русском языке. Как справедливо заявил в полемике о проблемах перевода большой поклонник творчества Ю.Лукача Даня Коган: "Мне плевать на всяческие мелкие неточности, для меня главное – чтобы это были хорошие русские стихи!" 

Андрей Кротков написал: 

«Поэтому ощущение прямого сходства, которое у вас появилось – поверхностное и не совсем верное. На деле соотношение куда сложнее.» 

______ 

Этот аргумент оч. напоминает классическую ситуацию, когда муж приходит домой и видит то, что он видит. А жена ему: "Дорогой, это совсем не то, о чем ты подумал. То, что ты видишь – это поверхностно и не совсем верно. На деле же все не так однозначно..." 

Андрей Кротков 

Юрий, насчёт непосед с рюкзаками и БАМа вы явно преувеличиваете. У всей этой КСП-шной кукинско-визборовской лирики под гитару до сих пор есть свои поклонники (я не из их числа). Поэтические достоинства этой лирики обсуждать не стоит – по причине их отсутствия. Знамение времени, и не более того. Говоря, что «поэзии в них было побольше», вы опять преувеличиваете. Не может быть «побольше» того, чего нет вообще. 

А если бы вы основательно почитали северные стихи Сервиса в оригинале (предполагаю, ни в коем случае не навязываю вам это занятие), то с удивлением обнаружили бы в них знакомый мотив «за туманом и за запахом тайги», разве что поющийся под аккомпанемент «золотой лихорадки». Сервис не виноват, что «раскрыл» эту тему в другую эпоху, под несколько другим углом зрения, в несколько иной стилистике и на английском языке.  

И вы снова преувеличиваете, когда уподобляете стилистику данного перевода и других переводов из Сервиса советской КСП-шной стилистике. Понимаю – полемический перехлёст, заострение. В таком случае приходится пускать в ход полузапрещённый приём, известный под названием «Критикуете? Предлагайте!» Но не в смысле – переведите сами, а мы посмотрим, что у вас выйдет. В смысле – что бы вы могли предложить в стилистическом плане для данной работы, как вы это видите, хотя бы предположительно? Думаю, вы вряд ли сможете ответить, потому что в теории этот вопрос неразрешим. Разрешить его можно, только засев за перевод и получив результат. 

________ 

Юрий Юрченко 

Андрей Кротков написал: 

«Юрий, насчёт непосед с рюкзаками и БАМа вы явно преувеличиваете. У всей этой КСП-шной кукинско-визборовской лирики под гитару до сих пор есть свои поклонники (я не из их числа). Поэтические достоинства этой лирики обсуждать не стоит – по причине их отсутствия. Знамение времени, и не более того. Говоря, что «поэзии в них было побольше», вы опять преувеличиваете. Не может быть «побольше» того, чего нет вообще.» 

______ 

Да тут, как раз Вы «перехлестываете», Андрей. Я не любитель всей этой кээспэшной продукции, но утверждать, что там не было «никаких поэтических достоинств» я бы так категорически не стал. И в туристической теме подхалтуривали (часто) профессионалы, а мастерство, как известно, не пропьешь. Как бы там ни было, но рядом с рюкзаками и запахом тайги (тундры) Лукача – многие из старых «бамовских» песен показались мне высокой поэзией. То есть – с чем сравнивать.  

Андрей Кротков написал: 

«Сервис не виноват, что «раскрыл» эту тему в другую эпоху, под несколько другим углом зрения, в несколько иной стилистике и на английском языке.» 

______ 

О чем речь? Кто же Сервиса винит? Он написал и – написал, Бог с ним – он же не слышал ВизбораХаритоноваКуклинаКукина... Спрос – с переводчика, у которого всё это на слуху (во вс. сл., должно быть на слуху), и задача которого не сделать из канадца начала прошлого века – еще одного таежного романтика 60-х... Ни какого-то особого «другого угла зреничя», ни «несколько иной стилистики» я не заметил: та же псевдоромантика 60-х – 70-х, только, как я уже сказал, хуже (м.б., это и есть попытка "иной стилистики"?) 

Андрей Кротков написал: 

А если бы вы основательно почитали северные стихи Сервиса в оригинале, то с удивлением обнаружили бы в них знакомый мотив «за туманом и за запахом тайги». . . Что бы вы могли предложить в стилистическом плане для данной работы, как вы это видите, хотя бы предположительно? Думаю, вы вряд ли сможете ответить, потому что в теории этот вопрос неразрешим. Разрешить его можно, только засев за перевод и получив результат. 

