Arifis - электронный арт-журнал

- Ой, Лерка, привет! Проходи! Ты где пропадала целый месяц? Загорела-то как! Здорово, что ты зашла! А наши разбежались кто куда, сижу одна... Ну как ты?  

- Я в парикмахерскую. Мимо шла, думаю, загляну на минуточку.  

- Чаю хочешь? У меня пирожные есть, мама пекла.  

- Мне нельзя – форма. Сама знаешь, иначе никак.  

- Ты выглядишь класс и загар такой... Где загорала?  

- В Ялте.  

- В Ялте!?  

- Ездила тут с одним. Да я тебе рассказывала – Слава – помнишь?  

- Ты же говорила, он на Памир уехал.  

- Примчался как миленький. Все бросил. Говорит, поехали к моим родственникам в Ялту. Дом, сад, море рядом. Жили как в раю. Родственники его меня невесткой называли, а потом все полетело к чертовой бабушке – оказалось, он ширяется.  

- Как это?  

- Ну, наркотики колет. Я как узнала, билет взяла и сбежала. В самолете с одним художником познакомилась. Здесь живет. Просил позировать для портрета. Сейчас в парикмахерскую, а потом на сеанс. Он работает пастелью по наждачной бумаге – как-то так... Слушай, можно я покурю? Твои ворчать не будут?  

- Можно, кури и я с тобой. Они тебя любят, сама не знаю, почему. Тебе все можно, а я живу под папкиным надзором, как в аквариуме. С Андреем и то урывками встречаемся.  

- Как у вас дела?  

- Замуж зовет. Говорит, на заочное переведусь, работать буду, жилье снимем, а я боюсь... Как я родителям скажу. Каждый день собираюсь сказать и трушу... Я ведь беременная...  

- Да ты что! Ой, Маришка, это же здорово! Сколько уже? А Андрей знает?  

- Нет еще. У меня только на девять дней задержка.  

- Ты Андрюшке скажи, дура! Если что, можете жить у меня первое время. Я все равно все время у девчонок. Поживу у них.  

- Правда!?  

- Конечно! Я тебе ключ дам, чтобы было, где встречаться.  

- Лерочка, ты чудо!  

- Я, может быть, скоро даже уеду.  

- Куда?  

- Ладно, потом расскажу, сейчас еще все неопределенно. Не знаешь, Игорь как поживает?  

- Спрашивал про тебя. У него новая подружка.  

- Где он сейчас?  

- Все там же – играет в свой футбол.  

- Мужики, они все такие. Если уж ударился во что-то, то хоть тресни, он все равно себе и другим что-то доказать хочет. Ну ладно, побежала, а то опоздаю. Я еще даже прическу не придумала. Ему надо, чтобы было как можно естественней. Это у всех художников навязчивая идея.  

- Ты заходи почаще, я почти все время дома после занятий.  

- Обязательно. Как я рада за тебя! Приходите с Андреем. Ну, пока.  

- Пока.  

- Одуванчик! Куда летишь?  

- Ой, напугал!.. Привет!  

- Здравствуй! Торопишься?  

- Вообще-то да, а что?  

- Может посидим минутку. Давно не виделись.  

- Ну давай, если не долго. В кафе?  

- Ты, наверное, всегда спешишь. Когда ни встречу тебя, ты все летишь, ну точно – одуванчик.  

- Да я с юга только вернулась, зашла к подруге сейчас, а там трагедия.  

- Кто такая?  

- Да ты ее не знаешь. Она с парнем встречалась, влюбилась как дура, ну и забеременела, а он как узнал – растворился, словно и не было. А у нее папаша – зверь, узнает – убьет. Аборт решила делать. Представляешь, какое у нее состояние.  

- Дела-а-а...  

- А у тебя что новенького?  

- Да что тут может быть новенького. Так, прозябаем. Тебе чего взять?  

- Мороженое.  

- Короче, Лера, засосала трясина повседневности и это трясина называется – заколачивать бабки. Знаешь же мою работу – аккумуляторы, карбюраторы, коробки передач...  

- Плохо себе представляю.  

- Вот купишь себе машину и приедешь ко мне – тогда представишь.  

- Ближайшие сто лет мне это не грозит.  

