Поэзия – игорный дом.
Где слово разменяв удачно,
Поэт на мир взирает мрачно,
Превознося Содом.
Поэзия – игорный дом
Где рифма служкою батрачит,
Где честность обзывают клячей.
Талант- холуй, пардон.
Поэзия – игорный дом
Где на столе гордыня пляшет,
А муза чем наглей, тем краше.
Где память греют льдом.
Поэзия – публичный дом
Где ставят ложе от Прокруста
Для зарождения искусства.
Где истину в поддон.
Смешаю тушь китайскую с тоской,
Чуть нежности добавлю, чтобы цвета
Был тон теплей. Пусть плавность пируэтов
Пера по светлой глади меловой
Вернет давно потерянный покой
И станет на сомнения ответом.
Но в каждом знаке видятся приметы
Знакомых черт и ясный образ твой
Тревожит так, что кажется: ресницы,
Как крылья мотыльковые легки,
Невидимо касаются щеки….
И вот уже летит за край страницы
Строка, и знаки гибнут, как полки
Австрийцев на полях Аустерлица.
К горизонту уходят мечты кораблями,
но увидеть рассвет суждено только лучшей.
Не все тучи когда-то прольются дождями,
но любой из дождей был когда-то тучей.
Из похода вернулись слова бумерангами,
но осталось в живых лишь одно из семи.
Не все люди когда-нибудь станут ангелами,
но все ангелы были когда-то людьми.
Каждый день засыпает прямыми вопросами...
Наши ангелы – сущие дети, пойми.
Не все ангелы были когда-то взрослыми,
но все взрослые были когда-то детьми.
Исправленный, после замечаний.
Когда ты умрёшь, то тебя порастащат
Бабы твои на стихи и слова
И бережно так в нафталиновый ящик
Задвинут. Шавкою сделают льва.
Когда ты умрёшь, то каждая скажет:
«Он только мой, никому не отдам.»
По вкусу оденут, мистерии в раже
Устроят и поползут по следам.
Когда ты умрёшь, то каждая сможет
Воздвигнуть храм, написать статьи.
А ты же не сможешь хлестать их по рожам
Словами на вылет и материть.
Когда ты умрёшь.., но ты, кажется, умер.
На сценах рыдают, за сценами пьют.
И только в стихах твоих слышится зуммер
Души, презиравшей любовный уют.
.
* * *
Всё уже было. Написано ль, сказано…
Всё уже было, не плачь…
Жизнь одинакова – мы с тобой разные, –
Главная из незадач.
Все уже было. И наша история
Тоже была много раз…
Клоун на гвоздике, осень за шторою...
Свет так же медленно гас.
Так же какой-нибудь пра-прародитель мой
Жил – огород городил,
И – вот такою же ночью мучительной –
Те же слова находил…
.
привязывая к трону королеву
нас сожгут на бенгальских кострах
в листопаде долгов и квитанций
лгать тебе не смогу
и казаться
буду страшной как мир на пиру
у чумы клубняка бледных игр
генералов пропитых сортиров
ты же больше
тепла и стихов
любишь шторы и старые раны
извращений доверчивых слуг
страшных слов из проснувшейся в ванной
теплой ночи
встречая их там где они настоящие
снег
отогреть как собаку с мороза
их броню нежным рыком от волка
заводя тень предсердия слева
королеву опять развязав
и пусть валит себе по-английски
В подвале дома сдохла мышь,
с собой покончило искусство,
и у меня такое чувство,
что изменяет мне Париж,
что не меня ты ждёшь к обеду,
вздыхая сидя у стола...
Я, может, вовсе не приеду,
но как хочу, чтоб ты ждала!
я родилась
с полынным запахом победы
под цифрой 29
для Тебя...
мы забира*ем время из зеркал
затоптанных чужими сапогами
в подземку неба
тем кому оно принадлежало
возвращая
забытой simкой выпущенных птиц
для перелётного транзита чистоты
в разбитом небе перечеркивая плен
под сны ионов
умыв солярис материнским молоком
из новогодних расщеплений дежавю
я собираю в альвеолы дым признаний
произнесенных на предвыборных галерах
последней власти
я узнавала
все не просто хорошо
необратимо
я разложу как Пифагор твой телефон
и выужу штрихкодовость прорыва
под фон сверхновой
отказавшейся от взрыва
и завернувшей за сметаной в гастроном