______ 

А что тут «разрешать"? Если я вижу, что из канадского поэта ничего нельзя выжать, кроме "знакомого мотива "за туманом и за запахом тайги"», и ничего принципиально нового (индивидуального, отличающего его от других авторов) русскоязычный читатель здесь не услышит – я просто не буду его переводить. У нас «своего» такого добра – выше крыши, так ЗАЧЕМ??? 

________ 

Андрей Кротков 

Юрий Юрченко написал: 

«Если я вижу, что из канадского поэта ничего нельзя выжать, кроме «знакомого мотива "за туманом и за запахом тайги"», и ничего принципиально нового (индивидуального, отличающего его от других авторов) русскоязычный читатель здесь не услышит – я просто не буду его переводить. У нас «своего» такого добра – выше крыши, так ЗАЧЕМ???» 

______ 

Юрий, странно читать такие прямолинейные толкования. Вы же понимаете, что «знакомый мотив» – это не лейтмотив, и что англо-шотландец рубежа 19-20 веков не мог быть по духу ни советским интеллигентом с гитарой, ни романтическим комсомольцем. Вся его «романтика» (кстати, терпеть не могу это слово и производные от него) в поэтическом плане сугубо англосаксонская, индивидуалистическая, но без «бремени белых» и без имперско-визионерских восторгов. 

Насчёт «у нас своего такого добра выше крыши» – очень похоже на «у советских собственная гордость», нафига нам этот Сервис, когда у нас есть Лев Ошанин. У нас хватало другого добра – того, которое образует условный рифмоид со словом на букву «г». Если бы Сервис на поверку оказался предтечей поющей комсомолии того же уровня – никто из нас точно не стал бы его переводить. Полагаю, вы всё же чрезмерно настойчиво хотите опустить его до названного уровня, а обсуждаемый перевод – только повод, причём формальный. 

________ 

Юрий Лукач 

Андрей, вся абсурдность обсуждаемой «проблемы» становится очевидна, если задаться вопросом: а откуда собственно явилась на свет советская бардовская поэтика? 

Первыми, кто в СССР попытался воспеть «романтику тайги», были поэты известной в 20-е годы группы «Перевал». Когда уже стало ясно, что ее участникам грозит погром, они попытались реабилитироваться перед софьей власьевной, заявив в обращении «Наша заявка» о намерении отправиться на Ангарстрой и воспеть его. Однако, бдительные рапповские критики пресекли это поползновение, указав, что перевальцы норовят протащить на советское строительство дух золотой лихорадки. 

На сей раз рапповцы были правы, а перевальцы на 30 лет опередили время. В русской поэзии не сложилось традиции воспевания дальних странствий, зато русская культура давно впитала «литературу золотой лихорадки» – книги Брет Гарта, Джека Лондона, Луи Буссенара... И когда в послесталинскую эпоху возникла общественная потребность в такой поэзии, клише для нее уже были готовы. Если бардовская песня в целом выросла из жестокого романса начала прошлого века, то ее таежно-романтическая часть осваивала преимущественно американский опыт (так же, как ранняя советская героика росла из Киплинга в тогдашнем его понимании, о чем уже написаны тома исследований). 

Так что мы имеем дело с очередным вывертом постсоветской культуры. К нам с большим опозданием приходит поэт (вернее, мы его приводим в Россию), чье творчество было предшественником и косвенным родителем бардовской романтики. И не важно, что наши барды с его творчеством не могли быть знакомы. Они впитали те же флюиды, что и Сервис, но вложили их в слово в меру своего умения и советского воспитания. 

Думаю, что читателю тут будет интересен именно контраст: слишком очевидны отличия и мировоззрения, и формального мастерства Сервиса от «романтиков тайги» при внешнем сходстве поэтических средств. Но это, конечно, относится только к вдумчивому и объективному читателю.  

________ 

Андрей Кротков 

К числу «источников жанра» надо приплюсовать ещё Джеймса Кервуда – которого, в отличие от Сервиса, в СССР не запретили и в 1920-х обильно издавали. И кучку поэтов из журнала New Masses – тех, которые были наименее большевизированы и наиболее богемны; их вирши в СССР тоже просачивались. 

А что касается сравнения поэтических достоинств продукции RWS и КСП – то говорить не о чем, поскольку КСП в своём весе на ринг выйти просто не сможет. Нокаут последует на первой секунде первого раунда. 