- Кстати, сколько знакомы, а я не знаю, где ты работаешь.  

- Опомнись, Боря. Я же учусь. Перед тобой будущий финансист. Я же тебе говорила.  

- Нет. Я бы запомнил.  

- По-моему, говорила. Мороженое вкусное здесь. Попроси, чтобы добавили шокалада?  

- Знаешь, я нашел именно тот перевод Ницше, о котором ты говорила.  

- В самом деле? Я уже и забыла, честно говоря.  

- Если хочешь, я его тебе отдам как-нибудь.  

- Конечно, я позвоню. Спасибо.  

- Ты же знаешь, где я живу. Заходи. Моя библиотека здорово разрослась в последнее время.  

- А я все лето почти ничего не читала, только не спрашивай почему!  

- Тогда я и не знаю, что спросить. Мы всегда встречались с тобой в компании, а один на один в первый раз. Я всегда боялся тебя пригласить на танец.  

- А мне казалось, ты всегда всех веселишь.  

- Этого мало, чтобы пригласить танцевать общую любимицу. Мне даже интересно, как это получается, что ты нравишься всем нашим мужикам, но девчонки к тебе не ревнуют.  

- Брось ты, просто у нас нормальный народ. Все, я больше не хочу мороженого.  

- Пойдем?  

- Да, а то я опоздаю.  

- Послушай, у нас сегодня вечер в кабачке. Собираемся классом – юбилей выпуска. Может сходим? Будешь моей девушкой.  

- Ой, не знаю. Это в какое время?  

- В семь начало.  

- Я договорилась сегодня как раз на мотоцикле поучиться ездить... Знаешь, если я на какой-нибудь другой день с тем парнем договорюсь, то позвоню тебе и ты за мной заедешь. Хорошо?  

- Конечно. Я буду ждать.  

- Мой автобус. Ну ладно, пока. Я позвоню в любом случае.  

- Здравствуй, теть Лид!  

- А-а, Лерочка! Заходи, заходи. Как съездила?  

- Все хорошо. Вы как поживаете?  

- Живем помаленьку. Вяжу вот. Почти закончила тебе свитер.  

- А где Шевард?  

- Паша пошел в магазин и взял его с собой. Он сейчас начал линять, так что шерсть летит по всей квартире. Хочу начесать с него на носки. Зимой носки из собачьей шерсти – лучше не надо. Проходи на кухню, я тебя чаем угощу.  

- Я смотрю, вы ремонт сделали? Обои новые.  

- Это только в прихожей. Неделю провозились с этим ремонтом. Тут был такой кавардак – черт ногу сломит. Только вчера все прибрали. Как там мать поживает?  

- Стареет, но держится пока. За хозяйством ухаживает – корова, поросенок и огород. Печку в доме переделывала.  

- А ты как отдохнула?  

- Купалась в речке нашей, загорела вот. Мамка говорит, жила бы дома, но я в деревне работу не найду.  

- Ой, девочка моя. Ей там одной тяжело управляться, вот она на тебя и надеется. И переживает тоже, как ты тут одна, да без присмотра в твои-то годы.  

- Все хорошо у меня, теть Лид.  

- Ты когда приехала-то?  

- Позавчера утром, а в понедельник уже на работу. Мамка картошку вам пришлет, говорила, и варенья. Спрашивает, почему редко пишите. 

- Писать-то шибко нечего нам, пенсионерам, да и она пишет от случая к случаю.  

- Чай вкусный. В деревне такой купеческим называют.  

- Паша любит, чтобы крепкий был. Другого не признает.  

- Я так по Шеварду соскучилась. Он такой смешной.  

- Ладно бы смешной, да еще и дурной к тому же. Ты хоть Игоря своего видела?  

- Не-а. Звонил из этого... Как его... Забыла город. У них игры на выезде. На той неделе приедет. Фотку прислал с медалью на шее.  

- Вот тоже, что это за занятие – футбол. Молодость пройдет, кем он будет.  

- Когда она еще пройдет.  

- Пролетит и оглянуться не успеешь. К зиме себе купила что-нибудь?  

- Купила сапоги и шапку. Еще из старого мамкиного платья, бархатное, помнишь, черное такое, себе платье сшила. Такое классное получилось, прямо загляденье.  

