Как прекрасно оно, постоянство веселья и грязи!
Из безбрежного сумрака выхода, кажется, нет.
Не пылают цветы на потрескавшемся диабазе,
Не спешит в магазин захлебнувшийся водкой поэт.
Переполненный влагою воздух, густой и тягучий,
Разливаясь по Невскому, плавно течет за Финбан,
Над Васильевским зреет огромная черная туча,
И ползет с Петроградки на Стрелку холодный туман.
Очевидцы потопа теряют последние силы,
Из распахнутых окон летит аромат огурцов,
Рыжеусые дворники роют повсюду могилы
Для уткнувшихся в низкое небо живых мертвецов.
Вздрогнет вдруг Петропавловка, ангел на шпиле качнется,
Из-под мраморных досок послышится ропот царей,
Встанет страшный шемякинский Петр, тяжело отряхнется
И пойдет на Дворцовую палкой гонять голубей…
Чёрная река
Выше облаков
Дышит в берегах
Вековечных льдов.
Чем же та река
В блёстках огоньков
Держит моряка
С силою оков?
Из сарыни был
Вытолкнут под смех,
Вдохновенно плыл
С верою в успех.
А вокруг тростник,
Рослый, как бамбук,
Вдруг – далёкий крик
Или странный стук.
Можно книгу дней
Вспять перелистать:
Топь, трава на ней -
Некуда пристать.
Новый мир предстал:
Старая земля.
Падал здесь Тантал,
Глине след даря.
Над безводьем пух
В сушащих ветрах.
Быстро росный дух
Тает в черепках.
Частично замусорив площадь балкона,
Осыпались листья оранжевой масти,
И тополь отныне лишен балахона,
И крона кленовая неба не застит.
А в небе летают лишь божьи коровки,
Которых соседка сегодня травила,
Да дождик нелепый и даже неловкий
Неровно стучит по карнизам унылым!
Огромных пустынных домов каравеллы
Заброшены штормом в раскисшую глину,
И кранов костлявые мачты и стрелы
Флажками краснеют, как гроздья рябины...
Грустить я совсем не желаю, а то ведь
Преломятся мысли в неправильной призме –
Я буду стирать, убирать, и готовить,
И в серое небо смотреть с оптимизмом!
Как славно, что кризисы косят и кризы,
И хочется верить с надеждой, что где-то
Под грохот осенних дождей по карнизам
Сживают поэты поэтов со света!
Небеса надо мной, голубеют как лён.
Листопад кружит листья осенние.
Я – с тобой. И янтарный клён,
нам читает стихи Есенина.
На вислых губах солонеет засохшая пена,
Копытами, сбитыми в хлам, шевеля с неохотой,
Трусит Росинант по исхоженным тропам Вселенной,
Неся на себе погруженного в сон Дон-Кихота.
Слегка поотстав, как любому ослу подобает,
С мешком на боку и с копьем на другом для баланса,
Ушастый и серый без имени мелко шагает,
Везя за хозяином глухо поющего Пансу.
Унылый пейзаж, припорошенный тленом и пылью –
Нельзя различить по приметам ни годы, ни страны,
Но если взметнутся над плоскостью чьи-нибудь крылья,
Идальго проснется и снова убьёт Великана.
Белых облаков плывут стада,
дышет поле запахом навоза
мне в лицо, не ведая стыда.
В этом и поэзия, и проза.
Я иду, с собою прихватив
купленный рулон в универмаге,
прямо в поле утолить позыв -
время след оставить на бумаге.