________ 

Юрий Юрченко 

Андрей Кротков написал: 

«Юрий, странно читать такие прямолинейные толкования. Вы же понимаете, что «знакомый мотив» – это не лейтмотив, и что англо-шотландец рубежа 19-20 веков не мог быть по духу ни советским интеллигентом с гитарой, ни романтическим комсомольцем. Вся его «романтика» (кстати, терпеть не могу это слово и производные от него) в поэтическом плане сугубо англосаксонская, индивидуалистическая, но без «бремени белых» и без имперско-визионерских восторгов. 

Насчёт «у нас своего такого добра выше крыши» – очень похоже на «у советских собственная гордость», нафига нам этот Сервис, когда у нас есть Лев Ошанин. » 

______ 

Андрей, еще раз: ПРИ ЧЕМ ТУТ СЕРВИС?? Проблема в переводчике: русский текст (на мой взгляд) очень неудачен, язык (словарь) и все формальные признаки советской туристическо-романтической риторики так въелись в автора русской версии, что за ними канадского поэта не разглядеть. 

________ 

Юрий Лукач 

Зачем столько слов, чтобы изложить свой опрометчивый взгляд? 

Тут, конечно, нет марфуток с михрютками, дорогих «поэту» Юрченко... 

Суть скрижали, богоданной 

на Синае в оны дни: 

чем бездарней графоманы, 

тем настырнее они! 

__________ 

Даниэль Коган 

Юрий Юрченко написал: 

«Если я вижу, что из канадского поэта ничего нельзя выжать, кроме «знакомого мотива "за туманом и за запахом тайги"», и ничего принципиально нового (индивидуального, отличающего его от других авторов) русскоязычный читатель здесь не услышит – я просто не буду его переводить. У нас «своего» такого добра – выше крыши, так ЗАЧЕМ???» 

______ 

.Похоже, мы тут имеем дело с великим специалистом по выжиманию поэтов. Прям какая-то ходячая поэтовыжималка. И результаты этого выжимания, что характерно, тоже известны. Выжимки из Верлена, Рильке и других классиков мы уже наблюдали. Их поэтический уровень почему-то ничуть не отличается от михрюток с миклухами собственного г-на Юрченко изготовления. Точно такое-же убожество, косноязычие и пошлость. 

_____________ 

Андрей Кротков 

Юрий Юрченко написал: 

«Андрей, еще раз: ПРИ ЧЕМ ТУТ СЕРВИС?? Проблема в переводчике: русский текст (на мой взгляд) очень неудачен, язык (словарь) и все формальные признаки советской туристическо-романтической риторики так въелись в автора русской версии, что за ними канадского поэта не разглядеть» 

________ 

Юрий, предположим, что так. Я с вами заспорил не из групповой солидарности ("Пионеры наших бьют!"), а потому, что ваш упрёк в «советской романтической риторике» представляется мне не вполне убедительным, натянутым. Выход только один: сделать другой перевод, в котором этой риторики быть не должно. 

К слову: в русской классической поэзии романтика дальних странствий отсутствовала наверняка и потому, что в России загреметь «за туманом и за запахом тайги» можно было очень легко, надолго и за казённый счёт. Путешествие Онегина, мятлевская мадам Курдюкова – вот, пожалуй, и всё. Изысканные жирафы Гумилёва слишком припозднились. 

Помню, лежу я на каталке в полутемном больничном коридоре. Вечер, часов 11, меня только что зашили после родов (семь съемных швов, не считая несъемных, две недели нельзя сидеть). Рядом никого, сдохнешь – хватятся не сразу. Рожала я сутки, ела в последний раз холодную манную кашу в 9 утра (между схватками). Потом за весь день сгрызла небольшую шоколадку. А накануне родов еще и «разгружалась» – набрала лишний вес (каких-нибудь 200 г сверх нормы – во мне всего-то было около 60 кг вместе с ребенком!). Сил никаких. Да предыдущая ночь почти без сна. Лежу, «плыву», «проваливаюсь»… И тут подходит ко мне маленькая такая старушечка-санитарка, с ведром и шваброй.  

– Ну, как ты, миленькая? Кушать, небось, хочешь? 

– Хочу! 

– Там булочка осталась и молочко, принести тебе? 

– Да! 