- Раньше-то бархат дешевый был.  

- А вот здесь и здесь вставки сделала из кожи и кожаный пояс широкий. Клево! Ой, дядя Паша пришел! Шевард! Шевард! Отстань! У-у, пес-барбос!  

- Ну, здравствуй, невеста!  

- Фу, какой ты колючий!  

- Держи покупки! Все хорошеешь, значит? И достанешься молодому охламону. Смотри, я ревнивый!  

- Не болтай, жених.  

- А я не буду замуж выходить.  

- Да уж ладно, разрешу.  

- Молоко купил?  

- Купил, купил.  

- Садись чай пить, свежий заварила.  

- Ты, Валерка, уходить будешь, яблок вон возьми. Тебе витамины полезные.  

- Что ж ты ее спроваживаешь, когда она только пришла. Шевард, брысь на место, крутишься тут под ногами.  

- Алло, квартира Кисилевых? Жанну пригласите, пожалуйста. Жанка, привет! Узнала?  

- Лерка, ты что ли?  

- Я. У тебя почему мобильный не отвечает?  

- Привет! Не знаю, сейчас посмотрю. Ты откуда?  

- Отсюда. Я второй день звоню. И ты не отвечаешь и домашний молчит.  

- Да мы с дачи только что. Все выходные на даче были. А ты давно приехала?  

- Два дня, говорю. Слышь, Жанк, у тебя как со временем?  

- А что?  

- Приезжай ко мне прямо сейчас.  

- Зачем?  

- Одну вещь надо, чтоб ты посмотрела, а то я не знаю...  

- Что за вещь?  

- Да платье. Сегодня надевать надо, а я его еще не носила, и не знаю, как сидит. И поболтаем заодно.  

- Ладно. Подкачу часам к трем, только ты дома будь.  

- Буду. Не опаздывай, ладно? Мне к семи нужно готовой быть.  

- Куда собралась-то?  

- Потом расскажу, приезжай.  

- Ну, наконец-то. Привет!  

- Я из-за пробок задержалась. Народу везде, духотища, пока доехала... Фу-у, дай чего-нибудь попить.  

- Сейчас принесу.  

- Я ненадолго. Мать на дежурство сейчас поедет, а мне за Наташкой присматривать.  

- Как там она, растет?  

- Пошла уже. Потеха с ней. Что это? Вода? Спасибо.  

- А я сегодня у Марины была – Борина секретарша, помнишь, я тебе рассказывала? Беременная, оказывается. Вот такой живот, а я только сегодня заметила. Счастливая. Говорит, скоро в декрет пойдет. У Бори теперь, наверное, другая будет.  

- А матери-то ты сказала, что замуж собираешься?  

- Сказала.  

- И что она?  

- Это, говорит, все равно, что за иностранца замуж выйти. И еще говорит, раз он такой молодой и уже в МИДе работает, то, видать, парень серьезный и все такое, ну, сама знаешь. Спрашивала, почему вместе не приехали, познакомиться. Я говорю, приедем еще.  

- Ты его после приезда видела?  

- Вчера весь день катались. Обедали в ресторане, на рынок заехали, потолкались, цветов взяли. Уже когда к машине шли – я, значит, такую охапку цветов тащу – а он платье это увидел у тетки какой-то, взял и купил. Ни примерить, ничего тебе. Для завтрашнего приема, говорит. Для какого такого приема, спрашиваю. Представляешь, оказывается у них сегодня прием для сотрудников в финском посольстве. Говорит, приглашали с женами. Я говорю, я же тебе не жена, а он – невеста зато.  

- Платье покажи.  

- Сейчас, надену. Хочет, чтобы я непременно в этом платье была. Говорит, Одуванчик, сделай мне такой подарок.  

- Как, как он тебя называет?  

- Одуванчик. Он с первого дня так меня зовет.  

- Смешно.  

- Я уже привыкла, а сначала не нравилось. Ну, смотри. Как?  

- Ну-ка, спиной повернись.  

- Сейчас, я еще туфли надену.  

- Шикарное платье, Лерка! Дорогое, наверное?  

- Не знаю, он не говорит.  

- Здесь вот так подколоть, чтобы незаметно только.  

- А декольте не большое?  

- Нет, отлично. Ты еще волосы лентой подходящей подхвати вот здесь, пониже, и будет класс!  

- Тебе, правда, понравилось?  

- В таком платье и к королеве не стыдно. Ой, Лерка, завидую я тебе. Я всю жизнь тут живу и мне никто интересный не попадается, а ты такого жениха оторвала. Когда познакомишь?  

- Знаешь, я боюсь. Я ведь еще ни разу с иностранцами не разговаривала.  

- Улыбайся, да и все. Чего там разговаривать.  

- Да я понимаю, только все равно страшно. Слушай, у меня вино есть, полусухое какое-то. Давай выпьем для храбрости, а?  

- Там вас тоже вином угощать будут.  

- Ну что, выпьем?  

- Давай, тащи свое вино. Мать все равно на работу уезжает, а от батяни от самого вечно прет.  

- Холодное. В холодильнике стояло. Вон рюмки, подай.  

- Цветы твои кто поливал, пока тебя не было?  

- Девчонки из соседней комнаты – я им ключ оставляла и они поливали... Не могу никак открыть. У меня штопор какой-то дурацкий.  

- Дай-ка я открою. Слышишь, Лерка, ты с ним еще не спала? Только не ври, ладно?  

- Один раз в машине – мы за городом были – так чуть дело не дошло. Но он сам... Говорит, хочу, чтобы у нас все не так было, чтобы красиво...  

- Алло, Боря, это я!  

- Привет еще раз! Я ждал твоего звонка.  

- Ну вот. Я договорилась на следующие выходные с хозяином мотоцикла, так что сегодня свободна.  

- Здорово! Молодец! Скажи, куда за тобой заехать? Алло-о-о...  

- Да, да... Я думаю... На Чехова школу девятую знаешь?  

- Это недалеко от "Маяка"?  

- Да-да. Я там буду ждать, где-нибудь у остановки.  

- Да, хорошо. Я через десять минут буду там.  

- Ну ладно.  

- Лера!  

- Да.  

- Ты в каком наряде будешь? Если не секрет, конечно.  

- А что?  

- Скажи хоть, какого цвета?  

- Черное платье, а что?  

- Я хочу, чтобы цветы шли к твоему платью.  

- Смешной ты. Ну, пока.  

- Лера!  

- Да.  

- Я Ницше тебе привезу, хорошо?  

- Вези...  

- Ну я лечу.  

- Здравствует, Валерия Петровна, здравствуйте! С возвращением из отпуска вас!  

- Спасибо, Александр Геннадьевич!  

- Как отдыхалось?  

- Хорошо. Хоть всю жизнь отдыхай.  

- По работе-то скучала? Поди у думать о нас забыла?  

- Ну что вы, я всех вспоминала. Груздей вот соленых домашних вам привезла и еще кое-что.  

- Пировать, значит, будем! Замечательно!  

- А у вас тут какие новости?  

- Да никаких, собственно говоря, и новостей-то. В отпусках все – и Тамара и Валентина Витальевна. Я вот остался, да Светлана, да ты вот теперь будешь.  

- Работы много?  

- Как всегда. Сама знаешь, конец месяца – сейчас начнется. Так что ты теперь наиглавнейший человек. Вон сколько табелей и больничных тебе навалили. Да ты не торопись работать-то, никуда она не денется, работа эта.  

- Да я посмотреть только, а потом вот сяду рядом с вами и вы мне что-нибудь расскажете, ладно?  

- Садись, расскажу. Чего же не рассказать-то...  

"Мы – юннаты, мы – счастливые ребята 

Нашей солнечной страны!" 

М. Матусовский 

-Если бы у тебя был цветик-семицветик, ты что загадал бы? – Толик выдернул из земли сухой колосок, оторвал от него кончик и подул через полую соломинку на муравья. Муравей отлетел в сторону. 

- Вслух или про себя? – Витя приложил к уху кулак, в котором жужжал трутень. 