И вот жую я эту булку и запиваю молоком, лежа, кое-как повернувшись на бок… И до сих пор я бесконечно благодарна за заботу этой старой женщине, «не по службе, а по душе» помогавшей людям… 

Потом обо мне вспомнили, перевезли меня в другой коридор (да, в восьмидесятые рожениц было больше, чем мест в палатах) и кое-как свалили на продавленную раскладушку. Это было уже ближе к 12 ночи. 

…А утром, часов в 5, нас разбудили медсестры и велели идти в процедурный кабинет на анализы. Но, чтобы идти, требовалось встать. А это было непросто. Кое-как, перекатываясь, почти падая на пол (садиться-то нельзя, чтобы швы не разошлись!), встала. Шатает, конечно, но как-то поползла. Шествие пошатывающихся рваных халатов с торчащими из-под них рубахами на голых ногах в больничных шлепанцах, «увенчанных» разномастными всклокоченными головами… А один из халатов качался-качался, да и рухнул. Ну, потеряла сознание измученная девушка, что ты будешь делать! И как вы думаете, кто бросился ее поднимать? Да, именно она, старенькая санитарка (жила она там, что ли, в этом роддоме?). Баба Нюра. Тихая, безотказная, кроткая. Святая женщина… 

........................................................................... 

........................................................................... 

…Да не плачу я, Коленька! Просто не заснуть никак. А слезоньки мои давно кончились. Наплакалась я за жизнь-то. А помню все. И как мы с тобой до войны душа в душу жили. И как ты на фронт уходил, нас с Варенькой одних оставил. Уходя, говорил: “Не плачь, Нюрочка! Я скоро вернусь, и заживем мы с тобой лучше прежнего!”  

Ох, и страшно же мне тогда было, ох, и страшно! В деревне – только бабы с ребятами да старики. А по дороге, что рядом с деревней, солдатики наши потянулись, усталые, злые, голодные. Грузовики, орудия, раненые. И беженцы. А когда фронт уж совсем близко подошел, бабы, что покрепче, решили уходить. А я-то на сносях была, да Варенька малая – далеко ли уйдет! Ну, уговорили меня соседки. Нас с Варюхой на телегу посадили, еще с ребятней. Поехали... Да как эти супостаты налетели – забыть бы, да не забывается!!! За бабами да за ребятишками на своих самолетах чуть не у самой земли гонялись, скалились и стреляли, стреляли и скалились!.. Ох-ох-ох!.. 

И зачем только я тогда живая осталась! И Вареньку не уберегла, и сыночка нашего на той дороге потеряла…  

Вот когда я, Коленька, наплакалась-то, ой, наплакалась! Думала: “Всё, зачем мне теперь жить на белом свете?!” 

Нашлись добрые люди, отходили, отогрели, не дали дурехе помереть, к делу приставили. Стала я за ранеными солдатиками ходить. С ними и из окружения выходила, а потом сама на фронт попросилась. Про себя-то, – веришь? – думала: “А вдруг где Коленьку своего встречу? Вот счастье-то будет!”… 

Так санитаркой всю войну и прошла. Сейчас думаю: и откуда силы-то брались – мужиков раненых волочить? Да ведь брались же! 

А уж когда война кончилась, одна мысль была – Коленька! Опять помогли добрые люди: написали, куда надо. Пришла бумага: лежит мой Коленька, израненный весь, в Ленинграде, в медицинской академии. Поехала, нет, на крыльях полетела! Живой!!! Счастье-то какое!  

Так возле тебя и осталась в энтой академии санитаркой. Спасибо, комнатку мне дали, потом тебя туда перевезли. Выхаживала я тебя, выхаживала, да не выходила. Чем я Бога прогневила, что последнее у меня отнял… И осталась мне от тебя только эта вот фотокарточка – красивый ты на ней, веселый, в пилоточке да с медалями. Соколик мой родненькой!.. Не плачу я, Коленька, не плачу... 

Ну, а потом… Что ж … Деревню нашу в войну спалили, родни никого… Так я в Ленинграде и живу. Почитай, уж больше тридцати годков. За твоей могилкой присматриваю. В роддоме вот работаю. Девоньки детишек рожают. А я смотрю и думаю: “Вот ведь и Варенька моя могла бы деток нарожать, нам с тобой на радость!” Да, видать, не судьба… 

А тем, кто рожает, бывает, очень тяжко приходится. И жалко мне их, и помочь всем хочется. А как же! Кабы добрые люди друг другу не помогали, и жизни бы никакой не было!..