- Ну, про себя, – это укромное место в лесу у небольшого стоячего пруда Толик приметил ещё вчера, когда дед показывал ему деревню. В пруду водились жабы, которых не разрешала трогать бабушка, потому что от жаб бывают бородавки. Что такое бородавки восьмилетний Толик не знал, но решил, что в том месте, которого коснётся жаба, вырастут волосы. Как маленькая борода. 

- Если про себя, то я сначала бы загадал, чтобы в меня влюбилась Ленка Егорова, – Витю привезла в деревню бабушка, чтобы он немного окреп после частых зимних простуд. 

- А потом что? 

- А потом, – Витя достал из кармана катушку белых ниток, сделал петлю, просунул в неё лапку трутня и затянул. Трутень зажужжал и взлетел, потянув за собой нитку. – А потом бы я загадал, чтобы у меня все молочные зубы сразу поменялись на взрослые, без боли чтоб. 

- А я люблю крутить зуб, когда он «на ниточке»! Ух ты, ух ты, смотри! – на склизский берег, прямо перед носом Толика, вылезла большая жаба. – Давай её словим! 

- Давай! – Витя сомкнул пальцы правой руки над очередным трутнем на цветке. – А бородавки? Ты же сам говорил... 

- Подумаешь, бородавки! – Толик поднял из травы красный сачок, которым он собирался наловить бабочек для школьной коллекции. – Надо просто поссать на руку, тогда ничего не вырастет. 

_ А если жаба тебя укусит? – теперь на нитках у Вити были два трутня. Они летали влево-вправо, и нитки перекрещивались и запутывались. – А у меня два воздушных змея! 

- Жабы не кусаются, ты чё! У них зуб нету, – Толик осторожно опустил сачок на жабу. – Поймал, поймал! А теперь чего? 

- Тащи её на берег! – Витя засуетился и стащил с себя майку. – Давай в майку её завернём! 

Жаба оказалась на редкость спокойной и сидела на майке без движения. 

- А Саня Ветров рассказывал, что они с пацанами жабу через жопу надували и в футбол ею играли, – Толик взял свою соломинку. – Надуем? 

- А она не лопнет? – Витя опасливо разглядывал пупырчатую жабью шкуру. 

- Ты чё, – Толик вставил жабе в зад соломинку, – она же резиновая! 

Надувалась жаба легко, легче воздушного шарика. Вначале она немного поквакала, выпучивая глаза, а потом, наверное, привыкла. Во всяком случае, когда раздулась величиной с маленькую дыню, квакать перестала, и, из-за вздутого живота лёжа на боку, только подрыгивала лапами и вытягивала длинные пальцы . 

- Хватит, наверное, – Толик вынул из жабы соломинку. – А давай её в воду кинем и посмотрим, что будет! 

Жаба забавно плюхнулась в пруд, покружилась вокруг себя, и четырёхлапым тёмно-зелёным мячиком осталась лежать посередине водоёма. 

- Поссать надо, – сказал Толик, – чтобы бородки не выросли на руках. 

- А я не трогал жабу! – Витя углядел нового трутня и поймал его в кулак. 

- Всё равно надо, – уверенно сказал Толик. – Ты жабу в свою футболку заворачивал, тебе через кровь может передаться. 

- Ладно, пойдём, – Витя привязал к кусту уже трёх «воздушных змеев». – А куда идти? 

- Давай ссать на муравейник! Только сначала на руки, а то вдруг писи кончатся! 

Муравьи разбегались в стороны и ныряли в крохотные отверстия муравейника, но две горячие струйки мочи настигали их и смывали с муравьиного холмика вниз. 

Толик вытер мокрые руки о траву, натянул шорты и поковырял в муравейнике тонкой палкой. 

- Видишь, сколько их там! 

- А они наши писи пить будут? – Витя был на целый год младше Толика и ничего не знал о муравьях. – Что они вообще едят? 

- Они едят всё маленькое: маленьких мух, маленьких кузнечиков, маленьких червяков, – зато Толик знал уже всё обо всех, потому что закончил первый класс. 

- Нужно теперь их покормить, – Витя заметил в траве кузнечика и ловко накрыл его сложенной в горсть ладонью. – Нате, ешьте! 

Он сунул кузнечика головой в муравейник и протолкнул пальцем внутрь. 

- Пошли бабочек ловить! – Толик вытряхнул из сачка остатки тины. 

- Ты лови бабочек, а я – трутней, – и Витя побежал к жёлтым цветам на поляне. 

Вскоре мальчики усердно трудились над своей добычей: Витя затягивал нитяные петли на лапах трутней, вынимая одного за другим из спичечного коробка, и теперь у него была уже целая эскадрилья – тринадцать жужжащих и рвущихся в небо коричневых, с жёлтым пятном на спине, пчелиных самцов. 

У Толика работа была посложнее: он вынимал из банки пойманных бабочек, прижимал их указательным пальцем левой руки к картонке и, расправив бабочкины крылья, правой рукой протыкал её тельце швейной булавкой. Бабочка оказывалась пришпиленной к картонке. Какое-то время она ещё трепыхалась, пытаясь взмахнуть крыльями, но потом затихала. Иногда, – по неосторожности, не по злобе! – Толик отрывал у бабочки крыло, и тогда сердобольный Витя, оторвав и второе, ненужное уже, относил останки бабочки к муравейнику. 

- А у нас в туалете жил паук с длииинными лапами, – вспомнил Толик, – если у него лапу оторвать и положить её на пол, она двигается, как живая! 

- Знаю, знаю! – Витя обрадовался, что ему знакомо хоть что-то из того, о чём говорит Толик. – Этот паук называется косиножка! Когда его лапа двигается, нужно кричать: коси-коси, ножка! Коси-коси, ножка! Накоси мне, ножка, денежек немножко! 

- А я вижу птичкино гнездо, – Толик встал и, подойдя к невысокому дереву, захлопал в ладоши. Из кроны вылетела небольшая птица. – Видишь, вот оно, невысоко. 

Гнездо было свито из сухих колосьев и лежало на середине ветки, растущей буквой «Y». 

- Давай посмотрим, что там внутри? – Витя принёс длинную палку и ткнул ею снизу в гнездо. Палка легко поддела плетёную плошку, и та бесшумно упала на траву. В гнезде сидели два пёстрых желторотых птенца. 

- Какие хорошенькие! – Витя посадил одного себе на ладонь. – Я возьму его домой. 

- Я тоже возьму, – Толик вынул второго птенца из гнезда. – Только у нас дома кошка, она его может съесть. 

- Какие всё-таки дети у нас добрые, просто золотые сердечки! – Витина бабушка чаёвничала на веранде с бабушкой Толика. 

- Да, дети чудные, – согласилась та. – Птенчиков спасти хотели, жаль, что кошка их съела. Но вы, Анна Сергеевна, Вите не рассказывайте, расстроится мальчик. 

- Что вы, Наталья Михайловна, такие ужасы детям рассказывать! Вы-то Толику тоже не говорите. Скажем – прилетела мама ихняя и забрала птенчиков в лес. – Анна Сергеевна отхлебнула чаю. – Варенье у вас вкусное! 

- А то! Вишня в этом годе уродилась... 

Поэт – всегда поэт, а на банкете  

Особенно!  

И если двинул речь,  

И если вдруг в стихах, да после третьей,  

То всех готов дотла глаголом сжечь!  

С упертостью могучего Антея  

Ты на застолье громоздишь Парнас,  

И так возвышен, что готов, потея,  

Стихами и слюной забрызгать нас!  

Ну ладно бы стишочек и заткнулся,  

Ну ладно бы частушечку, так нет!  

И кажется, что вечер затянулся,  

Что бенефис сегодня – не банкет!  

А ты все пьешь, закусываешь реже,  

Ты даже не попробовал салат!  

Ты без ножа нам правду-матку режешь  

Хореем да по харям аккурат!..  

А может, только я в священном страхе  

Теряю от поэтов аппетит –  

У всех под пятистопный амфибрахий  

И булькает как надо, и хрустит!..  

Хмельной народ, гудя в угаре пьяном,  

Плясать и пить давно успел устать,  

Лишь ты всю ночь, стуча о стол стаканом,  

Готов читать, читать, читать, читать!  

Ах, просто замечательно бы было –  

Тебя уговорить на миг присесть,  

Сказать: «Покушай! Все уже остыло!»  

И тут же тоже  

Что-нибудь прочесть!